Действительный член Академии

исторических наук

Виктор Кирсанов
kirsanov-vn@narod.ru

 

 

ЛОЖЬ И ПРАВДА О НАЧАЛЕ

ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1941—1945 гг.

 

Начиная с 1956 года, а точнее говоря, после смерти Сталина, и по сей день с подачи Н. С. Хрущева в отечественной научной литературе муссируется ложная мысль том, что накануне Великой Отечественной воины руководство партии и правительства страны, во-первых, располагало досто­верными данными о ходе подготовки и времени нападения Германии на СССР чуть ли не в полном объеме, во-вторых, располагая достоверными данными о ходе подготовки и времени нападения Германии на СССР чуть ли не в полном объеме, руководство СССР не предприняло никаких мер по обеспечению обороноспособности страны. В итоге главным виновником пора­жений советских войск в первые дни войны, привед­ших к большим территориальным, материальным, а также человеческим потерям, было объявлено руко­водство страны во главе со Сталиным.

Если в Тезисах ЦК КПСС к 50-летию Великой Октябрь­ской социалистической революции относительно неудач Красной Армии в начале Великой Отечественной вой­ны 1941—1945 гг. мягко сказано: «Сыграли свою роль допущенные просчеты в оценке возможного времени нападения на нас гитлеровской Германии и связанные с этим упущения в подготовке к отражению первых ударов»[i], то спустя семь лет в новой редакции «Истории КПСС» уже без тени сомнения говорится: «Имелись достоверные данные о концентрации немецких войск у советских границ и о подготовке Германии к нападению на СССР. Однако войска западных военных округов не были приведены в состояние полной боевой готовности. Сталин опасался дать германским фашистам предлог для нападения, рассчитывал оттянуть столкновение посредством дипломатических переговоров. Определенную долю ответствен­ности за упущения в подготовке Красной Армии к от­ражению первых ударов фашистских агрессоров несут также руководители Народного комиссариата обороны и Генерального штаба С. К. Тимошенко и Г. К. Жуков»[ii].

В конце 80-х — начале 90-х годов ХХ века отечественные ученые-обществоведы из числа патентованных представителей от науки громогласно обвиняют в бездеятельности руководство партии и правительства страны перед началом Великой Отечественной войны. Так, в газете «Аргументы и факты» в рубрике «Малоизвестные страницы истории» на вопрос читательницы Н. Тупиковой из Москвы — «Слышала и читала, что в конце 1940 — на­чале 1941 г. поступало много информации о подготов­ке гитлеровской Германии к нападению на Советский Союз. Неужели эта информация не доходила до воена­чальников?» — заместитель начальни­ка управления Генерального штаба генерал-полковни­к Г. А. Михайлов отвечает следующим образом: «Вопреки некоторым бытующим представлениям в Центр регулярно поступала досто­верная информация о подготовке фашистской Герма­нии к нападению на Советский Союз. С большой точ­ностью были переданы боевой состав, численность, группировка войск противника, сообщено решение Гитлера о нападении на СССР, поступала информация о первоначальных сроках нападения и о последующих изменениях в них. Исследования трофейных докумен­тов показали, что данные советской разведки о противнике были очень близки к реальным. Иными сло­вами, информация была. Другое дело, как она исполь­зовалась»[iii].

Дальше — больше. В статье «Народная война: с чем мы вступили в 41-й», опубликованной под редакцией директора института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС академика Г. Л. Смирнова, доктор исторических наук В. М. Кулиш беззастенчиво заявляет: «Сегодня мы хорошо знаем, что Сталин, руководители наркомата обороны и Генераль­ного штаба, наркомата внутренних дел располагали обширной информацией о подготовке фашистской Гер­манией нападения на Советский Союз, о плане страте­гического наступления германских войск и даже о сро­ках его начала. Другое дело, что эта информация иг­норировалась советским политическим руководством»[iv].

Не остались в стороне и философы, перекрикиваю­щие всех и вся, силящиеся подвести под хрущевские инсинуации научную основу. Дело доходит до от­рицания неизбежности войны как средства разреше­ния спорных вопросов капитализма и внутри и за пределами государства, хотя факты уже после окончания Второй мировой войны красноречиво свидетельствуют об обратном. Не страны социализма, а страны капита­лизма, Франция в 1946—1954 гг. во Вьетнаме; США в 1950—1953 гг. в Корее, в 1965—1973 гг. во Вьетнаме, в 1983 г. в Гренаде; Аргентина и Англия в 1982 г. за обладание Фолклендскими островами; неоднократные военные действия Израиля против приграничных араб­ских государств; в 1990—1991 гг. война в Персидском заливе, где в споре за нефть участвовало около 10 (десяти!) капиталистических государств; в 1999 г. на Югославию обрушились 19 (девятнадцать!) капиталистических государств; и другие военные конфликты, включая последнюю войну развязанную США и Англией против Ирака, решали спор­ные вопросы с позиции силы.

