НАЦИОНАЛЬНЫЙ

___________________

ИНТЕРЕС

___________________

__________________________

ВИКТОР КИРСАНОВ

____________________________

НОВЕЙШАЯ

ПОЛИТОЛОГИЯ

________________________

Москва

Алгоритм

2004

-3-

ББК 66.3

К 43

Кирсанов В.Н.

К 43 Новейшая политология. - М.: Алгоритм, 2004. - 288 с.

ISBN 5-9265-0113-Х

Почти двадцать лет Россия движется по капиталистическому пути развития и с каждым годом жизнь абсолютного большинства россиян становится всё хуже, и хуже. Повсеместно ширится и крепнет наступление капитала на, и без того хилое, политическое и социально-экономическое положение трудящихся. Выборы всех уровней, разве что за исключением президентских, однозначно показывают, что криминал открыто стремится к власти...

Почему это происходит? Как могло случиться, что самая богатая страна в мире влачит жалкое существование? В чём причина того, что верхи, не «умея» руководить в интересах абсолютного большинства членов общества, продолжают оставаться у власти?

На эти и другие актуальные вопросы современности и призвана ответить эта книга.

Издание рассчитано на специалистов в области политики, экономики, идеологии, философии и истории.

ББК 66.3

© Кирсанов В., 2004
ISBN 5-9265-0113-Х © ООО «Алгоритм-Книга», 2004

-4-

Предисловие

В 1991 году выплеснув ребёнка вместе с водой, буржуазные демократы после более чем десятилетнего безуспешного руководства страной нынче активно ищут национальную идею, желая примирить вызванных ими к жизни эксплуататоров и эксплуатируемых. Даже праздник придумали — «День примирения» называется. При этом их взоры обращены к исторически чуждым для большинства российского народа философским, политическим, идеологическим, экономическим идеалам и ценностям других народов.

А между тем идея строительства справедливого общества, во имя которой служили передовые представители крестьян, рабочих и интеллигенции, и есть национальная идея россиян. Только за последние почти 200 лет, начиная с декабристов, за неё сложили головы миллионы лучших сынов Отечества. В их числе Пушкин и Лермонтов. Декабристы хотели совершить благо для России без участия народных масс, а потому и потерпели поражение. По справедливому замечанию Ленина: «Узок круг этих революционеров. Страшно они далеки от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию»[1].

Начиная со второй четверти XIX века в России ширится понимание необходимости коренного общественного преобразования. В отличие от декабристов, желавших «улучшить» царизм, речь шла о ликвидации царизма и построении нового общества, минуя капиталистическое развитие. Одним из первых выступил против капиталистического развития страны Белинский. Обличая неизлечимые пороки и язвы капитализма, он писал: «Горе государству, которое в руках капиталистов! Это люди без патриотизма, без всякой возвышенности и чув-

-5-

ства»[2]. Другим непримиримым противником капиталистического развития России был Чернышевский...

Всех не перечислишь. Достаточно сказать, что Муравьев, Пестель, Рылеев, Каховский, Бестужев, Пушкин, Лермонтов, Герцен, Белинский, Чернышевский, Добролюбов, Достоевский, Кибальчич, Морозов, Некрасов, Гоголь, Чехов, Репин и другие входят в сокровищницу отечественной культуры и науки. Пусть не все они кончили жизнь от рук царизма — на эшафоте, в тюрьмах, на дуэли, — всех их объединяло одно: служение на благо российского народа, стремление к свободе, равенству и счастья для всех и для каждого. Многие из них были состоятельными людьми. Потому интеллигенция, в хорошем понимании этого слова, и ассоциируется с теми из господ царской России, кто не мог равнодушно смотреть на тяготы и лишения трудового народа, кто желал ему добра и делал ему добро в меру своих сил и способностей, от чистого сердца.

Коммунисты лишь четко выразили и воплотили в жизнь, то о чём мечтало прогрессивное человечество конца XIX — начала XX века. Россияне больше всех хотели построения справедливого, равноправного и счастливого общества и больше всех стремились к нему, а потому и раньше всех приступили к его строительству в октябре 1917 года. Спору нет, не всё задуманное получилось так, как хотелось. Однако это не повод поливать грязью ЗОЛОТОЙ ВЕК российской истории. Ошибки Советской России в основном обусловлены объективными причинами. Каково было коммунистам-первопроходцам, если даже с учётом «вновь вскрывшихся» обстоятельств невозможно дать однозначное решение стоявших перед ними задач.

Придёт время, и лжедемократическая пена непременно сойдет. Первые признаки очищения сознания россиян налицо: на последних выборах не прошли в Госдуму четвертого созыва ни Российская демократическая партия «Яблоко» во главе с Явлинским и Лукиным, ни демократический блок «Союз правых сил» во главе с Чубайсом, Немцовым и Хакамадой. Рано или поздно зашлакованная ими ПРАВДА обязательно пробьет себе дорогу. Конечно, лучше раньше, чем позже, т. к. это позволит избавить россиян от длительного пребывания во мраке невежества. Но для этого надо бороться как с внешними, так и с внутренними врагами России. С внешними врагами более-менее понятно. При необходимости отпора внешнему врагу весь российский народ как один встанет на защиту своего отечества вплоть до свержения руководства страны, если его деятельность будет идти вразрез с интересами руководи-

-6-

мого им народа. Примеров тому множество, и последним из них является падение царизма. Труднее с внутренними врагами, ибо нелегко их выявить, а тем более уничтожить. К тому же на сегодняшний день они проникли во все поры российского общества. В своё время Достоевский, говоря о них, писал: «В России есть кучка людей, считающая Россию недоразумением, которое необходимо устранить». В настоящее время эта кучка разрослась до размеров реально грозящих погубить Россию.

Современное нищенское состояние России — результат искажения, если не сказать преднамеренного шельмования демократами истории страны. Без прошлого нет настоящего, без настоящего нет будущего. Кто сегодня пытается вычеркнуть из памяти россиян более чем 70-летнию историю России советского периода, начиная с победы Великой Октябрьской Социалистической Революции, тот, по сути, лишает Россию будущего. Превращение россиян в иванов-не-помнящих-родства есть прямая дорога к уничтожению России.

В сложившихся обстоятельствах первым делом следует очистить зерна истины от лжедемократических плевел. Содержание данной книги является частью этой работы.

Предлагаемое вниманию читателя сочинение не плод досуга ума и фантазии автора, а научный труд, основные положения которого выверены на конференциях, семинарах и круглых столах, организуемых Региональной общественной организацией «Новейшая политология», а так же на межпартийном семинаре И. Самойлова.

Россия обязательно очнется от демократического угара. И как бы ни были милы сердцу обывателя тютчевские строки: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить, у ней особенная стать, в Россию можно только верить», — пора покончить с образом России дикой, непонятной, не поддающейся логическому осмыслению, не похожей на другие страны государством. Противникам же цивилизованной России могу сказать следующее:

Умом Россию не понять —

Был приговор поэта.

Ему не будем мы пенять

Незнание предмета.

За давностью декрета

Но тем, кто думает, как он,

В наш просвещённый век,

Мы дружно скажем: «Пустозвон!

Пещерный человек».

-7-

Часть 1

______________________________________________________________________________________________________________________

Мифы нашего времени

Детская боязнь «левизны» в коммунизме

История этой болезни берёт своё начало с периода правления в СССР Н. Хрущева. Именно при его руководстве страной и Коммунистической партией стали расти махровым цветом подхалимаж, кумовство, сватовство и прочие негативные явления партийной жизни. В особенности после объявления им в 1961 году об успешном завершении строительства социализма в стране и начале строительства коммунизма за 20 лет. Несогласные с этим либо изгонялись из компартии, либо отодвигались на задний план. Компартия бурлила обновлением строителей социализма на строителей коммунизма. На место коммунистов по призванию приходили коммунисты по названию. Если при Сталине в центре и на местах коммунисты остро реагировали на вопросы партийного и государственного строительства и каждый шаг в этом направлении вызывал жаркие споры, то после его смерти, при Хрущеве, такое стало невозможно. Оно и понятно: одно дело возразить, выступить против чужого дяди, и другое дело возразить, выступить против «своего» дяди, которому ты что-то должен или чем-то обязан. В последнем случае остаётся следовать чужой воле, выполнять чужое указание, как своё, вопреки собственному мнению, собственному пониманию дела, даже если это противоречит или вредит коммунистическому движению. Тут никакие знания не помогают. Более того, приходит понимание ненужности этих самых знаний. В условиях круговой поруки основным критерием пригодности человека становится не знание им дела, не его честность и принципиальность, как было раньше, при Сталине, а его умение плыть по течению, его способность «дружить» со всеми. В конце концов это привело к тому, что вся вертикаль власти в Ком-

-8-

мунистической партии Советского Союза (КПСС) была занята идеологическими неучами и политическими проститутками. У руля партии снизу доверху стояли окончательно деградировавшие коммунисты. Совсем не случайно в последние годы существования КПСС её возглавлял совершенно безыдейный и безвольный человек. Его незнание даже основ марксизма-ленинизма граничило с идиотизмом. Он, должно быть, столько раз «гнулся» и «ломался» на пути к креслу Генерального секретаря ЦК КПСС, что плюхнулся в него словно мешок с... Подстать ему было и его окружение. В итоге коммунистическая безграмотность и политическое безволие руководителей КПСС сделали своё дело: привели к ликвидации как самой Коммунистической партии Советского Союза, так и Советского Союза.

А ведь Сталин ещё в 1939 году предупреждал, что «можно удовлетворительно поставить дело регулирования состава партии и приближения руководящих органов к низовой работе; можно удовлетворительно поставить дело выдвижения кадров, их подбора, их расстановки; но если при всем этом начинает почему-либо хромать наша партийная пропаганда, если начинает хромать дело марксистско-ленинского воспитания наших кадров, если ослабевает наша работа по повышению политического и теоретического уровня этих кадров, а сами кадры перестают в связи с этим интересоваться перспективой нашего движения вперёд, перестают понимать правоту нашего дела и превращаться в бесперспективных деляг, слепо и механически выполняющих указания сверху, — то должна обязательно захиреть вся наша государственная и партийная работа. Нужно признать как аксиому, что чем выше политический уровень и марксистско-ленинская сознательность работников любой отрасли государственной и партийной работы, тем выше и плодотворнее сама работа, тем эффективнее результаты работы, и наоборот — чем ниже политический уровень и марксистско-ленинская сознательность работников, тем вероятнее и срывы и провалы в работе, тем вероятнее измельчание и вырождение самих работников в деляг-крохоборов, тем вероятнее их перерождение»[3].

Спустя 50 лет правота Сталина была неоспорима. Хромота ленинского воспитания, ослабевание работы по повышению политического и теоретического уровня партийных кадров привела к тому, что общество, и, прежде всего, коммунисты перестали интересоваться перспективой коммунистического движения вперёд, перестали понимать правоту коммунистического дела и превратились в бесперспективных

-9-

деляг, слепо и механически выполняющих указания сверху. Низкий политический уровень и марксистско-ленинская сознательность масс, и прежде всего коммунистов, служили основой систематических срывов и провалов в их работе, вели к их измельчанию и перерождению. Вовсе не случайно 99 процентов антикоммунистов, практически участвовавших сначала в уничтожении Коммунистической партии Советского Союза и Советского Союза, а затем в уничтожении советской власти в России,— выходцы из Коммунистической партии Советского Союза. Высвобожденная Горбачевым в годы перестройки отрицательно заряженная энергия общества, сформированная в годы хрущевской оттепели, была столь велика, что зарубежным антисоветчикам и антикоммунистам ничего не оставалось делать, как прекратить свою деятельность. Глядя на то, как вчерашние коммунисты предавали партию и страну, в одночасье отрекаясь от того, что клялись защищать, и преклоняясь перед тем, что хаяли, их идеологические противники, видавшие виды безудержной лжи, были вынуждены снять перед ними шляпу и преклонить колени.

Каким бы ни был черным пиар коммунистов-перевертышей, на начальной стадии крушения коммунистической идеологии и Советского Союза следовало вывести эту нечисть на чистую воду. Конечно, для этого требовалось наличие знаний марксизма-ленинизма, а также решительности и воли у сторонников социализма (коммунизма). Среди рядовых коммунистов таковых было слишком мало, да и те оказались заложниками пассивной — если не сказать предательской — позиции руководителей компартии, а среди руководителей компартии и вовсе ни одного. Последнее нагляднее всего продемонстрировали члены ГКЧП (Государственного комитета по чрезвычайному положению), в лице членов политбюро ЦК КПСС вице-президента СССР Янаева, Председателя кабинета министров СССР Павлова, Председателя Комитета государственной безопасности СССР Крючкова и ряда других высокопоставленных руководителей Коммунистической партии СССР, запоздало, 19 августа 1991 года, кинувшихся спасать компартию и страну от уничтожения. В тот же день на пресс-конференции сквозь бессвязные речи и трясущиеся руки членов ГКЧП явно проступала неспособность каждого из них и всех их, вместе взятых, защитить социалистические (коммунистические) завоевания советского народа.

И следовало-то сделать всего ничего: обезглавить антисоветскую, антикоммунистическую оппозицию внутри страны. И не путём физического уничтожения, а путём изгнания

-10-

из рядов Коммунистической партии СССР. Необходимо было лишить её лидеров принадлежности к Коммунистической партии СССР, чтобы не дать им выступать и говорить от её имени. «...Партийная борьба придаёт партии силу и жизненность, величайшим доказательством слабости партии является её расплывчатость и притупление резко обозначенных границ, партия укрепляется тем, что очищает себя...», — писал Лассаль Марксу 24 июня 1852 года.

Трудно сказать, как бы разворачивались события, если бы из компартии своевременно были изгнаны Хрущев, Горбачев, Ельцин и другие вредители и палачи дела строительства социализма (коммунизма) в СССР. Одно ясно: хуже бы не было. Надо было не ждать, пока они от имени компартии сделают своё черное дело и потом торжественно отрекутся от неё, обвинив её во всех бедах советского народа, а действовать. В подобных обстоятельствах чистка — наиболее действенный инструмент оздоровления партии. Злокачественная опухоль лечится не заговариванием, не забалтыванием, а удалением.

Антикоммунисты вопреки Конституции сделали то, чего боялись сделать коммунисты на основе Конституции. Причём самым решительным образом. Они применили силу там и тогда, где и когда им это было надо сделать: расстреляли из танков законно избранную советскую власть. Это они при коммунистах требовали свободы слова, соблюдения законности, защиты прав человека и т. д. Это миллионы коммунистов нянчились с десятком-другим антикоммунистов, тогда как последние, придя к власти, не моргнув глазом, нарушили всё и вся демократические нормы, в одночасье расправились со своими няньками.

Казалось бы, российские коммунисты получили жестокий урок, из которого ими будут сделаны соответствующие выводы. Однако, судя по развитию событий в стране, полученный ими урок не пошёл им впрок. Они не только не остановили своё отступление, а наоборот — усилили его. Если раньше сдача ими позиций носила преимущественно единичный и хаотичный характер, то теперь она выглядит вполне массовой и упорядоченной. Броуновское движение 1985—1991 гг., связанное с невежеством либо предательством того или иного лидера компартии, нынче сменилось стройным шагом. То, что раньше декларировали отдельные невежды либо предатели компартии, сегодня записано в партийных документах коммунистов в качестве руководства к действию.

Возьмём, к примеру, Коммунистическую партию Российской Федерации (КПРФ). И не столько потому, что она

-11-

гораздо многочисленнее, разветвлённее или организованнее всех коммунистических партий Российской Федерации, сколько потому, что на сегодняшний день миллионы россиян видят в ней защитницу трудового народа, связывают с ней надежду на возрождение России. Словом, кому много даётся, с того и много спросится. Так вот, Программа и Устав КПРФ содержат положения и нормы далекие, а в ряде случаях и несовместимые с социализмом (коммунизмом). Многоукладность в экономике, многопартийность, религиозная терпимость по отношению к членам партии — вот лишь некоторые опорные камни, выбитые ею из-под основания строительства социализма (коммунизма). В особенности печален тот факт, что КПРФ преднамеренно отказывается вести революционную борьбу с эксплуататорами, т. е. стоит на почве оппортунизма. Причём отказывается изначально, с момента своего появления на исторической арене.

Не кто иной, как лидер КПРФ Зюганов, будучи в партийных пеленках накануне расстрела Дома Советов демократами из танков, всячески уговаривал защитников Советской власти разойтись по домам. Разумеется, он делал это под благовидным предлогом: избежать кровопролития. Тем самым он оказал Ельцину и К° большую услугу. Его выступление, многократно тиражированное средствами массовой информации, сбило с толку громадное большинство сторонников и защитников Советской власти. Коли уж лидер Коммунистической партии Российской Федерации в час смертельной опасности Светской власти не только сам не защищает Советскую власть, но и агитирует других не защищать её, то как быть рядовым гражданам России? Здесь не место вдаваться в историю становления КПРФ и её роли в уничтожении Советской власти на территории России — это тема отдельного разговора. Пока же необходимо констатировать тот факт, что КПРФ оказалась единственной партией левого толка, допущенной в 1993 году к выборам в Государственную Думу Российской Федерации, созданной Ельциным и К° взамен незаконно и насильственно распущенного ими Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации, т. е. взамен расстеленной ими Советской власти.

Запрет со стороны ельцинистов, на участие коммунистических и прокоммунистических партий и организаций, вставших на защиту Конституции РСФСР в выборах в Государственную Думу Российской Федерации, создаваемой ими взамен ими же уничтоженной Советской власти, породил у определённой части коммунистов боязнь быть причисленными

-12-

к участникам кровавых событий тех дней на стороне Советов, к числу защитников Конституции РСФСР. Больше всех дрожали коленки у членов новорожденной Коммунистической партии Российской Федерации (КПРФ). Перед выборами она упорно дистанцировалась от Российской коммунистической рабочей партии (РКРП), Фронта национального спасения (ФНС) и других революционно настроенных коммунистических и прокоммунистических партий и организаций.

Набрав 12,4 процентов голосов избирателей, КПРФ стала третьей по численности депутатов, избранных в Госдуму по партийным спискам. Плюс 40 депутатов от КПРФ прошли в Госдуму по одномандатным округам. Всего фракция КПРФ насчитывала 95 депутатов из 450. Сила немалая, но при том раскладе абсолютно бесполезная в стенах Государственной Думы. Идти в народ она явно не собиралась, но и перспектива толочь воду в Госдуме ей не улыбалась. Получив после выборов количественную и организационную подпитку — как за счёт амнистированных защитников Советской власти, так и за счёт перехода из других партий и организаций (чуть ли не целыми отделениями), — КПРФ решала предпринять кавалерийскую атаку на власть.

Спустя год, осенью 1994 года, ею был организован сбор подписей за проведение досрочных президентских выборов и непродление полномочий Федерального собрания. Собрав необходимое количество голосов в троекратном размере, ей без труда удалось запустить новые выборы. На волне дальнейшего ухудшения положения трудового народа и как следствие всё возрастающего недовольства последнего демократическими реформами, с одной стороны, и высоким порогом ожидания изменений к лучшему — с другой, на очередных выборах в Госдуму КПРФ получила 22,3 процента по партийным спискам, что обеспечило ей 99 депутатских мандатов, и заняла первое место. В целом во II Госдуме фракция КПРФ состояла из 158 человек. До формального большинства ей требовалось чуть менее 70 депутатских мандатов.

Хотя КПРФ и имела большинство во II Госдуме, полученных депутатских мандатов ей не хватало для ведения самостоятельной политики. Даже вместе с союзниками в лице «Аграрной депутатской группы» и «Народовластия» она не располагала и простым большинством депутатских мандатов, необходимом для принятия законов, выражения недоверия правительству Российской Федерации, отклонения или утверждения кандидатуры председателя правительства Российской Федерации. Отсюда и отсутствие важных и нужных для

-13-

трудового народа законов, выражающих его коренные интересы, отсюда и пять председателей правительства Российской Федерации за полтора года, отсюда и неудавшийся импичмент президента Российской Федерации. В последнем случае не хватило всего-навсего 13 (тринадцати!) голосов депутатов... Таким образом, личная победа КПРФ обернулась поражением для трудового народа. Такова была цена сиюсекундной победы.

То, что в 1993 г. казалось случайностью или даже неизбежностью, стало очевидной врожденностью в 1995 году. Идя на выборы во II Государственную Думу Российской Федерации, КПРФ не смогла преодолеть боязнь быть уличенной нарождающейся буржуазией в активных действиях, направленных на защиту интересов эксплуатируемых масс. Она по-прежнему не желала сотрудничать с РКРП или другими революционно настроенными коммунистическими партиями и организациями, ведущими борьбу с капитализмом не только словом, но и делом. В итоге те были вынуждены идти на выборы во II Госдуму самостоятельно. Так, сторонники РКРП создали блок «Коммунисты — Трудовая Россия — За Советский Союз» и набрали 4,53% голосов избирателей. Тем самым им не удалось преодолеть 5%-ный барьер, и они остались за пределами Госдумы. Это значит, что коммунисты России недосчитались во II Государственной Думе Российской Федерации более 20 мандатов. Если учесть, что помимо РКРП 5%-ный барьер не преодолели Аграрная партия России (3,38%) М. Лапшина и «Власть народу» (1,61%) Н. Рыжкова, то потери коммунистов можно смело удвоить. Если же сюда добавить 3,78% голосов избирателей, собранных «Партией самоуправления трудящихся» С. Федорова, — то и утроить.

Приведенные данные яснее ясного показывают, что, будь КПРФ смелее и решительнее, коммунистически настроенная оппозиция дополнительно имела бы во II Государственной Думе Российской Федерации не 13, а куда больше голосов. Тогда бы не пришлось в Госдуме левой оппозиции пожимать плечами и разводить руками от бессилия, от неспособности сделать хоть что-либо существенное для улучшения жизни трудового народа.

В 1996 году состоялись выборы президента Российской Федерации, которые левая оппозиция проиграла. Проиграла по всем статьям. Политические похороны Ельцина, задуманные КПРФ с помощью выборов, не состоялись. «Покойник» оказался живее всех живых, опередив представителя левой оппозиции Зюганова на 13 процентов голосов избирателей.

-14-

Несмотря на внушительный отрыв, победа Ельцина — лишь видимая сторона айсберга поражения Зюганова, но не самая страшная для левой оппозиции. А случилось то, что должно было случиться. Народ ясно дал понять левой оппозиции, что в большинстве своём он не видит в ней силу, способную вывести страну с обочины цивилизации на магистральную дорогу. Отдав голоса Ельцину, олицетворявшему ненавистный им режим, часть россиян опасалась, что с приходом к власти коммунистов как бы не было ещё хуже и страна не скатилась бы с обочины цивилизации в канаву; другая часть россиян исходила из положения «хрен редьки не слаще». Причина: нерешенность левой оппозицией (в особенности КПРФ) большинства (если не всех) теоретических вопросов современности, с одной стороны, и, как следствие этого, признание ею (в особенности КПРФ) реалий сегодняшнего дня, а именно: рыночной экономики, частной собственности и т. д. не противоречащими социализму (коммунизму).

Одного зазывания в социализм (коммунизм) без обоснования необходимости этого шага недостаточно, чтобы люди пошли в социализм (коммунизм). В прошлом эффективные лозунги — «Долой эксплуатацию человека человеком», «Вся власть Советам», «Да здравствуют мир, май, труд» и другие — нынче не возымеют действие, ибо давно уже стали общим местом из-за их теоретической зашоренности и практической дискредитированности. Тем более глупо выглядит коммунист, ратующий за рыночную экономику, за частную собственность и другие столь милые сердцу капиталиста понятия. И немудрено, что на этом фоне левая оппозиция, ведомая КПРФ, в 1996 году проиграла — и будет проигрывать выборы президента Российской Федерации. Ну чего там: КПРФ осталось признать эксплуатацию человека человеком и смело переименоваться в Капиталистическую партию Российской Федерации, продолжая использовать аббревиатуру «КПРФ». Уверен, немало её сторонников и не обратят внимания на подобную смену вывески, найдутся и те, кто примет это переименование за должное.

«Люди, симпатизирующие оппозиции, порой склонны объяснять её поражение тем, что Зюганову «не дали экрана». Однако на самом деле лидер КПРФ далеко не лучшим образом использовал и те возможности, которые по закону нельзя было ему не предоставить. Сильный оратор, способный произвести впечатление при непосредственном контакте с живой аудиторией, он оказался нетелегеничным и плохо выдерживал режим «жесткого диалога». На экране Зюганов выглядел

-15-

вяло, он не наступал, а оборонялся и, стараясь, по-видимому, никого не напугать, давал крайне уклончивые и многословные ответы на простые вопросы. Специалисты уже неоднократно и во всех деталях проанализировали ход избирательной компании 1996 года. Их мнение по поводу неудачи Зюганова практически единодушно: коммунисты и их сторонники вели её вяло и достаточно шаблонно, они не продемонстрировали ни настоящей воли к победе, ни умения находить нестандартные ходы, способные поддерживать у зрителей политического театра неослабевающий интерес к себе и своим действиям»[4]. Вне сомнения, проявленные левой оппозицией в ходе президентских выборов 1996 года вялость, шаблонность, расплывчатость рассуждений, отсутствие воли к победе основаны на незнании ею перспектив социалистического (коммунистического) строительства в стране.

На это обратили внимание не только сторонние наблюдатели, но, что отрадно, и представители левой оппозиции. К примеру, сопредседатель «Народно-патриотических сил России» (НПСР) А. Подберезкин говорит: «Чтобы по этическим соображениям избежать прямой критики КПРФ, сошлюсь на длинную цитату современного неглупого марксиста, с которым я полностью согласен: «Отсутствие ярких лозунгов, выражающих чаяния масс трудящихся, наиболее рельефно проявляет главную проблему современного коммунистического движения — её идейную слабость. За последнее десятилетие коммунисты так и не сумели выдвинуть новую социальную идею взамен «призвавшего долго жить» вульгарного коммунизма. Поэтому когда лидерам коммунистов удаётся прорвать информационную блокаду, выясняется, что им нечего сказать народу, это обстоятельство становится особенно заметным в сравнении с их предшественниками-большевиками. Снова призывая народ в социализм, коммунисты сами не знают, каким он должен быть даже в самых основных его признаках — если бы знали, сказали. Иными словами, на смену юношеского романтизма, как говорит Л. Шебаршин, «приходит старческий». Но и, — продолжает Подберезкин, — прагматизма, определённого политического цинизма, а на самом деле холодного расчёта современным комлидерам явно не хватает. А без этого политическая победа невозможна. И это хорошо понимают «в народе», где после президентской компании 1996 г. сложилось устойчивое убеждение, что КПРФ не хотел, а может быть, и боялся победы»[5].

Чтобы констатировать факт угнетения и обнищания большинства россиян, вовсе необязательно быть комму-

-16-

нистом. Коммунист не тот, кто выступает в роли статистика бед трудового народа, а тот, кто вскрывает причины и указывает путь их преодоления, невзирая ни на какие трудности, вплоть до самопожертвования. А современная левая оппозиция во главе с КПРФ только и делает, что озвучивает стоны трудового народа. И ни одного практического шага по выходу из создавшегося положения. Она всё ещё ждёт у моря погоды, надеясь поймать волну народного недовольства и на ней въехать на вершину государственной власти, забывая о том, что ни одна власть не упадет до тех пор, пока её не уронят. Дело доходит до смешного: ежегодные устрашения лидером КПРФ Зюгановым буржуазного правительства и президента страны надвигающимся зимним, осенним, летним или осенним наступлением трудящихся давно уже превратились в ходячий анекдот. Вначале это возымело некоторое действие, и КПРФ удавалось получать от буржуазного правительства и президента страны некоторые уступки. Поскольку из раза в раз эти угрозы не сбывались, постольку исполнительная власть перестала на них реагировать. Однако Зюганов и К° продолжают верить в чудодейственную силу стихийности, что доведенный до отчаяния народ вот-вот сорганизуется и опрокинет демократов. Разумеется, российский народ постепенно начинает пробуждаться от демократического гипноза, но, к великому сожалению, не в результате хорошо продуманной и активной деятельности коммунистов, а в результате одолевающих его холода и голода. Поэтому процесс этот может длиться сколь угодно долго и не набрать требуемого размаха. Ибо буржуазия гасила и будет гасить стихийное выступление идеологически безграмотного и практически незакаленного трудового народа с помощью различного рода подачек её наиболее активным представителям. Наглядный пример тому — современные отечественные профсоюзы, стоящие на посылках капитала. Стихийное выступление трудящихся есть результат бездеятельности коммунистов. Зюганов и К° либо не знают, либо не понимают, либо делают вид, что не понимают сказанное Лениным: «…Всякое умаление социалистической идеологии, всякое отстранение от неё означает тем самым усиление идеологии буржуазной. Толкуют о стихийности. Но стихийное развитие рабочего движения идёт именно к подчинению его буржуазной идеологии, идёт именно по программе «Gredo», ибо стихийное рабочее движение есть тред-юнионизм, есть Nur-Gewerkschaftlerei, а тред-юнионизм означает как раз идейное порабощение рабочих буржуазией. Поэтому наша задача, задача социал-демократии, состоит в

-17

борьбе со стихийностью, состоит в том, чтобы совлечь рабочее движение с этого стихийного стремления тред-юнионизма под крылышко буржуазии и привлечь его под крылышко революционной социал-демократии. Фраза авторов «экономического» письма в № 12 «Искры», что никакие усилия самых вдохновенных идеологов не могут совлечь рабочего движения с пути, определяемого взаимодействием материальных элементов и материальной среды, совершенно равносильна поэтому отказу от социализма, и если бы эти авторы способны были продумать то, что они говорят, до конца бесстрашно и последовательно, как должен продумывать свои мысли всякий, кто выступает на арену литературной и общественной деятельности, то им ничего не осталось бы, как «сложить на пустой груди ненужные руки» и... и предоставить поле действия гг. Струве и Прокоповичам, которые тянут рабочее движение «по линии наименьшего сопротивления», т. е. по линии буржуазного тред-юнионизма, или г. Зубатовым, который тянет его по линии поповско-жандармской «идеологии»… Но почему же — спросит читатель — стихийное движение, движение по линии наименьшего сопротивления идёт именно к господству буржуазной идеологии? По той простой причине, что буржуазная идеология по происхождению своему гораздо старше, чем социалистическая, что она более всесторонне разработана, что она обладает неизмеримо большими средствами распространения»[6].

Когда же наконец левая оппозиция во главе с КПРФ перестанет валить с больной головы на здоровую; перестанет объяснять свою несостоятельность несознательностью трудового народа; перестанет оправдывать отсутствие у себя революционной энергии недостатком революционной активности трудового народа? Пора бы уже знать, что революция не делается в тиши кабинетной глуши. Не ясно ли, что величина революционной активности масс определяется уровнем революционного воспитания масс. Судя по всему, современной левой оппозиции, и прежде всего КПРФ, не ясно (хочется верить, что не ясно, а не сознательное забвение ею прописных истин). Истина же в данном случае такова, что «содействовать политическому развитию и политической организации рабочего класса — наша главная и основная задача», как писал Ленин аж в начале прошлого века в работе «Насущные задачи нашего движения». «Всякий, кто отодвигает эту задачу на второй план, кто не подчиняет ей всех частных задач и отдельных приёмов борьбы, тот становится на ложный путь и наносит серьёзный вред движению. Отодвигают же её, во-первых, те, кто зовет революционеров на борьбу с правительством силами отдельных заговорщических кружков, оторванных от рабочего движения. Отодви-

-18-

гают эту задачу, во-вторых, те, кто суживает содержание и размах политической пропаганды, агитации и организации, кто считает возможным и уместным угощать рабочих «политикой» только в исключительные моменты их жизни, только в торжественных случаях, кто слишком заботливо разменивает политическую борьбу против самодержавия на требования отдельных уступок от самодержавия и недостаточно заботится о том, чтобы эти требования отдельных уступок возвести в систематическую и бесповоротную борьбу революционной рабочей партии против самодержавия»[7].

Сказанное Лениным более ста лет назад актуально и для современного состояния дел коммунистического движения в стране. То, против чего Ленин боролся тогда, сегодня цветет и пахнет самым отвратительным образом. Разве КПРФ не отодвигает задачу политического развития и политической организации рабочего класса на второй план? Отодвигает, ещё как отодвигает! Достаточно сказать, что КПРФ, являясь самой богатой партией не только среди коммунистических партий страны, но и одной из самых богатых среди всех имеющихся партий в стране вообще, не считает нужным развивать, расширять коммунистическую сеть массовой информации. Я уже не говорю о том, что у неё нет своего не то что телеканала, но и даже своего радиоканала. О существовании радио и тем более телевидения КПРФ узнает каждый раз непосредственно перед выборами, да и то с подачи буржуазии, которая, играя в демократию, оповещает её о положенном ей по радио или телевидению законно отведенном времени и месте выступления перед избирателями. Вот тогда-то и начинают мелькать перед телезрителями и радиослушателями лидеры левой оппозиции, и прежде всего КПРФ. Затем, после выборов, бывает, пошумят немного для приличия — кто о победе, кто о поражении — и снова сваливаются в политическую спячку. И так от выборов до выборов. Но я не об этом, хотя и следовало бы... Я говорю о газетах, журналах и прочей печатной продукции. Возьмём, к примеру, газету «Правда» — центральный печатный орган КПРФ. В ней редко когда удаётся обнаружить широко развёрнутую статью глубокомысленного содержания. Только и читаешь: там плохо, здесь плохо; там свет отключили, здесь свет отключили; там воду отключили, здесь воду отключили; там зарплату не выдали, здесь зарплату не выдали; там объявили голодовку, здесь объявили голодовку и т. д. и т. п.

-19-

Сплошной негатив. Конечно, не такой должна быть партийная газета коммунистов. «Мы, — писал Ленин в работе «Что делать», — никому не уступим в признании необходимости и важности фабричных обличений, но надо же помнить, что мы дошли уже до того, что петербуржцам стало скучно читать петербургские корреспонденции петербургской газеты «Рабочая мысль». Для фабричных обличений на местах у нас всегда были и всегда должны будут остаться листки, но тип газеты мы должны поднимать, а не принижать до фабричного листка. Для «газеты» нам нужны обличения не столько «мелочей», сколько крупных, типичных недостатков фабричной жизни, обличения, сделанные на примерах особенно рельефных и способные потому заинтересовать всех рабочих и всех руководителей движения. Способные действительно обогатить их знания, расширить их кругозор, положить начало пробуждению нового района, нового профессионального слоя рабочих»[8]. Мало того что «Правда» преимущественно напичкана мелкими, серыми, безыдейными и бессодержательными статьями, так от неё ещё исходит беспомощность, безнадежность и равнодушие. После почтения «Правды» одних охватывает безысходность и отчаяние, у других появляется самоуспокоенность, мол, «не так всё плохо по сравнению с другими. Вон на Дальнем Востоке зимой неделями, а то и месяцами не бывает ни тепла, ни воды, а у нас только два раза в неделю не топят и не дают воду. Значит, жить можно». И живут, дожидаясь своей очереди. Когда случается ровно наоборот — приходит очередь «жить» для жителей Дальнего Востока. И так по кругу. В сухом остатке остаются лишь слезы и стоны корреспондентов «Правды». По своей «сырости» и «громкости» она уступает разве что только газете «Молния». И это вместо открытого и серьёзного разговора по насущным проблемам современности.

Отсюда и маленький тираж газеты «Правда» — всего 100 300 (сто тысяч триста) экземпляров, из которых 3097 (три тысячи девяносто семь) экземпляров распространяется в Белоруссии; и её малая периодичность выхода в свет — только два раза в неделю.

«Правду» стало не просто скучно читать, её стало вредно читать. Она не столько убаюкивает, сколько извращает сознание трудового народа, и прежде всего коммуниста. «Правду» не жалует не только трудовой народ и не только коммунисты других коммунистических партий России — её не жалуют сами члены КПРФ. Не случайно КПРФ, кичащаяся тем, что в её рядах более полумиллиона коммунистов, не в состоянии реа-

-20-

лизовать даже этот смехотворный по современным меркам стотысячный тираж «Правды». Вот предо мной свежий номер «Правды» за номером 14 (28 628) от 6—9 февраля 2004 года. В ней статья на первой полосе, что является признаком актуальности, под названием «Главную газету КПРФ — каждому коммунисту», где говорится о необходимости приобретения газеты если не каждым коммунистом КПРФ (коих, напомню, более 500 тысяч), так хотя бы по одному номеру газеты на каждую первичную ячейку КПРФ. Цитирую: «Каждому первичному отделению нужно выписать хотя бы один экземпляр «Правды». Не раз утверждалось, что в партии 20 тысяч первичных ячеек. Значит, будем иметь стабильно 20 тысяч экземпляров «Правды». Примечательно, что статья эта начинается словами: «Это, конечно, громко сказано». Таким образом, очевидно, что «Правду» не читает не только каждый коммунист из КПРФ, а, более того, её не читают целыми отделениями КПРФ. Кто ходит на митинги либо другие массовые мероприятия левой оппозиции, тот не даст соврать, что там и тогда, где и когда в них участвует КПРФ, места их проведения оказываются заваленными старыми тиражами газеты «Правда». Их раздают даром, но редко кто берёт. Рекламную или избирательную печатную продукцию берут куда чаще и охотнее. Большинство тех, кому всё-таки удалось распространителям «Правды» всучить её, бегло пробежав взглядом по страницам и не найдя в ней ничего интересного, через 10-20 шагов кладут её на ближайшую возвышенность, вроде бордюра, лавочки и т. д., а то и бросают на землю.

Тираж и периодичность газет других коммунистических партий России и того меньше. Скажем, газета «Голос коммуниста» — центральный печатный орган Центрального комитета и Московского городского комитета Российской коммунистической партии — Коммунистической партии Советского Союза (РКП-КПСС) 2500 (две тысячи пятьсот) экземпляров. Газета «Трудовая Россия» — центральный печатный орган Российской коммунистической рабочей партии (РКРП) — 25 (двадцать пять) тысяч экземпляров. Газета «Искра» (центральный печатный орган Центрального комитета партии «Союз коммунистов») — 5 (пять) тысяч экземпляров. Даже если добавить сюда тиражи газет других коммунистических партий России, вроде ВКП(б) (Всесоюзной коммунистической партии большевиков) и пр., то все равно получится плачевная картина. Общий тираж газет, включая центральные, всех коммунистических партий страны не достигает и 500 тысяч экземпляров. И ни одна из них не является еже-

-21-

дневной газетой. Это либо еженедельники, либо ежемесячники, либо...

Для сравнения, тираж ленинской «Искры» в безграмотной России в среднем был равен 8 (восьми) тысячам экземпляров. Тираж «Правды» в последние годы существования Советского Союза доходил до 11 (одиннадцати!) миллионов экземпляров. Львиная его доля приходилась на Россию. И была она ежедневной газетой. И не потому, что в стране было много коммунистов, и не потому, что в стране не было других газет, а потому, и только потому, что наиболее активная и сознательная часть населения страны того времени сверяла свой шаг и направление своей деятельности по сказанному в «Правде». Не спорю, тогда «Правда» наделала много ошибок и наломала кучу дров. Сейчас речь не об этом, а о качестве, характере, направлении, стиле и методе организации газеты. Разве сегодня мало тем, которые могли бы привлечь к газете интерес читателя? Или в стране не осталось людей, способных сформулировать и выразить эти идеи? Глядя на газету недоделанных коммунистов «Московский комсомолец», этого не скажешь. Её общий тираж 2 262 272 (два миллиона двести шестьдесят две тысячи двести семьдесят два) экземпляра. И выходит она чуть ли не каждый день. И объём у неё 8 (восемь) страниц, т. е. в два раза больше, чем у «Правды» Прибавим сюда тиражи, периодичность и объём газет «Московская правда», «Коммерсант», а также других антисоветских и антикоммунистических изданий, и тогда станет ясно, кто владеет умами россиян.

А между тем кто действительно ведёт коммунистическую работу в стране, тот не может не видеть, не знать, что массы людей, то там, то здесь поднимающиеся на классовую борьбу, буквально вязнут в лживых путах эксплуататоров. Отсутствие — назвать это недостатком было бы большим преувеличением — именно отсутствие лево-патриотической, и прежде всего коммунистической, литературы не даёт трудящимся возможности подняться выше экономических требований. Всё, что они могут, – это послать делегацию в Москву к Горбатому мосту, дабы побыть немым укором на глазах буржуазной власти, или на худой конец умереть с голоду. Придут, посидят день-другой, неделю-другую, пошумят, постучат каской, у кого она есть (например, так делали шахтеры) — и уходят не солоно хлебавши. Но этим буржуя не проймешь. Что ему мольба эксплуатируемого о куске хлеба или даже смерть эксплуатируемого от голода, когда каждая капля слёз эксплуатируемого отдаётся звоном монет в его кошельке, а после каж-

-22-

дой смерти эксплуатируемого деньги сыпятся в его кошелек речным потоком.

Как часто лидеры левой оппозиции, в частности из КПРФ, выступают на страницах партийных газет? Нечасто. Говоря точнее, очень редко. По обыкновению они выступают на страницах лево-патриотических газет в пяти случаях: 1) с поздравлениями в канун очередного праздника, юбилея и т. д.; 2) перед выборами в те или иные органы государственной власти с призывом поддержать если не их лично, то кандидата от их партии или блока; 3) после выборов в те или иные органы государственной власти — в связи с либо постигшей если не их лично, то кандидата от их партии или блока удачей или неудачей; 4) с партийными документами, выработанными до и после очередного пленума, съезда, и т. д.; 5) по случаю безвременной кончины... Вот и весь их вклад в повышение уровня сознания трудового народа посредством партийной газеты.

О количестве, объёме, тираже и периодичности журналов левой оппозиции говорить не приходится. Другое дело книги. И что же мы здесь видим, читатель? Прямо сказать удручающую картину. В основном это мелкие мысли, раздутые до 200-400 страниц печатного текста. Оставим в стороне опусы Зюганова с его многочисленным «мне позвонил тот-то», «мне сказал тот-то», «я видел, что...», «я слышал, что...» и прочие, написанные им в жанре «что вижу и слышу, то и пишу», и обратимся к нашумевшей книге Паршина «Почему Россия не Америка», вышедшей в свет в 2000 году. Она была преподнесена левой оппозицией как последнее достижение политико-экономической мысли. В частности, Зюганов, выступая в 2003 году в одной из телепередач «Свобода слова», отозвался о ней как об очень умной книге. На проверку она оказывается очередной беллетристикой, разбавленной двумя положениями, знакомыми любому начинающему политэконому: влияние больших расстояний и холодного климата на себестоимость продукции (товаров и услуг), производимых на территории России. Лейтмотивом книги является мысль о самоубийственности для россиян стремления демократов включить Россию в мировую экономическую систему целиком. При этом её автор ни словом, ни полусловом не обмолвился о положительном опыте России в бытность Советского Союза, когда ни большие расстояния, ни холодный климат не мешали ей выйти на передовые рубежи мировой экономики. Оно и понятно, ибо он за рынок, а в России того времени верховодил план. Вот и приходится ему сращивать ужа с ежом: «Наш народ и мировой

-23-

рынок промышленного капитала несовместимы. Либо одно, либо другое»[9]. К чему этот суррогатный гибрид! Ну сказал бы прямо: «Наш рынок промышленного капитала и мировой рынок промышленного капитала несовместимы. Либо одно, либо другое». Всё ясно и понятно. Настолько ясно и понятно, что дальше некуда. Но именно этого-то он и не хочет.

Возьмём другую книгу, вышедшую в свет в конце 2003 года под громким названием «Идеология партии будущего». Она примечательна тем, что является первой книгой из серии «Дискуссионный клуб КПРФ». Казалось бы, лед тронулся, и левая оппозиция во главе с КРПФ наконец-то приступила к обсуждению животрепещущих вопросов современного коммунистического движения, коих пруд пруди. Взамен этого получаем очередную увесистую порцию антисоветской, антисоциалистической, антикоммунистической пропаганды. То, что раньше антисоветчики и антикоммунисты всех мастей внедряли в сознание трудового народа извне, сегодня осуществляется ими изнутри. Публикацией этой книги КПРФ не столько нанесла удар в спину трудового народа, сколько дала ему пощечину, чтобы не сказать — плюнула ему в лицо.

Автор книги — ярый антисоветчик и антикоммунист Зиновьев, сыгравший немалую роль в уничтожении как Коммунистической партии Советского Союза, так и самого Советского Союза. Он антисоветчик и антикоммунист не только в прошлом, но остаётся таковым и по сей день. Представляя его читателю, заместитель председателя ЦК КПРФ, т. е. Зюганова, выдаёт его за «выдающегося русского социолога». В аннотации сказано ещё лучше: «выдающийся философ нашего времени». По словам Мельникова, сказанным им на последней странице обложки книги: «Критерием отбора авторов для этой серии являются актуальность темы и высокий исследовательский уровень работ. С этой точки зрения, бесспорно хорошим началом является публикация книги выдающегося русского социолога Александра Зиновьева».