«Была ли, например, неотвратима Великая Отече­ственная война 1941—1945 гг.?» — глубокомысленно (насколь­ко позволяет одна извилина) спрашивают со­ставители, авторы основных идей и принципов фило­софии[v]. Следом, задав еще один вопрос — «Был ли с необходимостью предопределен ее внезапный, неожиданный для наших стратегов начальный период?» — отвечают на предыдущий, вышеприведенный, вопрос. «Известно, — говорят они, — что войны во многом определяются эко­номической и политической ситуацией. Однако это не означает, что день и час начала каждой войны с необходимостью, фатально предопределены»[vi]. Разумеется, авторы данной философии не утруж­даются рассмотрением механизма предотвращения на­меченной, более того — окончательно принятого реше­ния, войны Германии с Советским Союзом, поскольку они решали другую задачу — задачу дискредитации Ста­лина. Вернее сказать, не выносят на суд читателя то, как можно было избежать войны с Германией в июне 1941 г., чтобы не показать свое истинное лицо.

Дело в том, что при сложившейся тогда экономи­ческой и политической ситуации в Германии, страст­но жаждавшей крови Советского Союза с целью улуч­шения, усиления собственной экономики и политики за счет ухудшения, ослабления экономики и политики Советского Союза, мы могли избежать войны с Германией в июне 1941 г. одним из трех реальных спосо­бов:

1. Мирные переговоры.

2. Захватить Германию раньше, чем она начнет войну.

3. Добровольно сдаться Германии раньше, чем она начнет войну.

Внешняя политика Советского Союза была направ­лена на реализацию первого способа во взаимоотноше­ниях с другими государствами. Именно мирными пе­реговорами руководство страны во главе со Сталиным пыталось залечить экономический и политический недуг Германии, не питая иллюзий на сей счет, парал­лельно активно готовясь к возможному нападению Германии. Данная тактика, выбранная руководством стра­ны во главе со Сталиным, не нравится хрущевистам, они ее всячески критикуют. Думается, и от второго способа предотвращения войны с Германией в случае его реализации хрущевисты не испытывали бы особо­го восторга. Вот был бы им подарок! Сколько бы они перьев исписали, сколько бы они пепла себе на голову посыпали, сколько бы они плеток об себя поломали, сколько бы «ученых», постригшись, ушли в монас­тырь, сколько бы еще ядовитых стрел было выпущено в адрес руководства страны во главе со Сталиным?! Случись такое, был бы настоящий «пир хрущевистов во время чумы»!

Не случилось. И хорошо, что не случилось.

Если два первых способа предотвращения войны с Германией в той или иной степени не устраивают хру­щевистов, может быть, им по душе третий? Сами они на сей счет открыто не высказываются, дабы не поте­рять лицо, но вскользь, как бы между прочим, задава­ясь вопросом о неотвратимости Великой Отечествен­ной войны 1941—1945 гг., рассуждая о ее необходимо­сти и случайности, говоря с «болью в сердце» о напрасных жертвах войны и т. д., уродуют сознание со­ветских людей в сторону принятия третьего способа предотвращения войны с Германией в июне 1941 года за единственно правильное решение. Такова мораль хрущевистов, и им уже ничем не поможешь. Как го­ворится, «горбатого могила исправит». Тех же, чье со­знание еще не отравлено ложью хрущевистов, хочу предостеречь от такого шага. Добровольно сдавшись Германии до 22 июня 1941 года, в самом деле можно было бы избежать нападения Германии на нас. Избе­жать нападения Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г. — да, но избежать жертв, в особенности человеческих, — нет! Свидетельство тому вся предыдущая ис­тория человечества. Не было ни одного случая, чтобы завоеватели фашистского толка не уничтожали насе­ление «мирно» захваченных территорий. По проше­ствии времени, зная истинные намерения Германии — физически уничтожить большую часть населения Со­ветского Союза, а оставшуюся обратить в рабство, — со­мневаться в том, что в этом случае, случае доброволь­ной сдачи Советского Союза Германии, было бы унич­тожено во много (во много!) раз больше советских людей, чем более 20 млн. человек, не приходится.

И далее, философствуя на тему о Великой Отече­ственной войне, хрущевисты пишут: «Известно, на­пример, что И. В. Сталин получал неоднократные пре­дупреждения от советских дипломатов, разведчиков, даже от посла Германии (надо полагать, от посла Гер­мании в СССР. — В. К.) и от руководителя правительства Англии (самого У. Черчилля, активно толкавшего Гер­манию напасть на СССР, того самого Черчилля, который всячески откладывал открытие Второго фронта, когда Советский Союз истекал кровью? — В. К.) об отно­сительно точной дате нападения фашистской Герма­нии на Советский Союз. Такая информация — объек­тивный исторический факт, предопределявший необ­ходимость своевременно подготовиться к нападению врага и устранить фактор внезапности. Будучи крайне подозрительным, мнительным человеком, слепо верив­шим лишь в свою проницательность, Сталин отказы­вался верить переданной ему информации. Более того, он не принял надлежащих мер, чтобы подготовить Красную Армию к неизбежным боевым операциям, и отказывался отдать соответствующее распоряжение, даже когда нападение на СССР стало свершившимся фактом. Об этом убедительно говорится, например, в воспоминаниях маршала Г. К. Жукова. Пресловутая внезапность гитлеровского нападения отнюдь не была чистой случайностью, которую, как и всякую случай­ность, нельзя было предвидеть. Эта «вне­запность» ока­залась результатом ряда обстоятельств и процессов, с необходимостью вытекавших из авторитарного прав­ления и культа Сталина, усиленных подозрительнос­тью и гигантским самомнением»[vii].