Итак, актуальность темы и высокий исследовательский уровень. Начну с последнего. Отталкиваясь от поговорки «каков поп, таков и приход», есть основание полагать, что в КПРФ неважно обстоит дело с исследовательским уровнем. Не обращая внимание на зиновьевские пассажи, бросающиеся в глаза с первых и до последних строк его работы, вроде «советского коммунистического блока», «коммунистического социального строя» (это в самом начале), «в конце двадцатого столетия был разгромлен реальный советский коммунизм», «с возникновением Советского Союза и других коммунистиче-

-24-

ских стран» (это почти в конце[10]; замечу, что книга без единой ссылки на первоисточник никоим образом не может иметь не то что высокий исследовательский уровень, но даже самый заурядный исследовательский уровень. Такого рода работу принято называть халтурой. Словесный понос автора не есть исследование. Исследовать в данном случае означает аргументировать, т. е. приводить в доказательство истинности своих суждений либо брать за основу своих суждений суждения других людей. Этого-то и нет в указанной работе Зиновьева. Вот если бы Зиновьев вместо пересказа того, что сказал Маркс, привёл его слова, тогда с ним можно и нужно было бы поговорить. А так ему остаётся самому себе доказывать и опровергать свои суждения. И было бы правильно, если он это делал не за счёт — а тем более не от имени — коммунистической партии.

Теперь что касается актуальности темы. Актуальной считается тема, имеющая большое, а то и вовсе первоочередное значение для настоящего времени. Спрашивается, чем актуальна тема «Идеология партии будущего», чтобы тратить на неё силы и средства? А они были, и немалые, ибо, как пишет Зиновьев во введении, «непосредственной основой для написания этой книги стал цикл лекций «Идеология партии будущего», прочитанный автором по предложению ЦК КПРФ весной 2003 года и организованный комитетом КПРФ Северного административного округа г. Москвы»[11]. Стало быть, ЦК КПРФ оказал Зиновьеву большую услугу, предоставив ему, во-первых, трибуну для выступления, во-вторых, снабдив слушателями, в-третьих, напечатав его книгу под знаменем коммунистов. Черт с ним, с помещением и т. д., жалко коммунистов, весной 2003 года прослушавших цикл лекций Зиновьева. Не знаю, сколько там было народу и сколько прочитают его опус, одно могу сказать с полной уверенностью: наиболее подкованные из них напрасно потратили — те же, кто будет читать его опус, напрасно потратят — своё время; менее подкованные лишились (или лишатся после ознакомления с его опусом) своего и без того крошечного коммунистического сознания. Не удивлюсь, если вскоре после этого кое-кто покинул ряды коммунистов и стал антикоммунистом. Естественно, трудно устоять рядовому неискушенному слушателю перед казуистикой махрового антисоветчика и антикоммуниста, к тому же окрашенного КПРФ в красный цвет. Но куда смотрят лидеры КПРФ, слушая подобного рода заявления: «Ещё жив марксизм-ленинизм как идеология коммунистических партий. Но он вряд ли снова станет таким значительным соци-

-25-

альным феноменом, каким был ещё не так давно. Конечно, если произойдут какие-то потрясения в мире и человечество окажется в состоянии, сходном с тем, какое имело место в годы рождения и взлета марксизма, то, возможно, будет возрождение марксизма в качестве идеологии прежнего масштаба. Но вероятность этого ничтожна. Эволюция человечества пошла в таком направлении, что рассчитывать на это бессмысленно. К тому же с точки зрения интеллектуального состояния марксизм не может рассчитывать в двадцать первом веке на успех, какой он имел в прошлом... И он (марксизм. — В. К.) идеологами марксистами превозносился именно как наука. А в этом качестве его следует оценивать уже другими критериями, а именно логическими. Я педантичным образом проанализировал марксистское учение именно в этом аспекте и установил, что все его основные понятия и утверждения не соответствуют критериям логики и методологии науки»[12]. Ну да, вспомнил: они же ему и предложили озвучить это под их бурные аплодисменты.

Так в чём же актуальность темы «Идеология партии будущего» для КПРФ? Вероятно, в том, что она собирается окончательно порвать с рабочим классом. Содержание трех последних абзацев указанной книги наиболее полно отражает тенденцию развития КПРФ на современном этапе. Цитирую:

«Партия Будущего не должна рассматривать себя как представительницу интересов какой-то определённой части населения страны, каких-то угнетенных, эксплуатируемых, обездоленных и т. п. классов вроде пролетариата в марксистском духе. Это не значит, что такие категории членов человейника не существуют — они существуют в изобилии. Но Партия Будущего должна предоставить представительство их интересов другим организациям, точно так же как и использование этих категорий людей в интересах партии (например, использование их голосов как избирателей). Она должна осознать себя прежде всего как особое объединение, имеющее одну цель: разработку новой идеологии (идеологии будущего), пропаганду её среди сограждан независимо от их социального положения, этнической принадлежности, пола, профессии и т. д., умножение числа единомышленников (людей, принимающих пропагандируемую идеологию) и объединение их в рамках этой цели для совместных действий.

Сам характер новой идеологии подсказывает, что наиболее вероятными приверженцами новой идеологии могут стать не представители низших слоёв населения, а люди со сравнительно высоким уровнем образования, культуры, нрав-

-26-

ственности, интеллектуальных интересов и т. д. Короче говоря — часть интеллектуальной, творческой и деловой элиты населения, склонная к индивидуальной оппозиции к существующему строю и образу жизни, замечающая и в какой-то мере понимающая социальную сущность господствующего направления эволюции человечества, обеспокоенная гибельными последствиями этой эволюции. Эти люди могут занимать более или менее высокое социальное положение, могут быть активными и даже преуспевающими в своей сфере деятельности. Партия Будущего в сложившихся на планете условиях может зародиться лишь на высшем уровне интеллектуально-творческой и нравственной жизни современных человейников (напоминаю, сверхобществ).

Партия Будущего не должна участвовать в мелочной общественно-политической суете в рамках существующей социальной организации. Не дело оппозиции такого уровня действовать на благо этой организации. У неё более значительная цель эпохального масштаба, а именно — положить начало борьбе человечества за социальный идеал, альтернативный западнизму»[13].

Когда идёт поиск партии будущего и её идеологии, тогда прощай партия настоящего и её идеология! Не потому ли Зюганов и К° пригласили Зиновьева с данной лекцией, а после опубликовали её под эгидой дискуссионного клуба, чтобы он очистил сознание доверившихся им, прежде всего коммунистов, от коммунистической идеологии...

Но вернёмся к выше приведенной цитате Ленина из его работы «С чего начать». Разве КПРФ не выдвигает на передний план своей деятельности решение частных задач и использование отдельных приёмов? Выдвигает, ещё как выдвигает! Предвыборная агитация избирателей с целью получения их голосов на очередных выборах в различного рода уровни государственной власти — вот передний край деятельности КПРФ. Зюганов и К° наивно полагают, что, придя к власти, победив на очередных выборах, им удастся вернуть страну на путь строительства коммунизма. Но они глубоко ошибаются. Это стало ясно не сегодня и даже не вчера, а ещё до появления на свет КПРФ. «Главное на современном этапе, — писал я в книге, вышедшей в свет в начале 1993 года, — не возврат к власти социалистически настроенных элементов, что возможно сегодня лишь посредством ряда крупных теоретических и практических уступок, которые в случае успеха фактически сводят на нет достигнутый результат; главное — возврат общества к социалистическим настроениям, к социалистиче-

-27-

ским ориентирам, к социалистическим (коммунистическим) ценностям и идеалам... Надо понимать, что социализм получил поражение не на материальном, а главным образом и в первую очередь на духовном, идеологическом фронте в силу субъективных причин, среди которых пренебрежительное отношение отечественной интеллигенции (особенно её верхушки), вскормленной грудью пролетариата, к своему родителю стоит на первом месте… Хотя материальное и имело место в Беловежской пуще, тем не менее это было следствием к тому времени уже ярко выраженного духовного обнищания советских людей, а потому является закономерным итогом деформации социализма. В настоящее время большинство людей в стране не верит в преимущество социализма перед капитализмом. Но ещё меньше его сторонников среди наиболее активной части общества. Вот почему скорый приход к власти в стране сторонников социализма мало что даст сам по себе без соответствующей организационной, пропагандистской и агитационной работы среди трудового народа, направленной не только и не столько на свержение прокапиталистического руководства страны и замены его людьми социалистического толка, сколько без ежедневного и кропотливого труда, направленного на доказательство необходимости и неизбежности социалистических (коммунистических) преобразований в обществе. Без повышения теоретического и практического уровня сознания масс, с тем чтобы каждый мог самостоятельно разобраться во всех вопросах бытия, не допустив при этом серьёзных ошибок, всякие разговоры о социализме (коммунизме), кем бы они ни велись, есть пустая фраза, пожелание на будущее в лучшем случае. В борьбе за социализм (коммунизм) необходимо помнить, что «социализм, с тех пор как он стал наукой, требует, чтобы с ним и обращались как с наукой), то есть чтобы его изучали»[14]. Именно изучали, а не заучивали путём многократного повторения, списывания и переписывания, как это делалось у нас последние 35 лет, когда незнание цитат из сочинений Маркса, Энгельса, Ленина считалось признаком слабоумия, а их изобилие возводило дурака в академики»[15].

«Реставрация» капитализма в России» была написана мной задолго до свержения Советской власти в стране. Уже тогда усилиями демократов в сознании большинства населения произошла замена социалистических (коммунистических) идеалов и ценностей на капиталистические. Сегодня, по прошествии свыше десяти лет, в течение которых шло массированное оболванивание россиян и привития им нена-

-28-

висти во всему социалистическому (коммунистическому), положение изменилось в худшую сторону. Добавим сюда идейный разброд и практическое шатание среди самих коммунистов: вовсе не случайно в стране насчитывается около десяти (десяти!) коммунистических партий. Очевидно, что при данных обстоятельствах приход к власти коммунистов без соответствующего повышения сознания общества, с одной стороны, углубит негативное отношение зомбированных демократами россиян (коих большинство) к коммунистам, а с другой — дискредитирует и без того шаткую веру в коммунистов тех, у кого она ещё осталась. И тут придётся либо продолжить строительство капитализма, либо уйти (добровольно или нет, к делу не относится) в отставку.

За примерами далеко ходить не надо. Скажем, президент Белоруссии Лукашенко не менее, а в ряде случаях и более, коммунист, нежели Зюганов. Однако за отсутствием сколько-нибудь значимой работы, проводимой им в направлении повышения сознания белорусского народа до уровня социалистического (коммунистического) сознания, он, пусть и медленно, но всё-таки вынужден вести свой народ к капитализму. Белорусский народ в большинстве своём, попав под влияние капиталистических идеалов и ценностей, подталкивает своего президента к капитализму. Поскольку Лукашенко нечего предложить взамен и уходить в отставку он не собирается, то он больше движется назад к капитализму, чем вперёд к социализму (коммунизму). Есть и другой пример, как говорится «не в бровь, а в глаз». На последних президентских выборах в Молдавии победу одержал лидер молдавских коммунистов Воронин. Казалось бы, бери и строй себе социализм (коммунизм). Ан нет, не получается! Не получается не то что идти вперёд, не получается даже остановить набравшее силу попятное движение к капитализму. И не получится, пока коммунисты оторваны от народа.

Потому-то капитализм и крепнет, в том числе в России, что лидеры коммунистов страшно далеки от трудового народа. Одним компартия служит кормушкой, из которой они поят и кормят своё тщеславие, другим — трамплином для вхождения во власть. Рядовые члены партии служат в роли балласта, используемого от случая к случаю в зависимости от нужды партийных лидеров. Последние, удовлетворив своё тщеславие или войдя во власть посредством компартии, напрочь забывают о трудовом народе, а в ряде случаях и о самой компартии. Пальма первенства тут у Руцкого. В последние годы существования Советского Союза он, будучи лидером разру-

-29-

шительно настроенной части КПСС, стал вице-президентом России и на этом посту приложил немало сил как для ликвидации Советского Союза, так и для ликвидации Коммунистической партии Советского Союза. Когда он стал переигрывать Ельцина, тот решил избавиться от него, ликвидировав должность вице-президента. Оставшись не у дел, Руцкой вспомнил о компартии. Поскольку с развалом Советского Союза единой компартии в России не было (нет и сейчас), он апеллировал к левой оппозиции. Побыв с помощью защитников Советской власти несколько часов в должности и. о. президента России, оказался в тюрьме. Выйдя на свободу в числе амнистированных защитников Советской власти, принял участие в выборах губернатора Курской области, проходивших в конце 1996 — начале 1997 года, и победил благодаря поддержке КПРФ. Тем самым Зюганов получил право загнуть лишний палец при подсчёте им губернаторов, победивших с подачи КПРФ. Не прошло и полгода, как Руцкой летом 1997 года по радио «Эхо Москвы» во всеуслышание отрекся от левой оппозиции во главе с КПРФ. За время своего правления Курской областью он так и не удосужился облегчить жизнь курян ни по одному вопросу. Зная свою непопулярность, точнее говоря нелюбовь к себе преобладающего большинства жителей Курской области, он не осмелился выдвинуть свою кандидатуру на пост губернатора Курской области на второй срок. Такого прецедента в новейшей истории Российской Федерации ещё не было. Говорят, по окончании срока губернаторских полномочий Руцкого куряне устроили настоящий праздник в честь освобождения от него...

И это не единичный случай. Таковы представители левой оппозиции во всех субъектах Российской Федерации. Конечно, отношение к ним местного населения несколько мягче по сравнению с Руцким. В остальном — та же история. Поэтому сколько бы лидер левой оппозиции Зюганов, он же и глава КПРФ, после очередных губернаторских выборов ни загибал пальцев, жизнь трудового народа в этих регионах не становится лучше. Ни один так называемый красный губернатор не может похвастаться своими успехами в части строительства социализма (коммунизма) в возглавляемом им регионе. Люди здесь живут не лучше, если не сказать хуже, чем в регионах, возглавляемыми белыми, или, как сейчас принято говорить, губернаторами-демократами. Понятное дело — трудно, центр мешает и всё такое... но коли назвался груздем, так лезь в кузовок и не морочь людям голову. Отговорку легко найти, куда труднее сделать. В особенности если нет желания. У кого оно

-30-

есть, у тех и получается. Имеется масса примеров, когда региональные лидеры из числа демократов проявляли и проявляют на возглавляемой ими территории завидную активность по строительству капитализма, вплоть до нарушения Конституции Российской Федерации. Полагаю, нет надобности говорить об успехах капиталистического строительства мэров Москвы и Санкт-Петербурга, идущими назад, к капитализму, семимильными шагами. Есть и другие, не менее ретивые строители капитализма в отдельно взятом регионе. Скажем, Немцов в бытность губернатором Нижнего Новгорода развил там такую кипучую деятельность по строительству капитализма, что вскоре ему предложили пост вице-премьера страны для передачи опыта в остальные регионы Российской Федерации. Или вот Титов — губернатор Самарской области. Его усилиями законодательная власть возглавляемого им региона десятью голосами против трех ввела на территории Самарской области куплю-продажу земли задолго до принятия закона о купле-продаже земли на федеральном уровне.

Губернаторы, победившие на выборах при поддержке левых сил, не только сами ничего не делают на местах в плане социалистическом (коммунистическом), так ещё и мешают делать что-либо подобное подвластному им населению. Наиболее ярко это проявилась во время «рельсовой войны» в 1998 году. Тогда Кемеровский губернатор Тулеев (дублер Зюганова на президентских выборах 1996 г.), являясь одним из лидеров Народно-патриотического союза России (НПСР), основу которого составляла КПРФ (кстати, на выборы в III Госдуму он шел в общем списке избирательного объединения КПРФ под четвертым номером), вместо того чтобы организовать и возглавить стихийное выступление трудящихся своего региона, справедливо требовавших от исполнительной власти погашения многомесячной задолженности по заработной плате, неоднократно обращался к бастующим с просьбой не накалять обстановку, прекратить забастовку и продолжать работать, обещая им скорое прибытие денег. При этом он слал в Москву Ельцину и К° телеграмму за телеграммой с просьбой найти деньги для погашения задолженности по заработной плате в возглавляемом им регионе во избежание массового, а тем более ожесточенного, выступления трудящихся Кемеровской области. Кто-кто, а Тулеев не мог не знать, что деньги, обещанные Москвой, прибудут в Кемерово в ущерб трудящимся других регионов, т. е. в результате невыплаты заработной платы трудящимся других регионов. Более того, выступая по НТВ, он яростно осудил робкие попытки

-31-

представителей РКРП влиться в ряды бастующих шахтеров, с тем чтобы если не возглавить, то хотя бы придать их действиям решительность и политическую окраску.

Ещё свежо в памяти современного поколения, как в конце 80-х — начале 90-х годов демократы ловко разыграли шахтерскую карту. Именно шахтеры выступили в роли могильщиков и Советского Союза, и Коммунистической партии Советского Союза. По современным меркам вопросы, поднятые шахтерами тех лет, просто смехотворны. Они не идут в ни какое сравнение с реалиями сегодняшнего дня. Тем не менее этого хватило демократам, чтобы не только поднять шахтеров на борьбу с Советской властью, но и свалить её с их помощью. Сегодня положение шахтеров хуже, значительно хуже, чем было тогда. Но нет той силы, которая бы сорганизовала их и повела за собой.

Да и откуда ей взяться, если лидер левой оппозиции Зюганов, он же и глава КПРФ, на каждом углу твердит о том, что Россия исчерпала лимит на революцию. «Последние годы моя забота как гражданина и политика — собрать воедино все народно-патриотические силы в мощный союз. Мирно, без насилия и гражданской войны вывести Россию из катастрофического положения»[16]. Собрать в мощный союз? Для чего?? Полагаю, это уже ни для кого не секрет: для обслуживания очередной избирательной компании. Только и всего! Последние сомнения на этот счёт улетучиваются после сказанного Зюгановым от имени народно-патриотических сил в «Правде» 22 июня 1996 года под заголовком «Отечество в опасности»: «Мы ещё раз заявляем, что остаемся решительными противниками гражданской войны, губительного расслоения общества, его невиданной криминализации, духовного обнищания, унижения нашего национального достоинства». Иными словами, даже в час опасности для отечества современная левая оппозиция остаётся решительным противником губительного расслоения общества, его невиданной криминализации, духовного обнищания, унижения нашего национального достоинства только на словах. На деле она палец о палец не ударит против имеющегося в действительности губительного расслоения общества, его невиданной криминализации, духовного обнищания, унижения нашего национального достоинства. А если и ударит, то лишь после прихода к власти. Ну чем не мессия? Разве в том смысл левых сил, и прежде всего коммунистов, чтобы сидеть на шее трудового народа, свесив ноги, и обещать ему манну небесную, как только он приведёт их к власти? По сравнению с этим обещание оных рая на земле после второго пришествия Христа вы-

-32-

глядит менее безобидным и более правдоподобным. «О какой гражданской войне с нашей стороны может идти речь?» — изумленно вопрошает Зюганов, рассеивая дым сомнений на страницах газеты «Советская Россия» от 01.07 1996 года. Тем самым он как бы говорит капиталистам и их сторонникам: да что вы, ребята, ведь мы свои... Ему вторит сопредседатель народно-патриотических сил России Подберезкин: «...Искусственное прерывание эволюции всегда, а особенно в нынешних условиях, чревато непредсказуемыми последствиями: техногенными, международными и пр. Именно поэтому лидеры оппозиции и заявили о «лимитах на революцию»[17]. Народ прекрасно видит и понимает несостоятельность левых сил во главе с КПРФ. А потому и реагирует соответственно. В связи с этим РКРП и РПК (Революционная партия коммунистов), отмежевываясь от лидеров левой оппозиции, заявивших о лимитах на революцию, в 2001 году в совместной программе, принятой объединительным съездом РКРП-РПК, отдельной строкой записали: «Жизнь отвергает всякие попытки установления лимитов на революцию»[18].

В 1999 году состоялись очередные (третьи) выборы в Госдуму, которая, забегая вперёд, скажу, оказалась такой же беспомощной и бесполезной с точки зрения улучшения социально-экономического положения трудящихся, как и предыдущие. Как и прежде, КПРФ не смогла или не захотела объединиться с РКРП, Аграрной партией и некоторыми другими социалистически (коммунистически) настроенными партиями и организациями. Как бы то ни было, КПРФ вновь не стала собирателем левых сил. При этом она явно не была расстроена существующим положением дел. Более того, «демонстрировала» радость по поводу «неудач» своих оппонентов из числа потенциальных союзников, словно ей это на руку. Иначе трудно расценить сказанное на первой странице информационного бюллетеня «Политическая социология», выходящего под крышей КПРФ (выпуск 4 (7), сентябрь 1999 г.), где вслед за указанием на лидерство КПРФ в избирательной гонке в III Государственную Думу Российской Федерации говорится: «Одновременно несколько сократился рейтинг РКРП, которая поспешила включить в название своего избирательного объединения ясные для определённой категории избирателей символы — «Коммунисты, Трудящиеся России — За Советский Союз».

К чему выказывать своё удовлетворение падением рейтинга РКРП из-за включения ею в название своего избирательного объединения ясные для определённой категории избирателей символы «Коммунисты, Трудящиеся России — За Советский Союз»? Сама КПРФ явно против включения в название своего избирательного объединения ясные для определённой категории избирателей символы — «Коммунисты, Трудящиеся России — За

-33-

Советский Союз». Она опасалась, что эти символы ясны тем, кто выступает против коммунистов, против трудящихся России, против объединения бывших союзных республик в единое государство, против мира, дружбы и счастья народов бывшего СССР, т. е. эти символы ясны всякого рода ельциным, гайдарам, чубайсам и прочим проводникам и сторонникам капитализма. Выходит, ради получения голосов последних КПРФ выступала против включения в название своего избирательного объединения такие символы как «Коммунисты, Трудящиеся России — За Советский Союз», и не одобряла их использование другими. Лично я не думаю, чтобы отсутствие указанных символов сделало сторонниками КПРФ всякого рода ельциных, гайдаров, чубайсов и прочих угнетателей трудящихся России. Вероятность того, что последние прибавили КПРФ голоса избирателей, существенно мала, если не сказать равна нулю по сравнению с тем, сколько потеряла КПРФ голосов избирателей от «реверансов» в сторону апологетов капитализма.