Обычный набор дезинформации из арсенала хрущевистов, используемого ими в борьбе с руководством страны во главе со Сталиным, а если быть еще точнее, с Советской властью, социализмом в целом, — вероятно, для пущей убедительности разбавленный околофило­софскими категориями: чистая случайность и всякая случайность.

Десятилетние инсинуации хрущевистов, с каждым днем набиравшие силу с 1956 года и по сей день, не прошли для общества бесследно. Окончательный удар по и без того израненному Великой Отечественной вой­ной 1941—1945 гг. сознанию советских людей нанесло ложное освещение причины возникновения Второй мировой войны и событий перед началом Великой Оте­чественной войны 1941—1945 гг. В час преобладания эмоции над разумом советские люди, узнав из уст Хрущева и К° виновника всех своих бед, более того — напрасность принесенных жертв, перенесенных лише­ний и страданий, в большинстве поверили хрущевистам. Другие пребывали в растерянности от безысход­ности, поскольку, во-первых, трудно было подать голос против (кроме как на кухне), ибо после XX съез­да КПСС несогласные с новым курсом партии на кри­тику Сталина и выявления его злодеяний повсеместно изгонялись с занимаемых должностей, начиная с В. М. Молотова, Г. М. Маленкова, Л. М. Кагановича, Г. К. Жукова и др. Во-вторых, неоткуда было взять необходимую информацию для восстановления исторической справедливости (хотя бы на кухне), ибо повсеместно стал закрываться доступ к документам, отражающим истинное положение дел, ревизируемых хрущевистами. Так, с книжных полок сельских, районных, городских библиотек и магазинов пропали стенографичес­кие отчеты по XIX съезд КПСС включительно, а так­же пропали материалы судебно-следственных и воен­ных комиссий по делам врагов народа.

Так располагало или не располагало руководство страны во главе со Сталиным достоверными данными о подготовке Германии к нападению на СССР и времени нападения Германии на СССР, о которых говорят хрущевисты? Ответ на этот вопрос будет очевиден пос­ле рассмотрения из имеющихся в виду у хруще­вистов достоверных данных. Пусть это будет «относительно точная дата нападения фашистской Германии на Советский Союз», о которой выше говорили хруще­висты в рясе философов и других ученых. Разумеется, посол Германии и руководитель правительства Англии не в счет, ибо и тот и другой упоминаются в качестве «свадебного генерала». Остаются советские диплома­ты и разведчики, за которыми явно просматривается Р. Зорге из Японии — любимое «детище» хрущевистов, поскольку именно им он обязан своим появлением на исторической арене в разгар антисталинской пропа­ганды в качестве очередной жертвы сталинизма.

Вот как это было: «Как-то в октябре 1962 г. в кремлевском кинозале показывали французскую киноленту о Зорге, позднее шедшую на советском экране. Н. С. Хрущев поинтере­совался у А. И. Микояна: правда ли все то, что пред­ставлено в фильме? Микоян переадресовал его к воен­ным из Генштаба, находившимся тут же, в зале. Да, ответили они, в общих чертах кинокартина правдиво воссоздает события.

Реакция Хрущева была незамедлительной. «Так чего же вы ждете? — сказал он. — Долго еще будете скрывать героя и таить его подвиг от советского наро­да?»[viii]

Военные вроде Д. Волкогонова и Г. Михайлова не заставили долго ждать. Получив официальный заказ на выявление героя и доведение его подвига до совет­ских людей, за два последующих года они проделали большую работу по оболваниванию общества, увен­чавшуюся присвоением Зорге звания Героя Советско­го Союза в ноябре 1964 г. посмертно. Так спустя шесть лет после начала антисталинской пропаганды с помо­щью французской киноленты Хрущев и К° открыли для себя новую громкую жертву «культа личности Сталина».

По всей видимости, биография Зорге больше, чем биография других разведчиков, соответствовала био­графии жертвы. Иначе чем объяснить тот факт, что выбор пал на Зорге, хотя были и специалисты не хуже, если не лучше него, работавшие в не менее, если не более сложных условиях и передававшие не менее, если не более достоверную информацию, чем он.