Результат не заставил себя долго ждать. После подведения итогов выборов выяснилось, что хотя КПРФ и получила по партийным спискам больше всего голосов избирателей (24,29% или 67 мандата), в целом левая оппозиция собрала меньше голосов избирателей, чем в предыдущей Госдуме (139 мандатов против 158). Тем не менее ей удалось сохранить за собой ряд комитетов, в том числе и пост заместителя председателя Госдумы и пост председателя Госдумы. Этим она и ограничилась в смысле достижения успехов. Дальше следовали не просто неудачи, а провал за провалом. Перечислю основные: 1) 20 сентября 2001 года — принятие Земельного кодекса, разрешающего куплю-продажу городских земель, а вскоре вслед за этим был принят и закон о купле-продаже земель сельскохозяйственного назначения; 2) 30 декабря 2001 года — принятие нового Трудового кодекса, ущемляющего права трудового народа; 3) 20 сентября 2002 года — запрет на проведение референдума в последний год полномочий президента России и Госдумы; 4) 9 апреля 2003 года — Закон о реформе Жилищно-коммунального хозяйства (ЖКХ), устанавливающий 100%-ную оплату жилищно-коммунальных услуг. Что не пункт, то незаживающая язва на теле трудового народа. Добавим сюда военную реформу, длящуюся около 10 лет, пик которой приходится в аккурат на годы деятельно-

-34-

сти III Госдумы. Тут и сокращение численности с 4 млн. до менее 1 млн. человек, и сокращение срока службы призывников, и прохождение альтернативной военной службы, и перевод армии на контрактную основу.

Особо следует отметить тот факт, что принятые Госдумой документы попадали на подпись президента Российской Федерации, пройдя сито Совета Федерации. Несмотря на наличие в нём немалого числа представителей красных губернаторов, он (Совет Федерации) исправно голосует за те документы, которые нужны президенту и правительству страны, т. е. исполнительной власти, стоящей на службе буржуазии. Примечательна в этом плане судьба закона о запрете проведения референдума в стране в последний год полномочий Президента РФ и Госдумы, против которого активно выступали левые. В Госдуме он был рожден с большим скандалом. В Совете Федерации сей закон был утвержден без сучка и задоринки. Лишь три человека голосовали против, да и то по техническим причинам. Вот они — гримасы парламентаризма. Зюганов может сколько угодно загибать пальцы, считая красных губернаторов и рисовать на карте границы красного пояса. Фактически всё это липа. Уж краснее Стародубцева — губернатора Тульской области — среди губернаторов, кажется, и нет. Так вот, этот самый красный губернатор, будучи членом Совета Федерации (это потом в Совете Федерации стали восседать представители губернаторов), перед самим решающим голосованием в Госдуме по импичменту Ельцину открыто выступал против данного мероприятия вообще. Дело ещё не дошло до Совета Федерации, а он уже вовсю трудился на ниве принятия отрицательного решения по импичменту Ельцину, убеждая депутатов в бесперспективности их усилий свалить Ельцина.

Есть и совсем свежий пример: губернатор Краснодарского края Ткачёв. Четыре года назад он занял эту должность благодаря большой поддержке КПРФ. Став губернатором, начал заигрывать с Кремлем. На последних выборах в Госдуму РФ (прошедших в декабре 2003 года) он открыто выступил против КПРФ, призвав кубанцев голосовать за «партию власти», то бишь «Единую Россию».

Всё, чем может похвастаться левая оппозиция, так это тем, что ей «удалось отстоять» льготы ветеранам войны, пенсионерам, инвалидам, донорам и некоторым другим дотационщикам, которым государство должно по закону. Безусловно, в поисках дополнительного источника наполнения бюджета исполнительная власть эксплуататорского государства,

-35-

исполняя волю эксплуататоров, всячески уклонялась и будет впредь уклоняться от выплаты установленных по закону льгот, пособий, дотаций, ибо её задача не в том, чтобы выплачивать всевозможные льготы, пособия или дотации, а как раз наоборот — изъять их в пользу эксплуататоров. И чем слабее левая оппозиция, тем больше эксплуататорская власть будет выжимать соки из трудового народа. Вовсе не случайно одних долгов по детским пособиям к настоящему времени скопилось около 70 миллиардов рублей! Дай ей волю, так не за горами будет тот день, когда и рабовладельческое общество покажется эксплуатируемым обществом социального равенства и справедливости. Разумеется, борьба за выплату льгот, пособий, дотаций и прочих дополнительных средств существования трудящихся, а в особенности тем, кто непосредственно нуждается в помощи со стороны государства, как-то инвалиды и др., поскольку эти выплаты для большинства из них являются единственным источником материального обеспечения, — безусловно, необходима. Вместе с тем надо понимать, что при таком уровне деятельности левой оппозиции во главе с КПРФ она завтра поставит себе в заслугу борьбу за сохранение для трудящегося права выхода на пенсию. Тут уж не до пенсионного возраста. Главное, чтобы поставить себе галочку в знак выполнения очередного мероприятия. И эта работа уже делается. Идя навстречу пожеланиям левой оппозиции во главе с КПРФ, буржуазные идеологи устами председателя Пенсионного фонда Российской Федерации Зурабова (ставшего нынче министром здравоохранения и социального развития) озвучили идею повышения пенсионного возраста на восемь лет, т. е. для мужчин с 68 лет, для женщин — с 63. Ну и что, что в стране мало кто доживает, в частности из мужчин, до существующего пенсионного возраста? Главное, чтобы были овцы целы и волки сыты. Левая оппозиция во главе с КПРФ отчитается о проделанной работе по защите прав пенсионеров на получение заработанных ими пенсий; буржуазия, во-первых, получит дополнительную рабочую силу, во-вторых, и это главное, приберёт в свои руки «пенсионные узлы» трудового народа, то бишь пенсионные сбережения не доживших до пенсии россиян, коих и теперь-то около 80 процентов. Но буржуазии этого мало, она хочет получить стопроцентный результат невыхода трудового народа на пенсию.

Без насыщения своей деятельности революционными методами борьбы с эксплуататорами левая оппозиция во главе с КПРФ обречена продолжать играть роль стороннего наблюдателя. Это во-первых. Во-вторых, негоже передовому

-36-

отряду пролетариата плестись в хвосте трудового народа. Место авангарда впереди, а не позади коммунистического движения. Сегодня после многолетнего и глубоко эшелонированного отступления необходимо прокладывать дорогу вперёд, перенести центр тяжести борьбы с эксплуататорами на передовые рубежи. Почему бы для начала Зюганову и другим лидерам левой оппозиции во главе с КПРФ не взять в свои руки по одному региону и не продемонстрировать преимущества социализма (коммунизма)? Куда там... До сих пор не было сделано ни одной попытки подобного рода, не говоря об отсутствии непосредственной работы с трудовыми коллективами. Кто, где и когда читал что-либо о том, как то или иное терпящее бедствие в море капитализма предприятие было поставлено на ноги благодаря установлению в нём левой оппозицией во главе с КПРФ социалистических (коммунистических) принципов и методов ведения хозяйства?

Теория без практики мертва. Нынче недостаточно апеллировать к достижениям Советского Союза, необходимо демонстрировать преимущества социализма (коммунизма) в условиях сегодняшнего дня. Вместо того чтобы расписываться в собственной несостоятельности, как то имеет место быть, например, в статье «Щебенка на обед», опубликованной в передовице газеты «Правда», следовало бы на практике утверждать социалистические (коммунистические) идеи, ценности и идеалы. Между прочим, в указанной статье был приведен типичный случай, суть которого в следующем: «В столице Кабардино-Балкарии Нальчике у здания администрации встали в пикет работники «Каббалкдорремстроя». Ещё бы, зарплату им не выдавали более года! Многие работники предприятия обращались в суды, где их исковые требования раз за разом удовлетворялись. Служба судебных приставов, возбудив исполнительные производства, арестовывала имущество треста, но, не сумев его реализовать, предложила передать его рабочим в счёт погашения долгов. Но плитами и щебенкой детей не накормишь! Закончилось всё тем, что имущество вернули «Каббалкдорремстрою»[19]. Где «двадцатипятитысячники» левой оппозиции во главе с КПРФ, готовые поднять «лежачее» предприятие? Говорить красивые слова о социализме (коммунизме) может всякий, чем кстати и пользуются некоторые. А ты поди и сделай так, чтобы социализм (коммунизм) был красив не только на словах, но и на деле. Коммунистическая партия нужна не только для взятия власти. Взятие власти есть конечный результат классовой борьбы эксплуатируемых с эксплуататорами. Власть не падает сама, её надо уронить.

-37-

Уронить же власть можно, подняв уроненный ею колхоз, уроненное ею предприятие, уроненную ею науку, уроненного ею человека. К чему разговоры лидеров левой оппозиции во главе с КПРФ о большом, о выводе страны из кризиса, когда они не в состоянии вывести из кризиса одно маленькое предприятие.

И потом, кто сказал, что плитами и щебенкой детей не накормишь? А газом, углем, лесом, нефтью и т. д. вплоть до газет и телевидения — можно? Конечно, можно, дружно скажут абрамовичи, березовские, гусинские, ходорковские и другие крупные буржуазные специалисты, гурманы «плит и щебенки», готовые перегрызть глотку всякому мешающему им кушать. Для них главное, чтобы были «плиты и щебенка». Остальное — дело техники. Всё зависит от того, как приготовлены и в каком виде поданы «плита и щебенка». Одно дело есть натуральную плиту и щебенку и совсем иное дело — в виде булочки, молока, сыра, мяса, рыбы и т. д. Остаётся сожалеть, что у левых сил во главе с КПРФ нет даже таких специалистов, не говоря уже о специалистах более высокого уровня.

Мне могут возразить: дескать, среди представителей левой оппозиции во главе с КПРФ много председателей колхозов-миллионеров, директоров передовых предприятий и преуспевающих банкиров. С точки зрения количества сие возражение неоспоримо. Что верно, то верно: в рядах левой оппозиции, и в особенности в КПРФ, действительно много председателей колхозов-миллионеров, директоров передовых предприятий и преуспевающих банкиров. С точки зрения качества их фактическая принадлежность к левой оппозиции более чем сомнительна. Достаточно сказать, что среди них нет ни одного, кто бы мог похвастаться своими успехами через призму социализма (коммунизма). И не потому, что социалистическое (коммунистическое) хозяйствование ущербно по сравнению с капиталистическим, а потому, и только потому, что ни один из них не владеет и, судя по всему, не собирается владеть им. Ловя рыбку в мутной воде, они варятся в собственном соку, а левая оппозиция нужна в качестве не то ширмы, не то крыши, за которой или под которой им удобнее вести свои делишки. Именно свои, поскольку ни один из них до сих пор не осчастливил членов возглавляемого ими трудового коллектива так, как себя, т. е. в одинаковой с собой мере. В большинстве случаев у руководимого ими персонала дела обстоят не лучше, если не сказать хуже, чем у других: такая же мизерная заработная плата, которая к тому же и задерживается, и та же социальная незащищенность. Должно быть, и сами

-38-

лидеры левой оппозиции во главе с КПРФ осознают, что деятельность их подопечных — председателей колхозов-миллионеров, директоров передовых предприятий и преуспевающих банкиров — непригодна для использования в качестве передового опыта, а посему и не торопятся внедрять его, например, в том же «Каббалкдорремстрое». Полагаю, путь каждого из них к левой оппозиции во главе с КПРФ пролегал через желудок, а не через сознание.

Аппетит приходит во время еды. Не найдя себе место в других партиях и организациях, активно участвующих в политической жизни страны, определённые люди, добившиеся личного успеха из числа руководителей того или иного трудового коллектива, в поисках решения своих вопросов на более высоком уровне вступили в ряды левой оппозиции во главе с КПРФ, говоря точнее, преимущественно в КПРФ. Злые языки поговаривают, что здесь место стоило дешевле, нежели у других. Как известно, дыма без огня не бывает... Но речь не об этом. Как бы то ни было, факт остаётся фактом: в левую оппозицию во главе с КПРФ зачастили люди далекие от социализма (коммунизма). Да она и не возражает, в особенности КПРФ, заключая в свои объятия всякого, кто хотя бы посмотрит в её сторону. Если это председатель колхоза-миллионера, руководитель передового предприятия или преуспевающий банкир, так ему тут же присваивается звание «красный председатель», «красный директор» или «красный банкир» в соответствие с родом его занятий и предоставляются властные полномочия в руководящих органах КПРФ и других подвластных ей левопатриотических партиях и организациях. Ещё совсем недавно Зюганов, Чикин, Проханов и иже с ними носили на руках Глазьева и Семигина, сдувая с них пылинки, выдавая их за свет в конце туннеля, а сегодня дружно поносят их. Но ведь с самого начала было ясно, какого поля ягодки Глазьев и Семигин. Левого, тем паче коммунистического, в них ни на грош. Зачем, а главное, кому они понадобились в стане левых сил во главе с КПРФ? Нужны попутчики — берите, но не выдавайте их за себя. Пусть будут рядом, пусть будут вместе с левыми силами, но ни в коем случае не вместо левых сил, чтобы потом не удивляться тому, что они крашеные левые, а то и ещё хуже, а именно крашеные красные. В истории с Глазьевым и Семигиным можно понять и простить рядовых членов левой оппозиции во главе с КПРФ, чего не скажешь относительно Зюганова и ряда других её руководителей. Самое интересное в том, что когда и младенцу стала ясна идеологическая принадлежность Глазьева с Семиги-

-39-

ным, громче всех стали кричать «держите вора!» Зюганов, Чикин, Проханов и К°.

Прошедшие в декабре 2003 года выборы в Госдуму четвертого созыва говорят сами за себя. Только слепой на два глаза и глухой на два уха мог не заметить, что фракция КПРФ в IV Госдуме существенно поправела. При отсутствии в этой Госдуме правых, возможно, она займёт их место. В любом случае ждать от неё успехов в защите интересов трудового народа не приходится. Мало того, что она получила такое количество депутатских мандатов (в общей сложности 52 из 450 — 40 по партийному списку, 12 по одномандатным округам), которое не позволяет ей влиять даже на принятие решения сколько-нибудь значимого вопроса, так она ещё и более чем наполовину состоит из людей, далеких от социализма (коммунизма).

Привечая всякого, кто ей выказывал хоть какую-то симпатию, оказывал маломальскую помощь или услугу, левая оппозиция, преимущественно в лице КПРФ, предала забвению основу строительства Коммунистической партии. Погубив большевистскую линию партийного строительства, выработанную Лениным и его сторонниками, она реанимировала и возглавила меньшевистскую линию партийного строительства, выработанную Мартовым и его сторонниками. В сущности, Зюганов и К° сделали то, против чего активно выступали Ленин и его сторонники у истоков становления Коммунистической партии. Казалось бы, всё сказано-пересказано, жевано-пережевано, и нет нужды, прежде всего для коммунистической партии, изобретать велосипед. Так оно и есть, когда речь идёт о коммунистической партии большевиков. Иное дело, когда речь идёт о коммунистической партии меньшевиков. Последним «велосипед», изобретённый большевиками, не подходит, ибо они ещё не доросли до него. Да что там большевизм, для левой оппозиции во главе с КПРФ (если раньше и были некоторые условности в выражении «левая оппозиция во главе с КПРФ», то теперь, после вхождения РКРП в союзе с РПК в IV Госдуму под флагом КПРФ, оно получает истинное значение), когда КПРФ вот-вот порвёт с марксизмом-ленинизмом в целом. Не случайно она озабочена поиском идеологии партии будущего. На сегодняшний день самый актуальный вопрос для неё: «Чем заменить марксизм-ленинизм?».

Так, на втором съезде РСДРП вспыхнула острая борьба по первому параграфу Устава партии, с одной стороны, между Лениным и его сторонниками, считавшими необходимым его

-40-

принятие в такой редакции, чтобы максимально затруднить доступ в партию всем неустойчивым и колеблющимся элементам, а с другой — Мартовым и его сторонниками, выступавшими за объявление членом партии всякого желающего, вплоть до объявления самого себя членом партии. В ленинской формулировке первого параграфа Устава членство в партии обуславливалось не только согласием с Программой и оказанием материальной поддержки партии, но и непосредственным участием в одной из её организаций. В формулировке Мартова членство в партии, кроме согласия с Программой и оказанием материальной поддержки, обуславливалось лишь регулярным личным содействием под руководством (присмотром) одной из её организаций. В работе «Шаг вперёд, два шага назад» Ленин, вскрывая глубину разногласия спорящих сторон по первому параграфу Устава партии, писал: «...«Большинство» есть революционное, а «меньшинство» — оппортунистическое крыло нашей партии; разногласия, разделяющие то и другое крыло в настоящее время, сводятся главным образом не к программным и не к тактическим, а лишь к организационным вопросам; та новая система воззрений, которая тем яснее вырисовывается в новой «Искре», чем больше старается она углубить свою позицию и чем чище становится эта позиция от дрязг из-за кооптации, есть оппортунизм в организационных вопросах... В сущности, уже в спорах о параграфе первом стала намечаться вся позиция оппортунистов в организационном вопросе: и их защита расплывчатой, не сплоченной крепко партийной организации, и их вражда к идее («бюрократической» идее) построения партии сверху вниз, исходя партийного съезда и из созданных им учреждений, и их стремление идти снизу вверх, предоставляя зачислять себя в члены партии всякому профессору, всякому гимназисту и «каждому стачечнику», и их вражда к «формализму», требующему от члена партии принадлежности к одной из признанных партией организаций, и их наклонность к психологии буржуазного интеллигента, готового лишь «платонически признавать организационные отношения», и их податливость к оппортунистическому глубокомыслию и к анархическим фразам, и их тенденция к автономизму против централизма, одним словом, всё то, что расцветает теперь в новой «Искре», всё более и более содействуя полному и наглядному выяснению сделанной первоначально ошибки»[20].

Ошибку, допущенную некогда Мартовым и его сторонниками, нынче повторяют Зюганов и его сторонники. Налицо

-41-

очередное подтверждение преемственности КПРФ оппортунистического крыла КПСС. В своё время большевикам удалось исправить ошибку меньшевиков, уберечь партию от разброда и анархии и тем самым привести её к победе социалистической революции в России. Теперь очередь за нами. Разумеется, сегодня ситуация несколько иначе, во-первых, из-за многочисленности коммунистических партий в стране, во-вторых, из-за преобладания в руководстве самой многочисленной из них, КПРФ, меньшевиков. Тем не менее эта ошибка должна быть устранена в самое ближайшее время. Если не в КПРФ, то вместе с КПРФ, но коммунистическое движение в России не может и далее, без риска погубить себя, надувать пустые щеки. При этом необходимо действовать на основании сказанного Лениным:

«…Чем крепче будут наши партийные организации, включающие в себя действительных социал-демократов, чем меньше шаткости и неустойчивости будет внутри партии, тем шире, разностороннее, богаче и плодотворнее будет влияние партии на окружающие её, руководимые ею элементы рабочих масс. Ведь нельзя же смешивать в самом деле партию как передовой отряд рабочего класса со всем классом. А именно в такое смешение (характерное для нашего оппортунистического экономизма вообще) впадает тов. Аксельрод, когда он говорит: «Мы создаем, конечно, прежде всего организацию наиболее активных элементов партии, организацию революционеров, но мы должны, раз мы партия класса, подумать о том, чтобы не оставить вне партии людей, сознательно, хотя, быть может, и не совсем активно, примыкающих к этой партии». Во-первых, в число активных элементов социал-демократической рабочей партии войдут вовсе не одни только организации революционеров, а целый ряд рабочих организаций, признанных за партийные. Во-вторых, по какой бы это причине, в силу какой логики из того факта, что мы — партия класса, мог следовать вывод о ненужности различия между входящими в партию и примыкающими к партии? Как раз напротив: именно в силу существования различий по степени сознательности и степени активности необходимо провести различие по степени близости к партии. Мы — партия класса, и потому почти весь класс (а в военные времена, в эпоху гражданской войны и совершенно весь класс) должен действовать под руководством нашей партии, должен примыкать к нашей партии как можно плотнее, но было бы маниловщиной и «хвостизмом» думать, что когда-либо почти весь класс или весь класс в состоянии при капитализме подняться

-42-

до сознательности и активности своего передового отряда, своей социал-демократической партии. Ни один ещё разумный социал-демократ не сомневался в том, что при капитализме даже профессиональная организация (более примитивная, более доступная сознательности неразвитых слоёв) не в состоянии охватить почти весь или весь рабочий класс. Только обманывать себя, закрывать глаза на громадность наших задач, суживать эти задачи — значило бы забывать о различии между передовым отрядом и всеми массами, тяготеющими к нему, забывать о постоянной обязанности передового отряда поднимать всё более и более обширные слои до этого передового уровня. Именно таким закрыванием глаз и забвением является стирание разницы между примыкающими и входящими, между сознательными и активными — и помогающими.