По словам хрущевистов, Зорге и другие передава­ли в Центр достоверную информацию с относительно точной датой нападения Германии на Советский Союз, а руководство страны во главе со Сталиным игнориро­вало эту информацию и не приняло соответствующих мер для встречи врага 22 июня 1941 года. Справедли­во возникает вопрос: «Зорге и другие передавали в Центр достоверную информацию с относительно точ­ной датой нападения Германии на Советский Союз, лишь относительно связанной с датой 22 июня 1941 года, например, как это сделал Зорге 1 июня 1941 г. «...Из Берлина послу Отту поступила информация, что напа­дение на СССР начнется во второй половине июня... Информация получена от немецкого военного дипло­мата, направляющегося из Берлина в Бангкок...»[ix], или они передавали в Центр множество другой достоверной информации с относительно точной датой нападения Германии на СССР, лишь относительно связанной с другими дата­ми? Если верить О. Гончакову, «раскрывающему» перед читателем невесть откуда взявшуюся у него и чудом сохранившуюся, чудом не сожженную старую папку с пожелтевшими страницами и полустертыми грифами «Совершенно секретно» и «Хранить вечно» (он так пишет), то таких сообщений с разными относи­тельно точными датами нападения Германии на СССР поступало в Центр, начиная с 1941 года, ежемесячно по два и более раза. Тот же Зорге, согласно справке разве­дывательного управления Генерального штаба, «5 мар­та 1941 г. прислал микропленку телеграммы Риббент­ропа послу Германии в Японии генералу Отту с уведомлением, что Германия начнет войну против СССР в середине июня 1941 года»[x]. Он же, согласно справке замес­тителя наркома иностранных дел А. Я. Вышинского, 11 апреля 1941 г. сообщал: «Представитель Генерального штаба в Токио заявил, что сразу же после завершения войны в Европе начнется война против Советского Со­юза»[xi]. Из той же справки А. Я. Вышинского: «...В январе с. г. К. Уманский, посол СССР в США, сообщил по просьбе заместителя государственного сек­ретаря Самкера Уэлльса, что правительство США рас­полагает сведениями о намерении Германии напасть на СССР весной с. г.»[xii].

Спрашивается, какая информация с относительно точной датой нападения Германии на СССР считается достоверной, если она поступает день за днем с новой относительно точной датой нападения на СССР? При таком положении дел, когда бы Германия ни напала на СССР — до 22 июня 1941 или после, — в руках хруще­вистов всегда окажутся достоверные данные с относи­тельно точной датой нападения Германии на СССР для борьбы с правительством во главе со Сталиным. Как быть? По мере поступления информации с относитель­но точной датой нападения Германии на СССР бить тревогу, подымать народ в ружье и держать его наго­тове без сна и отдыха до истечения сей относительно точной даты? Тогда велика вероятность, что очередная тревога в случае несоответствия предыдущей (предыдущим) в действительности не будет «услышана». Не этого ли в числе прочего добивалась Германия, пере­нося сроки нападения?

Соответственно необходимо разобраться с понятием «достоверные данные», «достоверная информация», связанным с сообщением сроков нападения Германии на СССР. В рассматриваемом случае данные или ин­формация считаются достоверными, если, во-первых, их содержание соответствует источнику, т. е. достовер­но в изложении; во-вторых, их содержание, достовер­ное в изложении, носит не вероятный, а действитель­ный характер, отражает не возможное, а реальное значение, т. е. достоверно практически. Во все времена в истории найдется немало разведчиков, готовых под­писаться в достоверности переданного ими сообщения по признаку изложения, но не найти ни одного, кто бы подписался в достоверности переданного им сообщения по признаку практики, если в сообщении речь идет о том, чего еще не было. Таким образом, руковод­ство страны во главе со Сталиным располагало досто­верными данными с относительно точной датой напа­дения Германии на СССР лишь в части изложения раз­ведчиками и другими увиденного, услышанного и т. д. Эти данные не были достоверными в том плане, что Германия непременно нападет на СССР в соответствии с относительно точно указанной датой.

Заканчивая разговор о разведчиках, приведу высказывание на сей счет Г. К. Жукова, со свойственной ему прямотой осветившего события до и после 1941—1945 гг. в книге «Воспоминания и размышления», написанной им в 1969 г., спустя 13 лет после объявле­ния Сталина культом личности. Он бы мог, как неко­торые, присоединиться к хрущевистам и спокойно плыть по течению рядом с их капитаном... И повод был: одно время сам находился под следствием по делу Тухачевского... Но он этого не сделал, за что и впал в немилость хрущевистов, был снят с высоких постов и отправлен в «ссылку». Вероятно, Жуков знал, что, как и почему он находился под следствием в отличие от «невинных жертв» сталинизма, которые ничего не видели, не слышали и не знают, к которым нежданно-негаданно пришли в дом глубокой ночью двое в кожанках, молча без шума и света забрали в неизвестном направлении... Анекдот да и только.