Ссылаться на то, что мы — партия класса, в оправдание организационной расплывчатости, в оправдание смешения организации и дезорганизации — значит повторять ошибку Надеждина, который смешивал «философский и социально-исторический вопрос о «корнях» движения в «глубине» с технически-организационным вопросом» («Что делать?», с. 91). Именно это смешение, с лёгкой руки тов. Аксельрода, повторяли затем десятки раз ораторы, защищавшие формулировку тов. Мартова. «Чем шире будет распространено название члена партии, тем лучше», — говорит Мартов, не объясняя, однако, какая же польза от широкого распространения названия, не соответствующего содержанию. Можно ли отрицать, что контроль за не входящими в организацию партии членами есть фикция? Широкое распространение фикции вредно, а не полезно. «Мы можем только радоваться, если каждый стачечник, каждый демонстрант, отвечая за свои действия, сможет объявить себя членом партии» (с. 239). В самом деле? Каждый стачечник должен иметь право объявить себя членом партии? Этим положением тов. Мартов сразу доводит свою ошибку до абсурда, принижая социал-демократизм до стачкизма, повторяя злоключения Акимовых. Мы можем только радоваться, если социал-демократии удаётся руководить каждой стачкой, ибо прямая и безусловная обязанность социал-демократии руководить всеми проявлениями классовой борьбы пролетариата, а стачка есть одно из глубочайших и наиболее могучих проявлений этой борьбы. Но мы будем хвостистами, если допустим отождествление такой первоначальной, ipso fakto (в силу самого факта, по существу. — Авт.) не более как тред-юнионистской формы борьбы с все-

-43-

сторонней и сознательной социал-демократической борьбой. Мы будем оппортунистически узаконять заведомую фальшь, если дадим право каждому стачечнику «объявлять себя членом партии», ибо такое «объявление» в массе случаев будет объявлением ложным. Мы станем убаюкивать себя маниловскими мечтами, если вздумаем уверять себя и других, что каждый стачечник может быть социал-демократом и членом социал-демократической партии при том бесконечном раздроблении, угнетении и отступлении, которое при капитализме неизбежно будет тяготеть над очень и очень широкими слоями «необученных», неквалифицированных рабочих. Именно на примере «стачечника» особенно ясно видна разница между революционным стремлением социал-демократически руководить каждой стачкой и оппортунистической фразой, объявляющей членом партии каждого стачечника. Мы — партия класса, поскольку мы на деле социал-демократически руководим почти всем или даже всем классом пролетариата; но из этого только Акимовы могут делать вывод, что мы на словах должны отождествлять партию и класс… Дело в том, что возможны два толкования формулы Мартова: 1) членом партии вправе «объявлять себя» (слова самого тов. Мартова) всякий, кто оказывает ей регулярное личное содействие под руководством одной из её организаций; 2) членом партии всякая её организация вправе признать всякого, кто оказывает ей регулярное личное содействие под её руководством. Только первое толкование даёт действительно возможность «каждому стачечнику» назваться членом партии, и только оно, поэтому, и завоевало сразу сердца Либеров, Акимовых и Мартыновых. Но это толкование является уже, очевидно, фразой, ибо тогда сюда подойдёт весь рабочий класс, и сотрётся различие между партией и классом; о контроле и руководстве за «каждым стачечником» можно говорить только «символически». Вот почему т. Мартов и сбился во второй своей речи сейчас же на второе толкование (хотя, в скобках сказать, оно прямо отклонено съездом, отвергшим резолюцию Костича, с. 255): комитет будет поручать функции и следить за их выполнением. Такие специальные поручения никогда, конечно, не будут иметь места по отношению к массе рабочих, к тысячам пролетариев (о которых говорят т. Аксельрод и т. Мартынов),— они будут даваться зачастую вот именно тем профессорам, которых поминал т. Аксельрод, тем гимназистам, о которых заботился т. Либер и т. Попов (с. 241), той революционной молодёжи, на которую ссылался т. Аксельрод в своей второй речи (с. 242). Одним

-44-

словом, формула т. Мартова либо останется мёртвой буквой, пустой фразой, либо она принесёт пользу главным образом и почти исключительно «интеллигентам, насквозь пропитанным буржуазным индивидуализмом» и не желающим входить в организацию. На словах формула Мартова отстаивает интересы широких слов пролетариата; на деле эта формула послужит интересам буржуазной интеллигенции, чурающейся пролетарской дисциплины и организации. Никто не решится отрицать, что интеллигенция, как особый слой современных капиталистических обществ, характеризуется, в общем и целом, именно индивидуализмом и неспособностью к дисциплине и организации (ср. хотя бы известные статьи Каутского об интеллигенции); в этом, между прочим, состоит невыгодное отличие этого общественного слоя от пролетариата; в этом заключается одно из объяснений интеллигентской дряблости и неустойчивости, так часто дающей себя чувствовать пролетариату; это свойство интеллигенции стоит в неразрывной связи с обычными условиями её жизни, условиями её заработка, приближающимися в очень и очень многом к условиям мелкобуржуазного существования (работа в одиночку или в очень мелких коллективах и т. д.). Не случайность, наконец, и то, что именно защитники формулы т. Мартова должны были выдвинуть примеры профессоров и гимназистов! Не поборники широкой пролетарской борьбы выступили, в спорах о §1, против поборников радикально-заговорщической организации, как думали тт. Мартынов и Аксельрод, а сторонники буржуазно-интеллигентского индивидуализма столкнулись с сторонниками пролетарской организации и дисциплины»[21].

Коммунистическая партия — не проходной двор и не ярмарка. В ней не должно быть проходимцев и праздношатающихся. Чем больше в ней людей, пришедших в неё не корысти ради, а по коммунистическому убеждению, тем она крепче. И чем чаще и нагляднее коммунисты демонстрируют своё единство, устойчивость и правоту своего дела, тем выше их влияние на окружающую массу. Коммунистическая партия есть авангард трудового народа, и её задача помочь ему подняться до сознательности и активности своего передового отряда. Говоря по Ленину, коммунистическая партия — партия трудового народа. Но из этого только Зюгановы и К° могут сделать вывод, что весь трудовой народ должен стать коммунистом.

Подобная политика проводилась в КПСС со времен Хрущева. После смерти Сталина в 1953 году именно Хрущев,

-45-

придя к власти в КПСС, стал претворять в жизнь меньшевистские идеи, в том числе и по наполнению партии фиктивными коммунистами, убаюканными маниловскими мечтами. К чему это привело коммунистическую партию и трудовой народ в 1991 году — хорошо известно. КПСС дорого заплатила за установление ошибочности и вредности приёма в свои ряды всякого желающего без разбора. Выяснилось, что не всякий крестьянин, не всякий рабочий и не всякий интеллигент должен, а тем более может, стать коммунистом. Устав — лишь инструмент соблюдения чистоты партийных рядов, инструмент недопущения в партию откровенных врагов и дураков. Практика показала, что ни признание Устава, ни согласие с Программой, ни оказание материальной помощи, ни даже членство в одной из организаций не гарантирует компартию от проникновения в неё чуждых ей элементов. Не всё то золото, что блестит. Порой смотришь издалека — блестит, присмотришься поближе — сопля висит. Следовательно, чем больше фильтров на пути к компартии, тем вероятнее её пополнение настоящими коммунистами.

Но борьба на этом не заканчивается. Как показали выборы в IV Госдуму, чистота партийных рядов ничто по сравнению с чистотой левой оппозиции. Можно быть самой кристально чистой компартией, но, попав в аморфное образование под названием «левая оппозиция», запачкаться так, что придётся долго отмываться, если вообще удастся отмыться. Наглядное тому подтверждение РКРП, втянутая в орбиту левой оппозиции во главе с КПРФ. Долгие годы оставаясь в стороне и ведя самостоятельную деятельность на политической арене страны, многими она воспринималась как менее коррумпированная и более революционная компартия России. У неё было своё лицо, пусть и не такое широкое, как у КПРФ, зато больше похожее на облик коммунистической партии. Запоздалая любовь левой оппозиции во главе с КПРФ к РКРП сыграла с ней злую шутку.

Что же представляет собой левая оппозиция во главе с КПРФ? Конгломерат партий и организаций, выступающих под руководством КПРФ от имени трудового народа. Верховодство КПРФ выражается во всем: от определения перечня партий и организаций, входящих в конгломерат, до утверждения его кандидатов или единого кандидата (в случае участия в выборах президента Российской Федерации) на выборах в органы государственной власти. Поэтому сей конгломерат, сия левая оппозиция состоит исключительно из тех, на кого пала милость КПРФ. Как правило, для принятия осново-

-46-

полагающих решений, определяющих жизнедеятельность левой оппозиции во главе с КПРФ, созывается очередной съезд КПРФ. Скажем, на последних выборах в Госдуму он проходил в сентябре 2003 года. На нём, кроме всего прочего, были утверждены: 1) состав левой оппозиции, то бишь перечень партий и организаций, выступающих под руководством КПРФ; 2) федеральный список кандидатов в депутаты Госдумы четвёртого созыва от левых сил во главе с КПРФ; 3) наименование левых сил во главе с КПРФ для участия в выборах в Госдуму четвертого созыва в качестве одного избирательного объединения. К слову сказать, 13 сентября 2003 года IX съезд КПРФ дал ему имя: «Коммунистическая партия Российской Федерации (КПРФ)». Это излюбленный приём партии КПРФ: давать избирательному объединению возглавляемых ею левых сил своё собственное имя. И всякий раз большинство избирателей, отдавших на выборах свои голоса в пользу партии КПРФ, на самом деле голосуют за избирательное объединение КПРФ. А это две разные вещи. Поэтому в дальнейшем, чтобы различать их, я буду говорить о партии КПРФ и избирательном объединение КПРФ.

Не скажу с первого, хотя и там были некоторые нюансы, но вот начиная с Госдумы второго созыва — точно, фракция КПРФ в Госдуме есть не фракция партии КПРФ, а фракция избирательного объединения КПРФ. Отсюда ясно, почему фракция КПРФ, даже имея большинство в Госдуме, не могла сделать что-либо существенное для облегчения жизни трудового народа. Именно здесь кроется как несостоятельность фракции КПРФ в Госдуме, так и предательство её отдельными членами интересов трудового народа. Достаточно посмотреть итоги голосования по судьбоносным законопроектам, чтобы убедиться в том, что большинство (если не все!) неудач так называемой левой оппозиции в Госдуме связаны с разбродом и шатанием среди членов фракции избирательного объединения КПРФ, ибо все они «молятся разным богам». У них нет не то чтобы единой коммунистической идеологии, у них нет даже единого руководящего органа, решения которого исполнялись бы безоговорочно. Наверняка перед выборами партия КПРФ заключает какие-то соглашения с остальными представителями подконтрольных ей левых сил, которые всякий раз нарушаются после окончания выборов. Попав в Госдуму, некоторые новоиспечённые левые становятся дюже «самостоятельными». Вот и приходится Зюганову после очередного провала оправдываться на всю страну, как это было в заочном споре с Карауловым, когда тот в конце мая — начале

-47-

июня 2003 года по телеканалу ТВЦ в одной из своих передач «Момент истины» обвинил фракцию КПРФ в том, что она якобы способствует правительству и президенту страны протаскивать через Госдуму нужные им законы в ущерб интересам трудящихся. Приводился и конкретный пример. Через несколько дней Зюганов, выступая по тому же телеканалу в программе Соловьева «Смотрите, кто пршёл!», оправдывался тем, что лично он голосовал против того закона, о котором шла речь у Караулова. Это я говорю не в оправдание Зюганова, а в укор ему и возглавляемой им партии. Лично мне, как и большинству сторонников трудового народа, всё равно, как голосовал Зюганов в данном случае. Главное, что возглавляемая им фракция в Госдуме голосовала за закон, ущемляющий и без того крайне ущемленные интересы трудового народа. Пусть не вся, порой одного-двух голосов оказывается достаточно, чтобы перетянуть чашу весов в ту или иную сторону. Пора бы уже и поумнеть. Сколько можно наступать на одни и те же грабли?

Помнится, в мае 1998 года перед третьим голосованием по кандидатуре Кириенко на пост главы правительства страны Зюганов после длительных переговоров с представителями левых сил в Госдуме потухшим голосом сообщил о том, что левым силам не удалось достичь соглашения о консолидированном голосовании против назначения Кириенко на пост главы правительства страны. О величине разногласий свидетельствует тот факт, что не кто иной, как Харитонов и Рыжков, будучи доверенными лицами фракции избирательного объединения КПРФ, стоя во главе Аграрной депутатской группы и депутатской группы «Народовластие» соответственно, открыто призывали своих сторонников одобрить кандидатуру Кириенко на пост главы правительства страны. Именно они сыграли решающую роль в утверждении Кириенко на пост главы правительства страны и тем самым обеспечили позор левой оппозиции не только в стенах Госдуму, но и за её пределами.

А разве мало случаев, когда в час принятия того или иного жизненно важного для трудового народа закона представителей левых сил в Госдуме оказывается всего 90, 80 и менее процентов от их общего числа. Один загулял, другой прогулял, третий в отъезде, четвертый выехал в регион, пятый заболел, шестой застрял в автомобильной пробке и т. д. и т. п.

Современное положение левых сил во главе с КПРФ и вовсе плачевно. Особенно в Госдуме. Сильно урезанная после думских выборов фракция избирательного объединения

-48-

КПРФ осталась без прикрытия своих рядовых членов, т. е. голышом, в виде ядра без скорлупы. И тут «неожиданно» выяснилось, что ядро-то гнилое! Если раньше 10-20 человек в большинстве случаев легко прятались за спинами ста и более человек, то теперь они как на ладони. За ниточки уже не подергаешь, придётся каждому из них самому поработать. Судя по персональному составу членов избирательного объединения КПРФ, в лучшем случае воз проблем трудящихся останется и нынче там, в худшем — увеличится тяжесть капиталистов на плечи трудового народа, продолжится наступление эксплуататоров на эксплуатируемых. Первые шаги IV Госдумы — красноречивое тому свидетельство. Очевидно, трудящимся придётся затянуть пояса потуже. В преддверии непопулярных мер для трудового народа IV Госдума решила закрыть ему рот поплотнее, приняв 297 голосами в первом чтении законопроект, запрещающий проводить митинги и демонстрации около государственных учреждений и исторических памятников, дабы он (народ) не выказывал своё недовольство. Учитывая, что в Москве, куда ни плюнь, всюду государственные учреждении и исторические памятники, можно сказать, что с окончательным принятием данного закона левая оппозиция во главе с КПРФ в том виде, в каком она есть сейчас, перестанет существовать.

Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Результаты выборов в IV Госдуму наконец-то откроют глаза трудовому народу, и прежде всего рядовым членам партии КПРФ, на то, кто есть кто. А посмотреть есть на что. Достаточно сказать, что из 18 человек центрального списка избирательного объединения КПРФ добрая половина не то что не коммунисты, но и вовсе далеки от социализма (коммунизма). Неважно обстоит дело и с коммунистами. Скажем, к примеру, Алферов. Физик он, возможно, и неплохой, а вот коммунист никудышный. Впрочем, на данном этапе от него гораздо меньше вреда коммунистическому движению в стране, нежели от ряда других членов партии КПРФ, включая Зюганова.

Что касается наличия в центральном списке избирательного объединения некоммунистов, то причина этого кроется в наличии у них капитала, преимущественно в виде денег, больших денег, и реже всего в виде знаний левого толка.

Тема больших денег в избирательном объединении КПРФ получила огласку вслед за написанием кандидатами в депутаты Госдумы четвертого созыва декларации своих доходов. После обработки полученных данных выяснилось, что избирательное объединение КПРФ самое богатое из всех уча-

-49-

стников предвыборного марафона. Я вовсе не против наличия в левой оппозиции богатых людей. Богатыми должны быть все представители левой оппозиции, а в конечном счёте и весь трудовой народ. Я против наличия в стане левой оппозиции богатых людей, далеких от нужд трудового народа. Я против обогащения представителей левой оппозиции за счёт обеднения трудового народа.

Конечно, есть основание полагать, что не все кандидаты в депутаты IV Госдумы добросовестно декларировали свои доходы. Наверняка в других организациях были рыбки и покрупнее, чем в избирательном объединение КПРФ. Тем не менее указанные отдельными защитниками трудового народа суммы денег будоражат воображение их подзащитных, поскольку последние в массе отродясь не получали и до конца жизни не получат и 0,1 процента от суммы, задекларированной их защитником. Так, Радзиховский 21 октября 2003 года, выступая на страницах «Российской газеты», указал на пятерых фактических и девятерых «подозрительных» миллионеров в избирательном объединение КПРФ. Интересные данные он привёл по кандидату Муравленко, утвержденного съездом партии КПРФ в центральном списке избирательного объединения КПРФ под четырнадцатым номером из восемнадцати. Этот самый Муравленко из той самой нефтяной компании ЮКОС, глава которой, Ходорковский, взят под стражу по подозрению в экономических преступлениях. Как он попал в стан левых сил под руководством партии КПРФ и почему съезд партии КПРФ утвердил его в центральном списке избирательного объедения КПРФ, — одному богу известно. Зато теперь всем известно, что Муравленко — чемпион среди всех кандидатов в депутаты Госдумы четвертого созыва по вкладам в банках. На его счетах 1,5 (полтора) млрд. рублей, т. е. чуть меньше 50 (пятидесяти) миллионов долларов США. Кроме того, ему принадлежат полностью или частично какие-то компании, капитал которых им не указан. Его годовой доход свыше 340 000 000 (триста сорок миллионов) рублей, т. е. свыше 11 000 000 (одиннадцати) миллионов долларов США.

По подсчётам Радзиховского, таких Муравленко из 256 кандидатов в списке избирательного объединения КПРФ насчитывается 5,5 процентов. Будь все такими «честными», как они, их было бы больше, гораздо больше. Но и этого немало. Не думает же читатель, что указанные Радзиховским девять человек занимают в списке избирательного объединения КПРФ последние девять мест? Глупо было предположить, что они находятся в середине этого списка. Скорее всего, они значат-

-50-

ся если не в первой десятке, то в первой двадцатке. Уж в первой тридцатке — наверняка. Учитывая тот факт, что в IV Госдуму по списку избирательного объединения КПРФ прошли 40 человек, есть все основания полагать, что фракция избирательного объединения КПРФ в IV Госдуме если не исключительно, то преимущественно состоит из миллионеров. Это тем более вероятно, что Радзиховский вёл счёт долларовым миллионерам. А ведь ещё есть и рублевые миллионеры, которых в избирательном объединении КПРФ куда больше. Миллион рублей — это большие деньги. При средней заработной плате по стране 5 тысяч рублей в месяц с учётом прожиточного минимума на одного человека 3 тысячи рублей — стать даже рублевым миллионером не под силу среднестатистическому трудящемуся.

Я не спрашиваю, откуда эти долларовые или рублевые миллионеры. Я спрашиваю, какая польза от них трудовому народу. Ответ: пользы никакой, сплошной вред, поскольку, не представляя собой ничего левого, они выдают себя за левых и решают за левых.

Понятно, нельзя требовать партийной дисциплины от разношерстных партий и организаций, представляющих собой левые силы во главе с партией КПРФ. Но элементарный порядок ведь можно соблюдать. Ну выгнали Селезнева из партии КПРФ, а вслед за этим и из фракции избирательного объединения КПРФ в Госдуме. Казалось бы, избавились от него, а он — вот он. Его выгоняют в дверь, а он лезет в окно. Да не один, а во главе целой партии новых «сторонников» трудового народа, под названием «Партия возрождения России». Вообще-то Селезнев хотел было привести с собой сразу две партии, однако что-то не сложилось у него с «Социалистической партией». Анекдот да и только! Приходит Гена к Гене (Селезнев к Зюганову) и говорит: ты меня отовсюду выгнал, но я на тебя зла не держу, смотри, каких орлов к тебе привёл. Отвечает Гена Гене (Зюганов Селезневу): молодец, становись по праву руку, будешь сопредседателем НПСР. Стал Селезнев сопредседателем НПСР и давай совать палки в колеса. То так ему не так, то этак, и вот уже он, вновь окунувшись в левопатриотическую среду и пропитавшись красным цветом, грозится выйти из НПСР под надуманным предлогом. И... выходит, увлекая за собой голоса миллионов недовольных Зюгановым и К° избирателей.

Плохи дела и у партии КПРФ. Как известно, рыба гниет с головы. По большому счёту, беды левой оппозиции во главе с партией КПРФ есть отражение бед партии КПРФ. В ней много

-51-

проходимцев и праздношатающихся. И все они, как правило, находятся в числе её руководителей. Отсюда и теоретическая несостоятельность и практическая нерешительность в отстаивание интересов трудового народа. Иначе просто не может быть, когда говоруны и толстосумы формируют стратегию и тактику коммунистической партии. В продолжение разговора о миллионерах можно указать на «денежного мешка» партии КПРФ, председателя совета директоров открытого акционерного общества «Сибирский горно-металлургический альянс» (ОАО «СИГМА») члена Президиума ЦК КПРФ Видьманова, обнародовавшего четыре года назад на XII Пленуме партии КПРФ позицию коммунистической партии Российской Федерации по выводу страны из экономического кризиса. Его доклад так и назывался: «О позиции коммунистической партии Российской Федерации по выводу страны из экономического кризиса». В нём, кроме всего прочего, было сказано: «Стратегические цели и действия коммунистов России должны быть неизменны. А именно: отстранение от власти антинародного режима на конституционной основе; возрождение власти народного доверия, построенной на власти труда и социалистических принципах развития; повышение жизненного уровня народа; сохранение государственной целостности и территориального единства страны»[22]. Партия КПРФ с легким сердцем избавляется от требующих от неё решительных и практических шагов по защите интересов трудящихся, и плодит тех, кто выступает против революционной направленности стратегических целей и действий коммунистов. И так будет до тех пор, пока истинные коммунисты, составляющие основание партии КПРФ, сидят сложа руки, а по ним карабкаются наверх околопартийные люди, занимают руководящие посты и начинают диктовать свои условия всякие там видьмановы, семигины и прочие.

Подтверждение тому — скандал последних месяцев разразившийся вокруг частной структуры Семигина, предоставлявшей займы руководителям низовых партийных организаций КПРФ. Проще говоря, семигинская контора служила для подкупа областных и районных секретарей партии КПРФ. По данным пресс-службы Зюганова, опубликованным в газете «Советская Россия» (02.03.04): «На недавнем Девятом съезде партии у нас развернулась острая борьба, — отметил Г. Зюганов, отвечая на вопросы участников совещания из братских компартий. — В партии обозначилась группировка, которая готова поддержать семигинский мешок. Этот господин спонсирует зарплату некоторым секретарям обкомов и райкомов».

-52-

Зюганов явно «скромничает». Не готова поддержать, как он говорит, а открыто поддерживает семигинский мешок. Человек, которого руководители партии КПРФ во главе с Зюгановым во всеуслышание называют «кротом», подтачивающим партию КПРФ изнутри, получает на IX съезде партии КПРФ номер 18 в центральном списке избирательного объединения КПРФ. «Бедный рабочий» Шандыбин, набравший на 13 голосов меньше (за Семигина проголосовало 134 человек из примерно трехсот делегатов съезда), был несказанно рад своему проигрышу с минимальным счетом одному из самых богатых кандидатов в IV Госдуму.

На том же съезде партии КПРФ Семигин чуть было не стал кандидатом в президенты России. В поддержку Харитонова высказались 123 человек, а за Семигина — 105 человек. И потом, разве не сам Зюганов первым поддержал семигинский мешок? Деньги, деньги, деньги. Иначе трудно сказать, за какие заслуги Семигин с бухты-барахты становится сначала председателем исполкома Народно-патриотических сил России (НПСР), а потом и заместителем председателя III Госдумы от фракции избирательного объединения КПРФ в III Госдуме (по некоторым сведениям, место вице-спикера в III Госдуме стоило ему два миллиона долларов США). Неудивительно, что «спонсированные» Семигиным секретари обкомов и райкомов больше заглядывают не в Устав и Программу, пусть и такой куцый Устав и такую куцую Программу, как у партии КПРФ, а в карман Семигина.