Из «Воспоминаний и размышлений» Г. К. Жукова, об убедительности которых говорят хрущевисты:

«С первых послевоенных лет и по настоящее вре­мя кое-где в печати бытует версия о том, что накану­не войны нам якобы был известен план «Барбаросса», направление главных ударов, ширина фронта развер­тывания немецких войск, их количество и оснащен­ность. При этом ссылаются на известных советских разведчиков — Рихарда Зорге, а также многих других лиц из Швейцарии, Англии и ряда других стран, ко­торые якобы заранее сообщили эти сведения. Однако будто бы наше политическое и военное руководство не только не вникло в суть этих сообщений, но и отвергло их.

Позволю со всей ответственностью заявить, что это чистый вымысел. Никакими подобными данными, насколько мне известно, ни Советское правительство, ни нарком обороны, ни Генеральный штаб не располагали»[xiii].

Осталось опровергнуть второе лживое утверждение хрущевистов, а именно о бездеятельности руководства страны во главе со Сталиным в предвоенные годы. Еще 3 марта 1939, выступая на XVIII съезде партии, Сталин открыто заявил о начале капиталистическими государствами Второй мировой войны с целью переде­ла мира; о постепенном увеличении числа стран — учас­тников войны; о приближении войны к границе СССР; о необходимости всемерного увеличения обороноспособности страны ввиду большой вероятности «вовлечения» СССР во Вторую мировую войну; об антисовет­ской направленности «политики невмешательства», проводимой Англией, Францией, США в угоду Герма­нии, Италии, Японии.

«...Новый экономический кризис должен был при­вести и действительно приводит к дальнейшему обо­стрению империалистической борьбы. Речь идет уже не о конкуренции на рынках, не о торговой войне, не о демпинге. Эти средства борьбы давно уже признаны недостаточными. Речь идет теперь о новом переделе мира, сфер влияния, колоний путем военных действий.

Япония стала оправдывать свои агрессивные дей­ствия тем, что при заключении договора 9 держав ее обидели и не дали расширить свою территорию за счет Китая, тогда как Англия и Франция владеют гро­мадными колониями. Италия вспомнила, что ее оби­дели при дележе добычи после первой империалистической войны и что она должна возместить себя за счет сфер влияния Англии и Франции. Германия, се­рьезно пострадавшая в результате Первой империалис­тической войны и Версальского мира, присоединилась к Японии и Италии и потребовала расширения своей территории в Европе, возвращения колоний, отнятых у нее победителями в Первой империалистической вой­не.

Так стал складываться блок трех агрессивных го­сударств.

На очереди встал вопрос о новом переделе мира посредством войны...

После Первой империалистической войны государ­ства-победители, главным образом Англия, Франция и США, создали новый режим отношений между страна­ми, послевоенный режим мира. Главными основами этого режима были на Дальнем Востоке договор девя­ти держав, а в Европе — Версальский и целый ряд дру­гих договоров. Лига Наций призвана была регулиро­вать отношения между странами в рамках этого режи­ма на основе единого фронта государств, на основе коллективной защиты безопасности государств. Однако три агрессивных государства и начатая ими новая импе­риалистическая война опрокинули вверх дном всю эту систему послевоенного мирного режима. Япония разорвала договор девяти держав, Германия и Италия — Версальский договор. Чтобы освободить себе руки, все эти три государства вышли из Лиги Наций. Новая империалистическая война стала фактом... Характерная черта новой империалистической вой­ны состоит в том, что она не стала еще всеобщей, мировой войной. Войну ведут государства-агрессоры, вся­чески ущемляя интересы неагрессивных государств, прежде всего Англии, Франции, США, а последние пятятся назад и отступают, давая агрессорам уступку за уступкой...

Формально политику невмешательства можно было бы охарактеризовать таким образом: «Пусть каждая страна защищается от агрессоров как хочет и как может, наше дело сторона, мы будем торговать и с аг­рессорами и с их жертвами». На деле, однако, полити­ка невмешательства означает попустительство агрес­сии, развязывание войны, следовательно, превраще­ние ее в мировую войну. В политике невмешательства сквозит стремление, желание не мешать агрессорам творить свое черное дело, не мешать, скажем, Японии впутаться в войну с Китаем, а еще лучше — с Советским Союзом, не мешать, скажем, Германии увязнуть в ев­ропейских делах, впутаться в войну с Советским Со­юзом, дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, — выступить на сцену со свежими силами, выступить, конечно, в «интересах мира» и продиктовать ослабевшим участникам войны свои ус­ловия.

И дешево и мило!..