Семигин не одинок в своих притязаниях. Есть и другие желающие прибрать левую оппозицию во главе с КПРФ в свои руки. Как тут не вспомнить порочную связь партии КПРФ с Березовским. Не совсем ясно, кто кого: то ли Березовский хотел купить партию КПРФ за пару миллиардов долларов США, то ли партия КПРФ хотела продать себя Березовскому за пару миллиардов долларов США. Несомненно, торг был. При таком положении дел в скором времени не только избирательное объединение КПРФ, но и партия КПРФ превратится в частную лавочку.

Очевидно, что партия КПРФ сама зашла и завела за собой следовавшие за ней левопатриотические партии и организации в болото. Всё больше коммунистов осознают это не только за пределами партии КПРФ, но и внутри неё. В 2003 году десятки тысяч коммунистов впервые в новейшей истории России в знак протеста против оппортунистической деятельности партии КПРФ праздновали годовщину Октябрьской Социалистической Революции отдельно от партии КПРФ. А праздно-

-53-

вание 23 февраля 2004 года, задуманное левой оппозицией во главе с партией КПРФ как грандиозное шествие, и вовсе провалилось из-за малочисленности собравшихся.

Назрела острая необходимость принятия срочных мер по выходу из создавшегося положения в коммунистическом движении страны. Пора перестать видеть в партии КПРФ, в том виде в каком она была и есть в настоящее время, авангард коммунистического движения страны и возлагать на неё надежду в борьбе с капитализмом. И это необходимо сделать до того, как она отыщет, найдет или выработает сама идеологию партии будущего, чтобы потом нам, оставшимся верными коммунистическим идеям, ценностям и идеалам, не пришлось утираться её плевками в нашу сторону, как это было с Горбачевым, Ельциным, Яковлевым, Бурбулисом и прочими коммунистами-перевертышами, именующимися ныне демократами. Простой народ уже высказался за это, как на последних выборах депутатов в Госдуму четвертого созыва, так и на недавно завершившихся выборах президента Российской Федерации. Решающую роль здесь, в придании коммунистическому движению страны истинного смысла и назначения должны сыграть коммунистические партии, непримиримо настроенные к капитализму. В случае продолжения левой оппозицией во главе с партией КПРФ политики соглашательства с буржуазией и вялого реагирования на удушение ею трудового народа следует создать ей противовес. Для начала надо объединиться, создать из множества организационно слабых и малочисленных революционно настроенных коммунистических партий одну, скажем, под названием «Коммунистическая партия России». Ядром её вполне могут стать коммунистические партии, состоящие из так называемых жестких коммунистов типа РКРП, РПК, ВКП(б). Антинародные силы прилагали и будут прилагать впредь все усилия, чтобы не допустить консолидации коммунистов, стоящих на почве марксистско-ленинского учения. Они умело развели их по углам и не дают объединиться в одну радикальную оппозиционную силу. Им по душе «гибкие» коммунисты, стоящие на почве учений Плеханова, Мартова, Бухарина (вспомним его «обогащайтесь, грабя награбленное!») или, на худой конец, Троцкого. С такими всегда можно договориться, ибо из них получается желанная для буржуазии мягкая, в смысле карманная, оппозиция.

Идеологически коммунистические партии России, за вычетом КПРФ, достаточно близки друг к другу. В вопросах, связанных с отношением к эксплуатации человека человеком, борьбе классов, частной собственности, рыночной экономике,

-54-

религии и прочих составных частей марксизма-ленинизма, у них больше общего, чем частного. В особенности все они едины в необходимости революционного преобразования общества. В этом залог скорейшего избавления трудового народа от ярма капитализма. Эволюционное преобразование общества на руку эксплуататорам, а потому они прилагают максимум усилий для его продления, ибо чем дольше эволюция, тем больше они будут сидеть на шее трудового народа. И наоборот: революционное преобразование общества на руку трудовому народу, а потому он заинтересован в его приближении, ибо чем раньше наступит преобразование общества, тем скорее он сбросит с себя этого кровососа, т. е. освободится от эксплуататора.

Стране нужна единая коммунистическая партия. Сумеют лидеры коммунистических партий России, непримиримо настроенных к эксплуататорам, поставить общественное выше личного; сумеют покончить с мелкими дрязгами в трактовке эпохальных событий в истории Советского Союза; сумеют преодолеть незначительные тактические разногласия в решении вопросов сегодняшнего дня — быть в стране единой, могучей и непобедимой коммунистической партии. Какой она будет по названию — неважно. Важно другое: чтобы эффективно защищать интересы трудового народа, коммунистическая партии должна быть левой не столько по названию, сколько по содержанию.

Об интеллигенции в целом,

о Российской интеллигенции в частности

Несмотря на обилие сказанного об интеллигенции, в обществе до сих пор нет единого взгляда на её природу. Одни считают, что интеллигенция — это люди, имеющие «корочку» о высшем образовании; другие считают, что интеллигенция — это высокообразованные люди; третьи считают, что интеллигенция — это специалисты, обладающие нравственными качествами, сообразующие свои действия и поступки с моральными нормами. Для одних Николай II и Столыпин (прозванные в народе «кровавым» и «вешателем» соответственно) и им подобные являются интеллигенцией, а для других — нет; для одних Чехов и Толстой и им подобные являются интеллигенцией, а для других — нет.

К числу тех, кто считает, что интеллигенция — это специалисты, обладающие нравственными качествами, сообра-

-55-

зующие свои действия и поступки с моральными нормами, относится А. С. Панарин. «Добавьте к качествам специалиста особую нравственную впечатлительность, ранимость, отзывчивость на общие социальные проблемы — и вы получите интеллигента в русском значении этого понятия», — утверждает Панарин на с. 3 своей книги «Российская интеллигенция в мировых войнах и революциях ХХ века», вышедшей в свет в 1998 г.. Следующее утверждение Панарина: «Интеллигенция в России появилась со времен реформ Петра I», — на которое также хочу обратить внимание читателя, содержится на с. 127 указанной книги.

Итак, согласно Панарину, интеллигенция в русском значении этого понятия — это специалисты, обладающие нравственными качествами, сообразующие свои действия и поступки с моральными нормами, и появилась она в России со времен реформ Петра I.

Стало быть, до времен реформ Петра I у нас, у российского народа, не было специалистов, обладающих особой нравственной впечатлительностью, ранимостью, отзывчивостью на общие социальные проблемы, т. е. не было интеллигенции в русском значении этого понятия.

Лично я не согласен ни с одним из двух вышеприведенных утверждений Панарина. Начну с того, что истоки интеллигенции любого народа коренятся в истоках данного народа. Народа без интеллигенции не существует. Применительно к интеллигенции в русском значении этого понятия это означает, что интеллигенция в России появилась с появлением на исторической арене русского народа. Даже не углубляясь в многотысячелетнюю историю русского народа, а обратившись лишь ко времени крещения Руси (989 г.), без труда найдём, что интеллигенция в России появилась задолго до реформ Петра I.

Потому интеллигенция и не поддержала социалистические (коммунистические) преобразования в России в октябре 1917 года, более того — всячески противодействовала им, что они, указанные преобразования, не отвечали её интересам и потребностям. В то время как простой российский народ влачил жалкое существование, российская интеллигенция изо дня в день ковала кадры российских эксплуататоров, стояла на страже их интересов и потребностей как своих собственных, поскольку они (интересы и потребности эксплуататоров) совпадали с её интересами и потребностями.

Иначе и быть не могло, ибо эксплуататоры есть своего рода передовой отряд интеллигенции. О каком наличии у

-56-

русской интеллигенции особой нравственной впечатлительности, ранимости, отзывчивости на общие социальные проблемы говорит Панарин? Разве установление в обществе равенства и справедливости, ликвидация эксплуатации человека человеком не относится к социальным проблемам? Если относится, то где была и есть русская интеллигенция, о которой говорит Панарин, коли эти социальные проблемы не решены до сих пор? Когда российские рабочие и крестьяне в октябре 1917 года принялись изгонять из страны эксплуататоров, российская интеллигенция выступала на стороне последних. Даже после взятия власти пролетариатом в свои руки интеллигенция активно препятствовала делу строительства социализма (коммунизма) в России.

Следует особо отметить тот исторический факт, что там и тогда, где и когда в результате смены общественно-экономической формации власть в обществе переходила от одного эксплуататорского класса к другому эксплуататорскому классу, интеллигенция активно поддерживала данное преобразование. В противном случае, т. е. там и тогда, где и когда в результате смены общественно-экономической формации власть в обществе переходила от эксплуататорского класса к эксплуатируемому классу, интеллигенция активно сопротивлялась данному преобразованию. За примерами далеко ходить не надо. Для тех, для кого деятельность интеллигенции в период строительства социализма (коммунизма) в России неприемлема в качестве доказательства интеллигенции как основы формирования и развития эксплуататоров, можно указать на деятельность интеллигенции в период царской России, скажем, при подавлении крестьянских восстаний, вспыхнувших под руководством Емельяна Пугачева и Степана Разина, или при расстреле рабочего шествия, мирно двигавшегося к Зимнему дворцу 9 января 1905 года. В последнем случае рабочие шли к царю, неся хоругви, иконы, кресты и большой белый флаг, на котором было написано: «Солдаты, не стреляйте в народ», обнажив головы, с пением церковных песен для подачи петиции царю с просьбой о улучшении их правового и экономического положения. В ответ на это они были расстреляны из винтовок и пулеметов и изрублены саблями по приказу царя и его окружения... Тогда было убито свыше 1 тыс. и ранено более 2 тыс. ни в чем не повинных рабочих.

История свидетельствует, что никакая «особая нравственная впечатлительность, ранимость, отзывчивость на общие социальные проблемы» зачастую нигде и никогда не мешала интеллигенции закрывать глаза на кричащую неспра-

-57-

ведливость и неравноправие, в правовом и экономическом отношении имеющиеся между ней, с одной стороны, и трудовым народом, т. е. людьми, занятыми минимально умственным и максимально физическим трудом, — с другой. Указанные Панариным, качества интеллигенции зачастую нигде и никогда не мешали ей сытно есть и мягко спать за счёт трудового народа. Конечно, исключения были, но речь не об этом, поскольку жизнедеятельность интеллигенции основывается не на исключениях, а на закономерностях, в числе которых минимальное участие в общественном производстве средств к жизни и максимальное участие в потреблении общественных материальных благ стоит на первом месте.

И. Чубайс в «поисках» себя

Перед нами типичный представитель той части общества, которая активно участвовала в разрушении некогда великого и могучего Советского Союза, а добившись своего, не знает, как быть дальше. Будучи не в силах осознать марксизм-ленинизм, не способным подняться до понимания социализма, а тем более коммунизма, эта часть общества отвергла его, как лиса отвергла спелый и сочный виноград, не сумев дотянуться до него. Данное обстоятельство и побудило указанную часть общества выступить застрельщиками ликвидации как строительства социализма (коммунизма) в СССР, так и самого СССР. В силу названных причин эти люди не столько перестали ухаживать за «виноградником», сколько активно принялись вредить ему. И чем яснее они осознавали своё бессилие и беспомощность, тем яростнее препятствовали строительству социализма (коммунизма) в СССР.

Понимая это ещё в 1993 году, я утверждал тогда и продолжаю утверждать сейчас, что социализм (коммунизм) в СССР потерпел поражение не на материальном, а на идеологическом фронте, что хотя материальное и имело место в Беловежской Пуще, тем не менее это было следствием к тому времени уже ярко выраженного духовного обнищания советских людей. «Виноградник» засох, зачах не потому, что он был плох сам по себе, а потому, что за ним не только перестали ухаживать, но и стали откровенно чинить препятствия его жизнедеятельности.

В результате своих усилий, направленных на ликвидацию строительства социализма (коммунизма) в СССР и само-

-58-

го СССР, И. Чубайс и К° оказались перед разбитым корытом. «Кризис (социализма /коммунизма/. — В. К.), — пишет И. Чубайс на с. 6 своей книги «Россия в поисках себя», вышедшей в свет в 1998 г., — стал окончательно очевидным для всех после того, как здание комидеологии, к счастью, рухнуло, но, к несчастью, никакой нормальной, естественной системы ценностей, никакого нового мировоззрения не возникло... Но как не построить дом без фундамента, так не поднять страну без идеи этой страны, без идеи Новой России. Собственно, пока нет идеи — нет и страны.

Самый острый для общества кризис — экономический, но самый глубокий, порождающий все остальные, — идейный». Добившись ликвидации строительства социализма (коммунизма) в СССР и самого СССР, И. Чубайс и К° с удивлением обнаружили, что не знают, как быть дальше, что нельзя поднять страну, в которой они «оказались» после развала СССР, т. е. Россию, без идеи. Короче говоря, они ликвидировали как строительство социализма (коммунизма) в СССР, так и СССР по причине своего невежества. Решив задачу ликвидации непонятого ими и недоступного им, они судорожно стали хвататься за обустройство обломков некогда великого и могучего СССР.

И. Чубайсу и ряду его сторонников «досталась» Россия. Отсюда и их искания русской идеи. Не сумев удержать «журавля» в небе, они судорожно хватаются за «синицу». «Если мы не хотим быть раздробленными, а затем растворенными в других культурах, если мы хотим себя сохранить и продолжить, — нет задачи более важной, чем активный духовный поиск своей идентификации, своей идеи», — спохватившись говорит И. Чубайс (с.6). Судя по тому, как это ими делается, не исключено, что и «синица» выпорхнет из их рук. И тогда от безысходности радуясь «воробью», они будут искать «воробьиную» идею. В самом деле, в то время как всё прогрессивное человечество движется от простого к сложному (достаточно указать на процесс объединения около 20 европейских государств с целью создания единой Европы, в то время как СССР усилиями И. Чубайса и К° развалился почти на 20 самостоятельных государств), от обыденного мышления к философии, И. Чубайс и К° движутся в поисках идеи в обратном направлении. «Используя различные аргументы, двигаясь от сложного к простому, от философии к обыденному мышлению, я стремился показать, что проблема новой системы ценностей, идеи Новой России является для всех нас самой фундаментальной, без её разрешения общество не может

59-

подняться, не может двигаться вперёд», — говорит И. Чубайс на с. 13, выдавая себя с головой.

Будучи не в силах осознать марксизм-ленинизм, будучи неспособным подняться до понимания социализма (коммунизма), И. Чубайс всячески хулит его, не то что не обременяя себя доказательствами, но даже не вникая в существо вопроса. Так, например, на с. 22 он огульно заявляет: «За годы строительства социализма в нашей стране её властями были уничтожены десятки миллионов людей». Дальше — больше: с ростом количества страниц, написанных И. Чубайсом, у него растет и число людей, уничтоженных советской властью. На с. 67 оно доходит до 110 миллионов, т. е. десятки миллионов переваливают за сотню миллионов. «Для утверждения собственного режима с 1917 по 1956 год соввласть уничтожила от 50 до 110 миллионов соотечественников. Официальная цифра не названа и скрывается по сей день», — вновь огульно заявляет он (с. 67). Должно быть, И. Чубайс полагает, что после многократного доведения даже бездоказательного положения до сознания человека последний должен нарисовать в своей голове обозначенную картину и согласиться с ним. Сразу видно руку мастера, защитившего кандидатскую диссертацию по проблемам социологии телевидения.

Стоит ли после этого удивляться, глядя на то, как всячески оболванивается наше общество через средства массовой информации? «В России после всего содеянного властями не создано никаких комиссий, не проведено никаких расследований, архивы с документами закрываются на всё более крепкие запоры!» — гневно сокрушается И. Чубайс на странице 68.

Так ли это на самом деле? Неужели и впрямь для утверждения собственной власти советская власть уничтожила с 1917 по 1956 год от 50 до 110 миллионов человек? Неужели и впрямь официальная цифра не названа и скрывается по сей день? Неужели и впрямь в России после всего содеянного властями не создано никаких комиссий, не проведены никакие расследования, архивы документов закрываются на всё более крепкие запоры?

Начнём с того, что строительство социализма (коммунизма) в России было прекращено в 1991 г. Полагаю, И. Чубайс и К° не будут спорить, что с 1991 г. в России полным ходом идёт строительство капитализма. А раз так, то совершенно непонятно, кто и почему чинит препятствие И. Чубайсу и К° узнать правду о злодеяниях советской власти. Это тем более непонятно, что вопрос о злодеяниях советской власти был начертан на знамени И. Чубайса и К° аршинными буква-

-60-

ми в период их борьбы с советской властью. Этот вопрос имел для них тогда (как видно, имеет и сегодня) значение козырного туза. В борьбе с советской властью его неоднократно поднимали А. Ципко, Р. Медведев, А. Кива и другие апологеты капитализма. Они износили не одну пару обуви и протёрли до дыр не одни штаны, работая с архивными документами в поисках злодеяний советской власти, но так и не смогли доказать свою правоту даже относительно десятков миллионов жертв советской власти, не говоря уже о 110 миллионах. Не смогли не потому, что не были допущены к архивам, а потому, и только потому, что злодеяния советской власти есть миф, придуманный ими для устрашения народа советской властью, для отторжения народа от социализма (коммунизма). Что за надобность, какой смысл скрывать злодеяния советской власти тем, кто пршёл к власти в борьбе с советской властью? Что за надобность, какой смысл скрывать злодеяния советской власти при отсутствии советской власти? Ответ один: злодеяния советской власти есть миф, придуманный противниками советской власти для устрашения народа советской властью, для отчуждения народа от социализма (коммунизма).

Дабы не быть голословным, приведу некоторые данные. В 1989 г. решением народных депутатов СССР была создана комиссия по реабилитации жертв злодеяний советской власти, а выводы она сделала в начале 1990 г., т. е. практически данная комиссия работала в период свертывания строительства социализма (коммунизма) в СССР и развала СССР. В её состав входил не один злопыхатель, жаждавший «крови» советской власти, если не сказать, что она целиком состояла из врагов советской власти. Все потуги указанной комиссии окончились признанием в том, что «тщательный анализ архивных документов, выявленных в ходе работы по реабилитации, позволил определить масштабы репрессий. В 1930—1953 годах по обвинению в контрреволюционных государственных преступлениях судебными и всякого рода несудебными органами вынесены приговоры и постановления в отношении 3 778 234 человек, из них 786 098 человек расстреляны»[23]. Насколько указанная комиссия продвинулась в поисках жертв злодеяний советской власти, хорошо видно на примере справки, подготовленной самой советской властью. Так, в пятом номере «Аргументов и фактов» со ссылкой на справку, подготовленную по указанию Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР Н. С. Хрущева, сообщается, что с 1921 по 1954 г. в нашей стране было осуждено 3 777 380 человек, из которых 642 980 человек

-61-

были приговорены к смертной казни. Таковы факты, красноречиво свидетельствующие против И. Чубайса и К° относительно рассматриваемого вопроса хотя бы уже потому, что в указанный период строительства социализма (коммунизма) в СССР они относят 99% всех «злодеяний советской власти».

К тому же для объективного понимания цифры в три с лишним миллиона людей, осужденных советской властью в период с 1921 по 1954 г., следует иметь в виду два важных обстоятельства.

Во-первых, указанная цифра складывается из 33-летней практики строительства социализма (коммунизма) в СССР. При этом необходимо учитывать как численность, так и территориальные размеры СССР в 1921—1954 гг. Полагаю, нет надобности доказывать, что капиталистическая власть США, Германии, Италии, Англии, Франции и ряда других стран с 1921-го по 1954 год для утверждения собственного режима, в совокупности имея меньшую численность населения и территориальные размеры по сравнению с СССР, осудила значительно больше людей, соотечественников, чем советская власть в СССР. Однако что-то не видно, чтобы И. Чубайс и К° лили слезы по этому поводу... Во-вторых, в течение 1921—1954 годов в стране была подавлена как внутренняя, так и внешняя контрреволюция, осуществлена индустриализация и коллективизация, произошла Вторая мировая война, основная тяжесть которой, с 1941 по 1945 г., пала на СССР. Именно в связи с данными событиями в указанный период судебными и всякого рода несудебными органами СССР было вынесено большинство приговоров и постановлений в отношении соотечественников из числа белогвардейцев, буржуазной интеллигенции, кулаков, лесных братьев, бандеровцев, власовцев, полицаев и других пособников капитализма по обвинению в контрреволюционных государственных преступлениях против советской власти. Уж не по ним ли льет слезы И. Чубайс и К°?

Насколько велика цифра осужденных советской властью с 1921 по 1954 г., дополнительно можно судить, обратившись к современности. 10 октября 1999 г. заместитель министра юстиции РФ Ю. Калинин, выступая по каналу ОРТ в программе «Время», сообщил о том, что в одном только 1998 году в тюрьмах России отбывали наказания 1 038 000 человек. Говоря по И. Чубайсу, в 1998 году капвласть для утверждения собственного режима держала в тюрьмах 1 млн. 38 тыс. соотечественников. Допустим, что состав соотечественников. брошенных капвластью в тюрьмы для утверждения собственного режима, меняется, условно говоря, через каждые 8 лет (на са-

-62-

мом деле эта цифра ниже, ибо в процентном соотношении количество людей, осужденных менее чем на 8 лет, значительно больше, а значит, и их сменяемость гораздо чаще количества людей, осужденных более чем на 8 лет). Отсюда гипотетически следует, что за 33 года практики строительства капитализма в России капиталисты для утверждения собственного режима репрессируют 4 281 750 соотечественников, причём в мирное время.

Безосновательные, а то и просто злоумышленные нападки И. Чубайса на социализм (коммунизм) этим не ограничиваются. «В советском прошлом, — читаем на с. 23 указанной его книги, — можно найти ряд примеров, когда ключевые понятия не определялись. Скажем, в начале 30-х годов в разгар борьбы с кулачеством термин «кулак» никто не объяснил, более того, в оборот было введено ещё менее ясное понятие «подкулачник». Всё это позволяло чинить произвол по отношению к любому неугодному властям человеку». Казалось бы, чего проще разобраться в этом вопросе. Для этого не надо копаться в архивах, достаточно взять в руки соответствующую литературу, изобилующую у всякого занимающегося в этом направлении, с домашней книжной полки. Нет дома — сходи в ближайшую библиотеку... В том-то и весь фокус, что не истина нужна И. Чубайсу. Ему нужно во чтобы то ни стало привить народу ненависть к советской власти, отбить у народа охоту жить при социализме (коммунизме).