Понятно, что СССР не мог пройти мимо этих гроз­ных событий. Несомненно, что всякая, даже неболь­шая война, начатая агрессорами где-либо в отдален­ном уголке мира, представляет опасность для миролю­бивых стран. Тем более серьезную опасность представ­ляет новая империалистическая война, успевшая уже втянуть в свою орбиту более пятисот миллионов человек насе­ления Азии, Африки, Европы. Ввиду этого наша страна, неуклонно проводя политику сохранения мира, развернула вместе с тем серьезнейшую работу по усилению боевой готовности нашей Красной Армии, нашего Красного Военно-Морского Флота...»[xiv]

Претворяя в жизнь решения XVIII съезда партии, руководство страны во главе со Сталиным в области внешней политики неуклонно проводило политику со­хранения мира, не давая втянуть СССР в большую вой­ну. После окончательного выявления нежелания Анг­лии и Франции составить коалицию с СССР, в случае если Германия начнет войну против одного из них, для совместного отпора агрессору, СССР был вынужден с подачи Германии заключить — особенно ненавистный хрущевистам — договор (пакт) о ненападении между Германией и СССР, что позволило нам отсрочить вой­ну с Германией почти на два года.

В области внутренней политики активно наращи­валась обороноспособность страны. Особое внимание уделялось техническому перевооружению армии и флота, выпуску новых видов оружия и замены ста­рых. Одновременно с оснащением войск новой боевой техникой и новыми образцами вооружения с 1939 г. по июнь 1941 г. численность Вооруженных Сил была увеличена почти в 2,5 раза... Далее, чтобы не переска­зывать Жукова, предоставлю слово ему самому о дея­тельности партии и правительства накануне Великой Отечественной войны 1941—1945 гг., тем более что его «Воспоми­нания и размышления», по словам хрущевистов, убедительны:

«С чем же мы пришли к началу войны, была ли готова страна, ее вооруженные силы достойно встретить врага? — задавался вопросом Жуков. — Со своей стороны, — продолжал он, — я готов высказать мнение, прежде всего о военной стороне дела, восстановив в меру сил и возможности общую политику и обрисовав события тревожных месяцев и дней первой половины 1941 года. Начнем с самого главного — развития нашей экономики и промышленности, основы обороноспособности страны.

Третий пятилетний план (1938—1942 гг.) явился естественным продолжением второго и первого. Извес­тно, что те две пятилетки были перевыполнены. Если говорить о промышленности, то она возросла за четыре года первой пятилетки в два раза, намеченное увеличение на вторую пятилетку в 2,1 раза практически завершилось ростом в 2,2 раза. XVIII съезд ВКП(б) утвердил рост выпуска промышленной продукции на пять лет в 1,9 раза. Были ли какие-нибудь основания считать этот план нереальным, невыполнимым? Нет.

Наоборот.

К июню 1941 года валовая продукция промышлен­ности уже составила 86 процентов, а грузооборот же­лезно­дорож­ного транспорта — 90 процентов от уровня, намеченного на конец 1942 года. Было введено в дей­ствие 2900 новых заводов, фабрик, электростанций, шахт, рудников и других промышленных предприя­тий.

Если взять капиталовложения в денежном выра­жении, то план предусматривал создание новых и реконструирование старых предприятий на сумму 182 миллиарда рублей против 103 миллиардов рублей во второй и 39 миллиардов в первой пятилетке. Из этого видно, что даже с учетом имевшего в последние годы удорожания строительства вводилось в действие про­изводственных мощностей больше, чем за две предшествующие пятилетки, вместе взятые.

Как же обстояло дело с тяжелой и собственно обо­ронной промышленностью? В докладе XVIII съезду ВКП(б) об очередном плане развития народного хозяй­ства отмечалось, что в ходе выполнения прошлых пла­нов пришлось ввиду осложнения международной об­становки вносить серьезные поправки в развитие тя­желой индустрии, значительно увеличив намеченный темп подъема оборонной промышленности. По плану третьей пятилетки по-прежнему особенно быстро шла вперед тяжелая и оборонная промышленность.

Действительно, ежегодный выпуск продукции всей промышленности возрастал в среднем на 13 процен­тов, а оборонной промышленности — на 39 процентов. Ряд машиностроительных и других крупных заводов был переведен на производство оборонной техники, развернулось строительство мощных специальных заводов.

Центральный комитет партии помогал предприятиям, выпускающим новую военную технику, в снаб­жении дефицитным сырьем, новейшим оборудовани­ем. Чтобы крупные оборонные заводы имели все необ­ходимое и обеспечивали осуществление заданий, туда посылались в качестве парторгов ЦК опытные партий­ные работники, видные специалисты. Должен сказать, что И. В. Сталин сам вел большую работу с оборонны­ми предприятиями, хорошо знал десятки директоров заводов, парторгов, главных инженеров, встречался с ними, добиваясь с присущей ему настойчивостью вы­полнения намеченных планов.

Таким образом, с экономической точки зрения на­лицо был факт неуклонного и быстрого, я бы даже сказал форсированного развития оборонной промышленности.