Как же обстояло дело в действительности? В действительности ещё на заре советской власти в первой половине августа 1918 года Ленин в своей работе «Товарищи рабочие! Идем в последний, решительный бой!» писал: «Кулаки — самые зверские, самые грубые, самые дикие эксплуататоры, не раз восстанавливавшие в истории других стран власть помещиков, царей, попов, капиталистов. Кулаков больше, чем помещиков и капиталистов. Но всё же кулаки — меньшинство в народе... Эти кровопийцы наживались на народной нужде во время войны, они скопили тысячи и сотни тысяч денег, повышая цены на хлеб и другие продукты. Эти пауки жирели на счет разоренных войною крестьян, на счет голодных рабочих. Эти пиявки пили кровь трудящихся, богатея тем больше, чем больше голодал рабочий в городах и на фабриках. Эти вампиры подбирали и подбирают себе в руки помещичьи земли, они снова и снова кабалят бедных крестьян»[24].

Указанная работа Ленина впервые была напечатана 17 января 1925 года в газете «Рабочая Москва», т. е. непосредственно перед ликвидацией кулачества как класса. В разгар же лик-

-63-

видации кулачества как класса Сталин 3 апреля 1930 года выступил на страницах газеты «Правда» с разъяснениями политики партии в отношении крестьянства. В статье «Ответ товарищам колхозникам», помимо всего прочего, говоря о необходимости ликвидации кулачества как класса, он привёл цитату из вышеуказанной работы Ленина в том виде, в каком она приведена мной здесь (я специально сделал так, чтобы не было разночтений). К слову сказать, в той работе Ленин дал и программу действия рабочего класса относительно кулака: «Беспощадное подавление кулаков, этих кровопийц, вампиров, грабителей народа, спекулянтов, наживающихся на голоде, — вот программа сознательного рабочего. Вот политика рабочего класса»[25]. В одночасье избавиться от кулака было невозможно. Это понимал и об этом говорил ещё Ленин.

Понадобились годы упорного труда по строительству социализма (коммунизма), прежде чем партия и правительство повели решительное наступление на кулака как на последнего представителя эксплуататорского класса; прежде чем Сталин смог сказать в статье «Ответ товарищам колхозникам»: «Мы терпели этих кровопийц, пауков и вампиров, проводя политику ограничения их эксплуататорских тенденций. Терпели, так как нечем было заменить кулацкое хозяйство, кулацкое производство. Теперь мы имеем возможность заменить с лихвой их хозяйство хозяйством наших колхозов и совхозов. Терпеть дальше этих пауков и кровопийц незачем. Терпеть дальше этих пауков и кровопийц, поджигающих колхозы, убивающих колхозных деятелей и пытающихся сорвать сев, — значит идти против интересов рабочих и крестьян»[26].

Говоря о кулаке, И. Чубайс в очередной раз демонстрирует несостоятельность обыденного сознания. Ему не понять, до него не доходит, что само существование термина «кулак» есть доказательство наличия его объяснения. Термин «кулак» не может существовать вне понятия, до понятия, ибо он есть однозначное слово, фиксирующее определённое понятие. Сначала формируется понятие об объекте познания, и только потом появляется термин, его обозначающий. Следовательно, для внедрения термина в общественное сознание необходимо прежде всего раскрыть обществу его понятие, т. е. дать его объяснение. Что, как показано выше, и было сделано относительно термина «кулак».

И. Чубайс настолько вошел в роль, поверил собственным инсинуациям, что, вероятно, потерял всякую способность научного мышления (впрочем, этого и следовало ожидать от человека, двигающегося от философии к обыденному мыш-

-64-

лению). Иначе трудно объяснить следующее его высказывание. «Вера в мировую революцию, кажется, начала насаждаться ещё до штурма Зимнего. «Мы раздуем пожар мировой, церкви и тюрьмы сравняем с землей, ведь от тайги до Британских морей, Красная Армия всех сильней!» — пели красноармейцы», — пишет он на с. 63. По И. Чубайсу, выходит, что красноармейцы были ещё до штурма Зимнего, а указанную им песню они пели, идя на штурм Зимнего. Полагаю, нет надобности доказывать бредовость данного высказывания И. Чубайса. Или вот ещё: «В конце 30-х годов Сталину пришлось уничтожить собственную партию», — пишет И. Чубайс на с. 67. Комментарии, как говорится, излишни. Но И. Чубайс не сдаётся. «Хотите попробовать ещё с какими-то дефинициями?» — неугомонно спрашивает он на с. 78, силясь улучить коммунистическую идеологию во лжи. С удовольствием, отвечаю я и беру на пробу предлагаемую им дефиницию. «Ленин настаивал на обязательности более высокой производительности труда при новой формации. Но более высокую производительность постоянно демонстрировали там, и никогда не демонстрировали здесь», — утверждает И. Чубайс (с. 78).

Что можно сказать по этому поводу? Допустим, И. Чубайс не знает достижений Стаханова и ряда других советских людей, добившихся в личном зачете наивысшей производительности труда по сравнению с тамошними показателями в соответствующей области человеческой деятельности. Допустим, И. Чубайс не знает, что здесь за короткие, немыслимые там сроки строились новые и реконструировались старые предприятия в годы индустриализации и Великой Отечественной войны. Допустим, что ничего этого он не знает, поскольку родился после всего этого. Пусть так. Но он не может не знать, что строители социалистической (коммунистической) формации первыми в мире покорили космос. Это здесь, а не там впервые в мире был запущен искусственный спутник Земли. Причём здесь было запущено несколько искусственных спутников Земли до того, как там сумели запустить только один искусственный спутник Земли. Это здесь, а не там впервые в мире был запущен космический корабль с человеком на борту. Причём опять-таки здесь было запущено несколько космических кораблей с человеком на борту до того, как там сумели запустить только один космический корабль с человеком на борту. И, уж конечно, ему известно, что здесь, а не там созданы орбитальные научные станции «Салют» и «Мир». Ничего подобного «Салюту» или «Миру» там нет, а потому они вынуждены, образно говоря, кормиться с нашего

-65-

стола. Правда, в настоящее время, там — спустя десятки лет после нас — пытаются создать нечто подобное «Салюту» или «Миру», да и то это стало возможно при активном участии России, торгующей (рассекречивающей за деньги) достижениями отечественной космонавтики, достигнутыми ею в период её участия в строительстве социализма (коммунизма) в составе СССР.

Дополнительно можно привести множество других примеров, таких как получение термоядерной реакции и т. д. и т. п., красноречиво свидетельствующих о наличии высокой производительности труда здесь. Впрочем, кто до сих пор ничего не понял, тому уже ничем не поможешь. А потому правильнее будет обратиться к очередному умственному «шедевру» И. Чубайса, являющемуся, по его собственному признанию, основным звеном его рассуждений.

«Как же соотносятся русская идея и идея коммунистическая?» — задаётся вопросом И. Чубайс на с. 61. Далее, основываясь на багаже имеющихся у него знаний вышеприведенного посола, он даёт ответ на собственный вопрос. «Принципиальный ответ на вопросы — как соотносятся русская идея и идея коммунистическая и почему на смену одной пришла другая? — дан: соотношение между ними представляет разрыв исторической преемственности» (с. 68). Это же, но другими словами он повторяет на с. 69: «Ещё раз обратимся к важнейшему для наших рассуждений тезису: Россия — разделенная страна, причём разделена она в первую очередь не в пространстве, как Корея или Кипр, а во времени. Между двумя государствами — Российской империей и Советским Союзом — преемственность убита».

Что можно сказать по этому поводу? «Шедевр» на то он и «шедевр», чтобы выделяться на фоне других шероховатостей. Его абсурдность настолько очевидна, что доказательство этого считаю напрасным трудом, поскольку горбатого, как говорится, исправит могила. Тем же, кому это не очевидно, покажу её (эту абсурдность) устами самого И. Чубайса. Так, на с. 29, 64 и 65 он говорит следующее: «Одна из особенностей отечественной истории, отличающей её от истории других славянских народов, состоит в том, что, возникнув, русское государство никогда не исчезало и даже временно не прекращало своего существования, хотя у нас и происходил переход от одной формы госустройства к другой… Участвуя в историческом процессе, разные народы и государства стремятся сохранить себя, свою идентичность, оставаться самим собой. Реагируя на разного рода конфликты, кризисы и даже катак-

-66-

лизмы, так или иначе изменяясь, они, как правило, преодолевают эти проблемы, сохраняя свои глубинные, сущностные характеристики... И вновь забегая вперёд, поясню, что, с моей точки зрения, путь СССР — это не результат достижений советского строя, пришедшего на смену убогой и забитой России. Напротив, это итог движения состава под названием «Россия», сошедшего с пути, но набравшего за 1000 лет фантастическую, невероятную энергию и инерцию». И после этого говорить о том, что Россия — страна разделенная во времени; что соотношение между русской идеей и идеей коммунистической представляет разрыв исторической преемственности; что между Российской империей и Советским Союзом преемственность убита, может либо лгун, либо недалёкий человек.

Не дадим украсть ПОБЕДУ!

История является одним из основных компонентов духовного и нравственного воспитания народа. Образно говоря, она подобна земле, припав к которой один мифический герой набирался силы. Чем больше в истории народа знаменательных дат судьбоносного значения, тем выше его самосознание. День Победы 9 Мая, несомненно, относится к их числу. Вместе с тем отношение человечества, спасенного советским народом от немецкой чумы XX века, к своему спасителю неоднозначно. Одни страны и народы признают огромную роль и значение советского народа в разгроме Германии и её союзников во Второй мировой войне. Другие — не признают. Самое печальное здесь то, что наиболее рьяными умалителями заслуг советского народа в победе над Германией и её союзниками выступают США и Англия, так называемые союзники советского народа в борьбе с фашизмом. Это те самые союзники, которые наконец-таки удосужились открыть второй фронт в июне 1944 года, видя неотвратимый крах Германии, с целью недопущения распространения коммунистических настроений в мире, ширящихся прямо пропорционально освобождению Красной Армией народов порабощённых фашизмом. И вот теперь эти самые союзники мнят из себя освободителей человечества от фашизма. Это похоже на то, как два шакала, обгладывая кости буйвола, оставшиеся после сытного обеда тигра, бахвалятся перед другими животными, выдавая убитого тигром буйвола за свою добычу. Потому-то США и Англия и празднуют победу над Германией 8 мая, т. е. на день раньше, чем Советский Союз в

-67-

прошлом или современная Россия. Возникающий при этом алогизм их не смущает. Для них главное показать своё первенство, даже если это противоречит логике. Так, на с. 256 книги Нэвила Уильямса «Полная хронология XX века» (изданной в 1999 .году на русском языке) о поражении Германии во Второй мировой войне сообщается следующим образом:

«7 мая в окрестностях Реймса, Франция, в присутствии генерала Эйзенхауэра и других офицеров союзных войск генерал Йодль подписывает акт о капитуляции Германии (вступает в силу с 8 мая). Германия разделена союзными державами на зоны оккупации и перестает существовать как единое государство.

8 мая — День Победы в странах Западной Европы и США. В Германии, в пригороде Берлина, Кейтель и другие немецкие генералы подписывают акт о капитуляции в присутствии маршала Жукова и представителей командования союзных войск.

9 мая — День Победы в СССР».

Таким образом, в сознании американцев и англичан 7 мая Германия а) капитулирует перед союзными войсками, б) поделена союзными войсками на зоны оккупации, в) перестает существовать как единое государство. При этом ни слова об отсутствии среди «других офицеров союзных войск», принимавших капитуляцию Йодля, представителей Советского Союза. Если 7 мая Германия в самом деле капитулировала перед войсками союзников, возглавляемыми Эйзенхауэром, если 7 мая Германия в самом деле была разделена союзниками на зоны оккупации и перестала существовать как единое государство, то совершенно непонятно, почему Германия продолжала воевать с Советским Союзом 7 и 8 мая 1945 года? Непонятно и то, что или кого представляли собой Кейтель и другие немецкие генералы, подписавшие капитуляцию в присутствии маршала СССР Жукова и представителей командования союзных войск. Акт о чьей капитуляции подписывали немецкие генералы в присутствии маршала СССР Жукова и представителей командования союзных войск? Разумеется, Кейтель и другие немецкие генералы подписывали в пригороде Берлина акт о капитуляции Германии. Потому-то там и присутствовали наряду с маршалом СССР Жуковым представители командования союзных войск. В противном случае Советский Союз продолжил бы громить Германию до победного конца, невзирая на игру союзников в капитуляцию, затеянную с Йодлем, что он и делал 7 и 8 мая 1945 года.

Черт с ними, американцами и англичанами. От них можно отмахнуться, их можно послать куда подальше... Но как быть с нами? Как быть нам самим с нашей победой над Гер-

-68-

манией, с нашим весомым вкладом в разгром агрессоров Второй мировой войны? Что взять с американцев и англичан, коли мы сами год за годом пытаемся забыть эту великую страницу своей истории. Из года в год день Победы 9 мая утрачивает в обществе своё былое величие, теряет своё всемирно-историческое значение, перестает играть роль ценностной ориентации, перестает быть объектом чувства гордости за свою Родину и свой народ, постепенно превращается в заурядный выходной. С победой демократов в 1991 году, т. е. с развалом СССР, в России всякий не глухой и не слепой человек, преднамеренно не закрывающий свои глаза и уши, не может не заметить постепенное падение у россиян нравственного потенциала относительно дня Победы 9 мая. В обществе активно распространяется идея о виновности Советского Союза как за начало Второй мировой войны, так и за начало Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. Дело доходит до абсурда: российскому народу навязывается мысль о том, что, дескать, зря воевали наши родители и прародители против Германии в 1941—1945 годах, дескать, своей победой они лишили нас, современное поколение, светлого будущего — сдались бы тогда Гитлеру, жили бы мы сегодня как в современной Германии.

Не потому ли сегодня ветераны как-то стесняются носить боевые награды, полученные ими в боях с немцами, чувствуют себя неловко, показывая в очереди удостоверение участника Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.? Не потому ли сегодня вызывающе ведут себя те, кто воевал против советской власти?

В бытность СССР после смерти Сталина высокопоставленные руководители и идеологи Советского Союза боялись твердо и громко говорить на весь мир о весомом вкладе советского народа в победу над Германией и её союзниками во Второй мировой войне. После распада СССР выяснилось, что данной боязнью болеют и высокопоставленные руководители и идеологи союзных республик. Более того, с получением бывшими союзными республиками самостоятельности выяснилось, что указанная болезнь дала метастазы. Например, высокопоставленные руководители и идеологи России не только на весь мир, но даже у себя дома, в смысле в своей стране, боятся твердо и громко говорить о весомом вкладе российского народа, являвшегося основой советского народа, в победу над Германией и её союзниками во Второй мировой войне. США и Англия поступают прямо противоположным образом. Они всячески умаляют заслуги СССР в раз-

-69-

громе Германии и её союзников во Второй мировой войне и выпячивают свои. В результате американцы и англичане имеют минимальное знание о роли и значении Советского Союза в победе над Германией и её союзниками во Второй мировой войне. По свидетельству профессора американской истории Оксфордского университета Р. Даллека, «американские студенты прекрасно ориентируются в мельчайших подробностях, касающихся их любимого вида спорта или излюбленного телесериала… но они не могут внятно ответить на вопрос о том, на чьей стороне во Второй мировой войне воевал Советский Союз»[27].

В последнее время, освещая Вторую мировую войну, средства массовой информации стали больше уделять времени и места ленд-лизу, холокосту, открытию второго фронта союзниками и т. д. Активно мусолится вопрос о депортации в 1941—1944 годах калмыков; ингушей, чеченцев, крымских татар и представителей ряда других народов СССР. Периодически «уточняется» численность депортированных и погибших в депортации, на всю страну ведутся беседы с депортированными и их потомками на предмет обвинения советской власти в злодеяниях. При этом ни слова не говорится о причине депортации.

Сначала отняли у народа память о вдохновителе, организаторе и руководителе победы советского народа в борьбе с фашизмом — И. В. Сталине. Затем народ лишили памяти о Сталинграде, о городе, в битве за который было пролито крови гораздо больше, чем в любом другом сражении Великой Отечественной войны 1941—1945 гг., не говоря уже о сражениях Второй мировой войны; о городе, в битве за который был совершён коренной перелом в пользу Красной Армии. Теперь вот российский народ лишили памяти о Ленинграде и Севастополе.

Всё это негативно отражается на светлом облике дня Победы 9 Мая, мешает объективному пониманию места, роли и значения советского народа во Второй мировой войне. Это ведёт к тому, что куча искусственно нагромождаемого мусора скрывает сущность тех далеких событий, препятствует росту самосознания российского народа.

Если мы хотим вернуть величие России не на словах, а на деле, пора называть вещи своими именами. И здесь необходимо сказать следующее. Да, помощь американцев тушенкой и другими товарами Советскому Союзу во время Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. имела место. Да, гибель евреев во Второй мировой войне имела место. Да, Англия и

-70-

Америка открыли второй фронт против Германии во Второй мировой войне. Но всё это, даже вместе взятое, представляет собой ничтожно малую долю цены, заплаченную советским народом за победу над фашизмом. Да, в 1941—1944 годах депортация представителей ряда народов СССР имела место. Но это ничтожно малая доля цены, которую они должны были заплатить за предательство интересов своего государства по законам военного времени.

Открытая лекция

в помощь ацюковским и ермиловым

В советские времена в обществе была традиция приурочивать какое-либо действо, мероприятие к тем или иным круглым датам. Одни проводили съезды, другие — круглые столы, семинары, брали социалистические обязательства и т. д. Советской власти уже нет, но отдельные традиции тех лет кое-кем ещё продолжают соблюдаться. Так, В. А. Ацюковский и Б. Л. Ермилов к очередной годовщине советской власти написали книгу «Коммунизм — будущее человечества. Кризис социализма и коммунистическая перспектива. К 80-летию Великой Октябрьской социалистической революции». Судя по году её издания (она была издана издательством в 1998 году), авторы явно запоздали с подарком... Но речь пойдёт не о сроке выхода в свет, а о содержании книги.

Говорят, «дареному коню в зубы не смотрят». Однако здесь другой случай. Не вижу ничего плохого в том, чтобы рассмотреть некоторые положения указанной книги на предмет выявления их истинности.

По большому счёту, дальше 5-й страницы разбираемое произведение можно и не читать, поскольку уже к тому времени становится очевидным его бессодержательность, граничащая с плагиатом. «Основной вывод проведенного авторами анализа, — пишут Ацюковский и Ермилов, — состоит в том, что исторический рост обобществления производства, обусловливающий смену общественных формаций, закономерно и обязательно приводит не только к социалистической революции и замене капитализма более прогрессивным строем — социализмом, но и к коммунистической революции. Результатом коммунистической революции явится построение коммунистического общества в нашей стране, а в перспективе и во всём мире» (с. 5). И стоило ли ради этого (основного вывода) городить огород на трёхстах с лишним

-71-

страницах?! Разумеется, нет, скажет всякий человек хотя бы мало-мальски знакомый с трудами основоположников марксизма-ленинизма. Это настолько очевидно, что, полагаю, нет надобности занимать читателя доказательством. Куда важнее и нужнее обратить внимание читателя на то, как Ацюковский и Ермилов защищают социализм (коммунизм). И делаю я это, вопреки сказанному о 5-й странице, потому, что моя цель помочь им и им подобным адвокатам социализма (коммунизма) сохранить подзащитному жизнь. Иначе благодаря подобного рода защитникам социализма (коммунизма) может случиться так, что социализму (коммунизму) более ничем не поможешь, ибо их усилия зачастую направлены на замену смертной казни через повешение: — расстрелом.

Итак.

Ацюковский и Ермилов утверждают, что «суть разделения труда состоит в том, что каждый член общества выполняет определённую трудовую функцию» (с. 9). Должно быть, они просто не знакомы с такими понятиями, как «сущность» и «явление». Так вот, выполнение каждым членом общества определённой трудовой функции относится к явлению разделения труда. Суть же, или по-другому сущность, разделения труда состоит в том, что по мере роста производительных сил в обществе появляется потребность на тот или иной вид трудовой деятельности человека, и тогда вследствие изменения производственных отношений происходит разделение труда. Труд делится не потому, что каждый член общества выполняет определённую трудовую функцию, а наоборот — каждый член общества выполняет определённую трудовую функцию потому, что труд делится. Скажем, для простоты понимания, в первобытном обществе появление должности (профессии) мага (шамана) становится возможным в результате роста производительных сил первобытного общества. Маг должен есть, пить, одеваться, иметь жилище и т. д. Сам он не в состоянии в полной мере обеспечить себя всем необходимым и одновременно сполна продолжать выполнять свои обязанности. Таким образом, прежде чем в первобытном обществе появится должность (профессия) мага, производительные силы первобытного общества должны развиться настолько, чтобы в существующем общественном производстве средств к жизни можно было высвободить и направить одного или нескольких человек на занятие магией без ущерба для общества.

Исходя из вышесказанного неверно и другое утверждение Ацюковского и Ермилова: «Разделение труда заставляет людей вступать в производственные отношения» (там же).

-72-

Люди вступают в производственные отношения не потому, что труд делится, а наоборот — труд делится потому, что люди вступают в производственные отношения. Робинзон может и сам, в одиночку, спилить дерево, орудуя маленькой ручной пилой (ножовкой). Но он может спилить дерево и с помощью Пятницы, используя большую ручную пилу. В последнем случае труд, необходимый для спиливания дерева, делится на труд Робинзона и труд Пятницы. При этом Робинзон и Пятница вступают в производственные отношения до начала совместной деятельности по распилке дерева. Вне зависимости от того, кто из них первым обратится за помощью к другому, производственные отношения между ними на предмет совместной распилки дерева сложатся раньше, чем они сообща начнут пилить дерево. Аналогичный результат получится и в том случае, если один из них откажется помочь другому в совместной распилке дерева.

Далее, Ацюковский и Ермилов, сокрушаясь по поводу того, что «марксизмом не было сформулировано основное противоречие формаций в общем виде, а без этого не могут быть поняты процессы в посткапиталистических формациях», тут же приводят собственное видение вопроса. «На основе общего анализа характера обобществления всего производства сегодня можно заключить, — утверждают они, — что противоречие между общественным характером производства и частной или личной формой собственности (присвоением) на элементы общественного производства — самого трудящегося или его рабочую силу, на средства производства или на предметы потребления — является основным противоречием всех докоммунистических формаций» (с.13). В дальнейшем, используя выработанное ими «основное противоречие всех докоммунистических формаций» применительно к социализму, Ацюковский и Ермилов находят, что «основное противоречие социализма приводит к делению общества на антагонистические классы — на богатых и бедных, имущих и неимущих, эксплуататоров и эксплуатируемых — и к классовой борьбе» (с. 31). При этом они исходят из того, что «отношения личной собственности на предметы потребления и деньги обуславливают недостатки социализма по сравнению с коммунизмом. Это элемент прошлого в экономическом базисе социализма. Именно этот элемент способен превратить социалистическое общество в общество эксплуататорское, в котором социализм начнет перерастать в государственный капитализм и в котором элитарные слои населения, фактически находясь у власти, начнут присваивать себе об-

-73-

щественную собственность» (там же). Каким образом отношения личной собственности и деньги способны превратить социалистическое общество в общество эксплуататорское? Что это за эксплуататорское общество, в котором социализм начнет перерастать в государственный капитализм?