При этом не следует забывать, что, во-первых, этот гигантский рост в значительной степени достигался ценой исключительно трудового напряжения масс, во-вторых, он во многом происходил за счет развития легкой промышленности и других отраслей, непосред­ственно снабжавших население продуктами и товара­ми. Точно так же необходимо иметь в виду, что подъем тяжелой и оборонной промышленности происходил в условиях мирной экономики, в рамках миролюбиво­го, а не военизированного государства.

Поэтому еще больший нажим или крен в эту сторо­ну практически означал бы уже переход с рельсов мирного развития страны на рельсы военного разви­тия и привел бы к изменению, перерождению самой структуры народного хозяйства, ее милитаризации в прямой ущерб интересам трудящихся.

Естественно, с позиций послевоенных лет легко ска­зать, что на данном виде оружия следовало бы сделать больший акцент, на другом меньший. Но даже с этих позиций невозможно было бы желать какого-либо кар­динального, общехозяйственного изменения в предвоен­ной экономике»[xv].

Таким образом, у хрущевистов нет никаких оснований обвинять руководство страны во главе со Сталиным в игнорировании информации о подготовки нападения Германии на СССР и бездеятельности накануне Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.

В особенности следует указать на наличие директивы политического и военного руководства страны — официально замалчиваемой отечественными учеными-обществоведами, в которой войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского округов 22—23.06.1941 г. ставится задача быть в полной боевой готовности для возможного отражения наступления немцев и их союзников, в которой приказывается привести в боевую готовность все части приграничных округов. Чтобы никто не сомневался в наличии данной директивы, привожу ее из «Воспоминаний и размышлений» Жукова, памятуя об их убедительности. Цитирую:

 

«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.

Копия: Народному комиссару Военно-морского Флота

 

1) В течение 22—23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2) Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинг­радского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3) Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточено и замаскировано;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить. 21.6.41 г.

Тимошенко. Жуков».

 

С этой директивой И. Ф. Ватутин немедленно вые­хал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года»[xvi].

Таким образом, передача директивы, в которой войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского округов 22—23.06.1941 ставится задача быть в полной боевой готовности, в которой приказывается привести в боевую готовность все части приграничных округов для отражения возможного внезапного удара немцев и их союзников, была закончена за 3,5 часа до начала войны.

Легко и просто по прошествии времени при вновь открывшихся обстоятельствах давать советы, критиковать, а тем более осуждать деятельность партии и правительства страны перед началом Великой Отечественной войны. Куда труднее правильно и своевременно действовать в сложившихся исторических условиях. Думаю — нет, уверен, — что даже все хулители деятельности партии и правительства перед началом Великой Отечественной войны, вместе взятые, не справились бы и с сотой долей задач того времени. За примерами далеко ходить не надо. Достаточно сказать, что благодаря именно их неумелым действиям наша страна за последние 20 лет сошла с магистральной дороги развития человечества на обочину цивилизации.

Немаловажную роль в искажении деятельности партии и правительства перед началом Великой Отечественной войны сыграли представители послевоенных министерств и ведомств страны. Даже Жуков — и тот во всеуслышанье сказал правду о деятельности партии и правительства страны перед началом Великой Отечественной войны лишь после того, как его сняли с высоких должностей в партии и правительстве. Именно с молчаливого согласия высокопоставленных военных, если не сказать попустительства, основными очернителями деятельности партии и правительства перед началом Великой Отечественной войны являются люди в военных погонах с большими звездами: Д. Волкогонов, Г. Михайлов и другие. Да что там Волкогонов, Михайлов и другие исказатели истории, высасывающие из пальца события тех тревожных лет, когда непосредственные участники этих самых событий, из числа руководителей военного министерства и ведомства страны периода начала Великой Отечественной войны, можно сказать творцы истории рассматриваемого периода, вносят свой вклад в оклеветание ими же созданной истории.

Дабы не быть голословным возьмем, к примеру, Наркома ВМФ СССР того времени Н. Г. Кузнецова, сетующего на то, что, дескать, «главное, вроде наращивания дивизий и оружия делается, границы на западе и юге отодвигаются, и идет создание новой оборонительной линии. Остается в случае необходимости привести армию в полную готовность. Вот в этом и совершалась первая крупная ошибка. Армию привести в готовность следовало рань­ше. Она должна была учиться по планам войны. Этим нужно было заниматься ежедневно, хотя бы и не ожидалось скорой войны»[xvii].

Вот это да... Наращивание дивизий и оружия, отодвигание границ на западе и юге, создание новой обо­ронной линии и другие мероприятия руководства стра­ны по укреплению обороноспособности Кузнецов считает как бы ненужным делом, более того — именно в этом он видит первую крупную ошибку в деятельности партии и пра­вительства накануне Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. «Армию привести в готовность следовало раньше», — говорит он, как будто вышеперечисленные мероприятия к готовности армии встретить врага не имеют никакого отношения, а если и имеют, то незначительно. Оказывается, армия должна была учиться по планам войны ежедневно, хотя бы и не ожидалось скорой войны.

Я, вероятно, как и многие, до сих пор полагал, что святая обязанность Вооруженных Сил — быть готовыми защитить территориальную целостность страны от посягательства извне, ежедневно без ожи­дания скорой войны готовиться к отражению врага. Чем занимались накануне Великой Отечественной войны вверенные Кузнецову подразделения и лично он сам? Возделывание и уборка сельскохозяйствен­ных продуктов отпадает, поскольку на море и океане ни картошка, ни пшеница не растут. Чистить якоря и драить палубу не могли, судя по наличию кораблей, в противном случае давно бы все стерли в порошок. Может быть, строили дачи... Тоже маловероятно, ибо, во-первых, столько дач не наберется, во-вторых, за это время все леса бы давно вырубили и горы на камни для фундамента и стен разобрали...

До какой степени должно быть извращено сознание человека, способного, зная правду, писать и говорить неправду?! Тот же Кузнецов утверждает, что «...указания, данные вечером 21 июня, не были категоричными и требующими принятия самых срочных и реши­тельных мер по повышению готовности. Дав указания, правительство не включилось в приведение в готовность Вооруженных Сил в целом (почему я как нар­ком ВМФ остался еще в неведении) и не приняло мер о срочной информации заинтересованных наркомов, связанных с военными делами»[xviii]. К сожалению, Кузнецов не указал, какие такие категорические указания, требующие принятия самых срочных и решительных мер по повышению готовности он имеет в виду, если в преамбуле полученных им указаний (директивы) войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского округов 22—23.06.1941 ставится задача быть в полной боевой готовности для возможного отражения наступления немцев и их союзников, а в приказной части приказывается все части привести в боевую готовность. А может быть, нарком ВМФ Кузнецов Н. Г. не был связан с военными делами? Вероятно, он просто не знает, что сказать, а сказать надо, вот и льет воду на мельницу хрущевистов-демократов, напускает туману. Относительно того, что он остался в неведении о подготовке войск в ночь на 22 июня 1941 г. из-за «невключения» правительства в приведение в готовность Вооружен­ных Сил в целом — могу точно сказать, что это наглая ложь. Во-первых, потому, что Н. Ф. Ватутин закончил передачу директивы в округа в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Во-вторых, потому, что копия директивы была направлена Н. Г. Кузнецову, т. е. ему самому. В-третьих, потому, что он здесь же, на с. 4 газеты «Правда» от 20.07.91 г, говорит: «Это было вечером 21 июня. Длинная телеграмма из наркомата обороны, которую я видел в 22 часа с минутами в кабинете у наркома обороны маршала С. К. Тимошенко...»[xix]. Очевидно, что Кузнецов видел эту директиву, видел и остался в неведении.

В заключение хочу сказать следующее. Я не сторонник культа личности Сталина. Я сторонник исторической справедливости. Я против огульной практики бездоказательного обвинения в бездеятельности руководства партии и правительства страны в канун Великой Отечественной войны. Это вредно для страны, для народа.

Как правильно заметили Суходеев и Соловьев, «раз­вен­ча­ние Великой Победы в Отечественной войне 1941—1945 годов практически началось с того, чтобы превратить И. В. Сталина, столь много сделавшего для Победы, для своей Родины и для человечества, в чудовище, в пугало для многих поколений людей. Через критику И. В. Стали­на был проложен путь к критике партии, к развенчанию достижений Советской власти и нашей победы в Великой Отечественной войне. Все перечеркивающая критика Сталина была первым этапом и вместе с тем важнейшим средством борьбы против социализма. Через критику Сталина как Верховного Главнокомандующего шел путь к тотальной критике Великой Отечественной войны. После­дователи этой линии двигались дальше по этому пути, все больше опошляя великий народный подвиг. На наших гла­зах развертывается беспрецедентное явление. Мощные средства пропагандистского аппарата государства развер­нули широкую кампанию клеветы, унижения армии, со­вершивший великий подвиг спасения Родины и человече­ства от гибели и варварства»[xx].

Я против сокрытия данных, свидетельствующих о титанической работе руководства страны во главе со Сталиным в канун Великой Отечественной войны по обеспечению ее территориальной целостности и независимости. Именно «развенчание Сталина как Верховного Главнокомандующего стало одним из главнейших приемов в кампании очерни­тельства Великой Отечественной войны, подвига советского народа и его Армии, подвига партизан и тружеников тыла»[xxi].

Нельзя принижать роль и значение Сталина и одновременно возвеличивать роль и значение советского народа. Это алогично. Не вдаваясь в дискуссию о роли личности в истории — это тема отдельного разговора, — замечу, что стадо львов во главе с бараном слабее стада баранов во главе со львом. И если мы, говоря языком аллегории, уподобляем советский народ львам, то и возглавить его на свершение подвига вселенского масштаба может только лев, а не баран. Лишь во главе с великой личностью народ способен совершить великие дела. Величие народа определяется величием личности.