Что это за государственный капитализм, в котором элитарные слои населения, фактически находясь у власти, начнут присваивать себе общественную собственность? На эти вопросы у Ацюковского и Ермилова нет ответов. Зато есть желание усилить аргумент «личная собственность». «Следует строго отличать личное присвоение (личную собственность) от личного потребления, — поучают они читателя. — Суть личной собственности всегда одна: не дать другому, даже если не пользуешься сам. Личное же потребление — это удовлетворение человеческих потребностей личности» (там же). Не акцентируя лишний раз внимание читателя на незнании Ацюковским и Ермиловым понятий «сущность» и «явление», следует указать на то, что личная собственность и личное потребление, взятые в трактовке Ацюковского и Ермилова, не отличаются друг от друга. И то и другое связано, говоря их словами, с удовлетворением человеческой потребности личности (не знаю, право, откуда они взяли словосочетание «удовлетворение человеческих потребностей личности»). Человек всегда и везде присваивает что-либо исключительно в целях удовлетворения своих потребностей. Даже если он присваивает то, что ему, казалось бы, не нужно, он всё равно делает это ради удовлетворения своих потребностей. Когда хохол, в известном анекдоте, наевшись яблок до отвалу, говорит, что оставшиеся яблоки покусает, он тем самым желает удовлетворить свою потребность в том, чтобы оставшиеся яблоки не достались другому человеку.

И потом. Что это за «основное противоречие формаций в общем виде», без которого не могут быть поняты процессы в посткапиталистических формациях, но были поняты процессы в досоциалистических формациях? Разве действие чего-то основного и общего соответствует данному положению? Разумеется, нет! Зато оно соответствует требованию Ацюковского и Ермилова, пытающихся таким образом создать себе нечто вроде кочки в болотистой местности — каковой для них является рассматриваемый ими предмет — для своего продвижения вперёд.

Отсюда и все беды Ацюковского и Ермилова: от незнания существа рассматриваемого ими вопроса. Вот и получается у них, что общественно-экономическая формация объ-

-74-

ективно зарождается, расцветает и загнивает в течение менее чем 50 лет. Стоит особо подчеркнуть, что это та самая формация, которую они яростно принялись защищать. «В начале 60-х годов уже имелись все признаки самоисчерпания социалистических производственных отношений и перехода от восходящей части линии развития к нисходящей», — утверждают Ацюковский и Ермилов (с. 103). Затем, исписав около десяти страниц в обоснование данного утверждения, они наполняют его содержание следующим образом. «Социализм как общественно-экономическая формация был построен, сыграл выдающуюся роль в нашей истории, вывел отсталую страну в великие державы, обеспечил высшие в мире темпы роста производительных сил. Но уже с середины 50-годов началось постепенное самоисчерпание социалистических производственных отношений и превращение их в тормоз развития. Сохранить быстрое развитие в рамках устаревших социалистических производственных отношений было уже нельзя», — читаем мы, читатель, на 112-й странице. Им не понять, что строительство социализма в России было прекращено не в результате самоисчерпания социалистических производственных отношений и превращения их в тормоз развития общества (полагаю, и у них речь идёт о развитии общества, а не чего-либо другого), т. е. не в результате действия объективных причин, а главным образом и в первую очередь в результате неумелого руководства строительством социализма руководителями Коммунистической партии и правительства страны от Хрущева до Ельцина, т. е. исключительно в результате действия субъективных причин. Им не понять и то, что, говоря о сомоисчерпании социалистических производственных отношений и превращении их в тормоз развития общества в 50-е и 60-е годы, они перепевают зады современных демократов, погубивших строительство социализма в России, внедряя в сознание общества именно эти идеи. «Основной экономической причиной кризиса социализма явилось самоисчерпание производственных отношений и обострение основного противоречия социализма», — читаем мы, читатель, милые сердцу демократа строки из выводов Ацюковского и Ермилова к четвертой главе своего (указанного выше) произведения. Ну просто-таки бальзам на израненную угрызениями совести (если у кого из них она ещё осталась) и научной некомпетентностью душу!

Вслед за указанием основной экономической причины поражения социализма в стране Ацюковский и Ермилов указывают и на путь его преодоления. «Этого можно было избежать,

-75-

если бы своевременно был начат переход к коммунистическим производственным отношениям», — утверждают они (с. 128). Выходит, если бы в середине 50-х — начале 60-х гг. был начат переход к коммунистическим производственным отношениям, то можно было бы избежать поражения социализма в стране. В самом деле, было бы ещё лучше, если бы переход к коммунистическим производственным отношениям был начат в октябре 1917 года. Воистину всё гениальное просто! Но не настолько же!!

Желающие найти у Ацюковского и Ермилова что-либо глубокомысленное относительно своевременного перехода к коммунистическим производственным отношениям будут разочарованы. Кроме благого пожелания, у них ничего нет. Их рассуждения сводятся к тому, что «надо внедрять в обществе коммунистические отношения, не дожидаясь, пока сознание людей станет коммунистическим, сознание же начнет подтягиваться под эти отношения» (с.110). При этом буквально через строчку они вынуждены признать: «Разумеется, для внедрения коммунистических производственных отношений в обществе должны быть люди, не только обладающие властными полномочиями для этого, но и желающие и понимающие необходимость проведения этих мероприятий, то есть обладающие коммунистическим сознанием и знанием коммунистической теории» (там же). С одной стороны, они говорят о необходимости внедрения в обществе коммунистических производственных отношений, не дожидаясь, пока сознание людей станет коммунистическим, с другой — о том, что для внедрения коммунистических производственных отношений в обществе должны быть люди, обладающие коммунистическим сознанием. Чертовщина получается. Откуда взяться людям, обладающим коммунистическим сознанием для внедрения в обществе коммунистических производственных отношений, если коммунистическое сознание подтягивается под коммунистические производственные отношения? Уж не инопланетяне ли должны внедрять в обществе землян коммунистические производственные отношения, не дожидаясь пока сознание людей станет коммунистическим? Очевидно, мягко говоря, здесь напутано… И весьма основательно.

А как обстоят дела у Ацюковского и Ермилова в части коммунистической перспективы?

«Выход заключается в том, — утверждают они, — чтобы уничтожить капиталистические отношения, восстановить социализм — совершить Вторую социалистическую революцию и, не задерживаясь на этом этапе, приступить к построе-

-76-

нию коммунистических производственных отношений — совершить коммунистическую революцию» (с. 112—113). Что значит «уничтожить капиталистические отношения» — это более или менее ясно. Неясно, что значит «восстановить социализм — совершить Вторую социалистическую революцию и, не задерживаясь на этом этапе, приступить к построению коммунистических производственных отношений — совершить коммунистическую революцию». Это тем более неясно, что по их же, Ацюковского и Ермилова, утверждению «ничто не может превратить устаревшие производственные отношения снова в молодые и прогрессивные, в источник развития. Это невозможно точно так же, как невозможно превратить старый биологический организм в молодой или повернуть историю вспять Возможны только гибель старого социального организма и рождение нового» (с. 112). Сначала они говорят о невозможности превращения устаревших производственных отношений снова в молодые и прогрессивные, в источник развития — и здесь же видят выход в восстановлении социализма, самоисчерпание производственных отношений которого, по их же мнению, началось с середины 50-годов, а в начале 60-х годов, опять же по их мнению, уже имелись все признаки самоисчерпания социалистических производственных отношений.

С точки зрения закона перехода количества в качество, чем больше будет сказано, написано о социализме (коммунизме), тем больше вероятность победы в обществе социалистического (коммунистического) мировоззрения. Исходя из этого, казалось бы, надо приветствовать выход в свет книги Ацюковского и Ермилова «Коммунизм — будущее человечества. Кризис социализма и коммунистическая перспектива. К 80-летию Великой Октябрьской социалистической революции» без всяких разговоров. Однако по её прочтении ясно осознаешь неуместность использования указанного закона в данном случае. Как чистая математика непригодна для определения количества жидкости, получаемой при смешивании, например, литра воды и литра спирта, так и здесь закон перехода количества в качество в чистом виде не работает, ибо подобная защита социализма (коммунизма) не приближает, а отдаляет победу социализма (коммунизма) в стране.

Если бы данная книга вышла в свет из-под пера Ацюковского и Ермилова до сочинений Маркса и Энгельса, то она бы, несомненно, явилась последним словом науки того времени и имела бы огромное значение в развитие общества, а Ацюковский и Ермилов непременно бы сошли за основополож-

-77-

ников учения о социализме (коммунизме). Но она появилась сегодня, а потому годится разве лишь для тех, кто девственен в вопросах марксистско-ленинской философии и к тому же не желает относиться к марксизму-ленинизму как к науке.

Марксизм-ленинизм

и теория относительности Эйнштейна

Вот уже несколько десятилетий, точнее было бы сказать с момента появления теории относительности, идут жаркие споры на предмет её истинности. Одни доказывают, что она истинна, другие — что ложна. При этом и сторонники, и противники теории относительности не имеют исчерпывающего ответа, поскольку каждый их шаг либо оказывается топтанием на месте, либо порождает массу необъяснимых вопросов. Так, сторонники теории относительности, говоря об увеличении длительности событий в движущейся системе отсчёта, вслед за математическими выкладками кивают на писателей-фантастов, которые, мол, при описании межзвездных полетов используют этот эффект. В целом они уверяют, что в теории относительности меняются наши «привычные» представления… Противники же теории относительности, как правило, сетуют на непонимание, а то и просто на гонения со стороны «изменивших» «привычные» представления. Многие из них (если не все) всерьёз убеждены в намеренном подлоге, преднамеренном обмане Эйнштейном всего человечества. При этом, кроме всего прочего, они ссылаются на фотографию Эйнштейна, где он запечатлен с высунутым языком.

Короче говоря, и те и другие неубедительны. А воз и ныне там.

В чём сила и слабость спорящих сторон? В том, что они отдали теорию относительности Эйнштейна целиком и полностью на откуп математике. С точки зрения чистой математики, всё правильно. Но всегда ли чистая математика истинна? Разумеется, нет. Скажем, если следовать чистой математике, то смесь одного литра воды и одного литра спирта в сумме должна равняться двум литрам. В действительности это не так, ибо в результате смешивания одного литра воды и одного литра спирта происходит химическая реакция, в результате которой часть жидкости испаряется…

Согласно теории относительности, скорость света является предельно возможной величиной распространения взаимодействий в природе. Второй постулат Эйнштейна гла-

-78-

сит: скорость в вакууме не зависит от направления его распространения и от движения источника. Иначе говоря, тем самым утверждается принцип постоянства скорости света — с = 300 000 км/с. При этом как сам создатель теории относительности, так и его последователи в своих математических преобразованиях вовсю используют скорость света в квадрате, т. е. с² . Более того, опираясь на известное в математике разложение

они оперируют ещё более высокими степенями скорости света — с², с³ и т. д. Это абсолютно неправильно. Нельзя говорить о скорости света как предельно возможной величине распространения взаимодействий в природе и одновременно делать те или иные фундаментальные научные выводы, основываясь на формулах полученных с использованием величин с², с³ и т. д.

В соответствии с диалектическим материализмом — одной из составных частей марксистко-ленинского учения, — чего нет в настоящее время, того в настоящее время не может и не должно быть. Раз теория относительности Эйнштейна отрицает возможность распространения взаимодействий в природе со скоростью выше скорости света, то её формулы не должны содержать с², с³ и т. д. Следовательно, Е = Мс² = 0, а М = Е/с² вообще не существует, поскольку на ноль делить нельзя.

Приведу простой пример:

Поезд, двигаясь равномерно и прямолинейно с предельно возможной в природе скоростью 10 км/ч за два часа преодолевает расстояние в 20 км.

S = vt = 10 ´ 2 = 20

Может ли наш поезд преодолеть за два часа менее 20 км? Разумеется, да, если он будет двигаться со скоростью меньше 10 км/ч.

Скажем, чтобы пройти за два часа 10 км, он должен двигаться со скоростью 5 км/ч.

S = 5 ´ 2 = 10

А может ли наш поезд преодолеть за 2 часа более 20, скажем 21 км? Разумеется, нет, ибо, согласно условию задачи, он ни при каких обстоятельствах не может иметь скорость более 10 км/ч.

S = 10,5 ´ 2 = 0

-79-

С точки зрения чистой математики скорость поезда может быть и больше 10 км/ч. Но это вовсе не значит, что наш поезд, за 2 часа может пройти больше 20 километров. Совершенно очевидно, что при указанных условиях результаты, полученные с использованием скорости поезда более 10 км/ч, не соответствуют истине.

Таким образом, для начала необходимо пересмотреть все выводы теории относительности, сделанные с использованием величин с², с³ и т. д..

Не революция, а измена!

Мифы бывают двух видов: прогрессивные и регрессивные. Прогрессивные мифы — это те мифы, происхождение которых непосредственно связано с объяснением доселе непонятого предмета (явления) живой или неживой природы. За неимением необходимых знаний об объекте познания миф о нём играет положительную роль в обществе, направляя процесс его развития по восходящей линии. По мере роста общественного сознания прогрессивные мифы переосмысливаются, наполняются новым содержанием, выкристаллизовываются и тем самым способствуют познанию истины, а значит, способствуют развитию общества.

Регрессивные мифы — это те мифы, происхождение которых непосредственно связано с созданием заведомо ложного представления о предмете (явлении) живой или неживой природы. Данные мифы играют отрицательную роль в обществе, направляя процесс его развития по нисходящей линии. Хотя по мере роста общественного сознания регрессивные мифы и переосмысливаются, наполняются новым содержанием, выкристаллизовываются, это всего лишь способствует познанию ранее установленной истины. Иными словами, регрессивные мифы не способствуют познанию истины как таковой, а значит, не способствуют развитию общества.

Мифы играют существенную роль в жизни общества (человека). Одни мифы строить и жить помогают, другие... А потому для обеспечения условий непрерывного роста общественного бытия и общественного сознания необходимо, кроме всего прочего, время от времени производить демифологизацию общества, с тем чтобы по возможности уберечь его от напрасной траты времени и сил на познание ранее ус-

-80-

тановленных истин, на повторное изобретение велосипеда, т. е. от регрессивных мифов.

Исходя из выше сказанного, рассмотрим два основных мифа демократов, созданных и внедряемых ими в общественное сознание на протяжении последних десяти лет.

Миф первый: к декабрю 1991 года распад Советского Союза был неизбежен.

Главный демократ и руководитель России рассматриваемого периода, Б. Н. Ельцин, 6 декабря 1996 года, выступая на страницах газеты «Труд», сказал: «К декабрю 1991 года распад бывшего Союза принял обвальный характер. Это было очень опасно. Как ни тяжело признать, но Союз изжил себя. Пришлось спасать то, что ещё можно было спасти. Было создано Содружество Независимых Государств — суверенных, равноправных стран. Каждая взяла на себя ответственность за свои дела. Тогда идея СНГ оказалась единственной, на основе которой удалось прийти к согласию бывших республик. За исключением Прибалтики. Повторяю, пять лет назад никто не предложил другой модели нашего взаимодействия».

Был ли неизбежен распад Советского Союза к декабрю 1991 года? Конечно же, нет! Какие научно обоснованные основания есть у Ельцина и других демократов утверждать, что развитие Советского Союза объективно перешло черту, за пределами которой стало необходимо отправить его на свалку истории? Никаких. Абсолютно никаких! Что у них есть — так это голые инсинуации плюс неуемное желание выдать пороки капитализма за добродетель. Это, во-первых.

Во-вторых, Ельцин всячески врет говоря о том, что «к декабрю 1991 года распад бывшего Союза принял обвальный характер», что «как ни тяжело признать, но Союз изжил себя», что «пришлось спасать то, что ещё можно было спасти», что «пять лет назад никто не предложил другой модели нашего взаимодействия». Кому как ни ему, одному из главных виновников разрушения Советского Союза, знать правду об истории распада Советского Союза? Но он предпочитает говорить неправду, ибо только так может оправдать свои действия по разрушению Советского Союза, действия повлекшие за собой боль и страдания 90% советского народа. «Распад бывшего Союза принял обвальный характер» лишь после того, как он (Ельцин) «уговорил» главу Белоруссии (Шушкевича) и главу Украины (Кравчука) подписать смертельный приговор Советскому Союзу. «Мы заявляем, — говорится в совместно принятом ими 8 декабря 1991 года документе, — что Совет-

-81-

ский Союз как субъект международного политического права и геополитическая реальность прекратил своё существование»[28]. Только после этого документа распад Советского Союза действительно принял обвальный характер. До тех пор была возможность сохранения Советского Союза (пусть и в усеченном виде); до тех пор Союз ещё не изжил себя; до тех пор предлагалось несколько моделей взаимодействия союзных республик — о чём свидетельствует, например, новоогаревская эпопея.

Начало новоогаревской эпопеи, по большому счёту, было положено 23 июля 1991 года, когда первому и последнему президенту Советского Союза (Горбачеву) удалось добиться согласия глав 9 из 15 союзных республик подписать новый союзный договор. Поскольку каждый из них думал о себе, рвал союзное одеяло на себя, постольку выработанный ими документ был изначально плох. Вследствие чего в назначенный день его подписания, 21 августа 1991 года, случился ГКЧП с целью предотвращения окончательного распада Советского Союза. Усилиями Ельцина и его сторонников ГКЧП потерпел поражение. Так как во главе ГКЧП стояли вице-президент Советского Союза Янаев, глава правительства Советского Союза Павлов, председатель КГБ Советского Союза Крючков, министр внутренних дел Советского Союза Пуго и ряд других высокопоставленных руководителей союзного значения, то с поражением ГКЧП наступил паралич центральной власти. Двери для выхода из СССР были открыты настежь. В этих условиях «спасенный» Горбачев 4 ноября 1991 года проводит в Кремле первое заседание новообразованного Государственного совета, на котором присутствуют главы 8 республик. Основной обсуждаемый вопрос тот же — подписание нового союзного договора. К единому мнению не пришли. Вслед за этим 14 ноября (теперь уже в Ново-Огареве) под руководством Горбачева проходит второе заседание Государственного совета. На сей раз на нём присутствуют главы 7 республик, отсутствует глава Украины. Несмотря на это, собравшимся удалось заключить предварительное соглашение о создание своеобразного союза с элементами федерального и конфедеративного устройства. Наконец, 25 ноября 1991 года в Ново-Огареве состоялось третье заседание Государственного совета, где выясняется, что предварительное соглашение, достигнутое 14 ноября 1991 года, летит под откос. После продолжительной дискуссии участники заседания разошлись ни с чем. Это была последняя «попытка» сохранения Советского Союза. Спустя 13 дней в Беловежской

-82-

Пуще маски были сброшены, и советский народ узрел истинное лицо глав России, Украины и Белоруссии.

Основная причина неудавшегося подписания нового союзного договора в том, что никто из участников новоогаревской эпопеи всерьёз и не думал уберечь Советский Союз от распада. Главы республик, с одной стороны, водили за нос Горбачева, выигрывая время для укрепления своей власти в руководимых ими республиках, а с другой — находились под магией действий главы России. Последнее обстоятельство имело решающее значение для судьбы Советского Союза. Есть все основания утверждать, что если бы Ельцин был озабочен сохранением Советского Союза, последний не приказал бы долго жить. Именно Ельцин сыграл решающую роль в разрушении Советского Союза.

Примечательны в этом отношении два последних заседания Госсовета в Ново-Огареве. 14 ноября 1991 года Ельцин даёт согласие на подписание нового союзного договора, и в обществе усиливается надежда на сохранение Советского Союза. Выступая в тот же день вечером по телевидению, Ельцин восклицает: «Союз будет жить!» — и это звучит для глав остальных республик как призыв к действию по сохранению Советского Союза. И после этого спустя 11 дней, 25 ноября 1991 года, на очередной встрече глав республик в Ново-Огареве Ельцин, к всеобщему удивлению собравшихся, берёт своё слово, данное им на предыдущей встрече глав республик, обратно.

Тайну политической кухни тех дней приоткрывает духовный «жрец» Ельцина Г. Бурбулис, который был в то время государственным секретарем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, президентом которой (напоминаю тем, кто не помнит) и был Ельцин, следующим образом: «Для руководящего эшелона российских лидеров, поднятых августовской революцией к власти, искусственность и временность союза с Горбачевым была очевидна с самого начала. Рано или поздно к этой мысли должен был прийти и сам Ельцин: не только не уступать власть союзному президенту, но и не делить её с ним. После того как он естественным образом утвердился в этом, остальное уже было делом более или менее умелой тактики. Разумеется, идеальным для российского руководства было бы заполучить «алиби» в вопросе о его отношении к судьбе Союза. Первый приход Ельцина на заседание Госсовета со сравнительно «мягкими» поправками к согласованному с ним самим проекту союзного договора имел целью прозондировать ситуацию и попробо-

-83-

вать достичь этого с минимальными для престижа и репутации российского лидера издержками. Такой минимальный вариант Ельцину не удался. Врученные ему поправки, предполагавшие отказ от единой союзной Конституции и общенародно избираемого президента, не принесли окончательного разрыва с идеей единого централизованного государства. Аппаратное тактическое мастерство Горбачева не только сохранило концепцию союзного государства, но привело к тому, что не кто иной, как сам Ельцин оповестил страну и весь мир о предполагаемом образовании единого конфедеративного государства. После возвращения российского президента с этого заседания перед лицом неотвратимого укрепления позиций союзного президента, к которому к тому времени вновь вернулись такие «киты» первого этапа перестройки, как Яковлев и Шеварнадзе, мы решили поднять ставки и убедили своего президента (Ельцина. — В. К.) забрать обратно на очередном заседании Госсовета то, что он неоправданно великодушно «подарил» Горбачеву на предыдущем»[29].

Весьма ценное признание. Ну чем не исповедь грешника?

Миф второй: переход от России социалистической к России капиталистической был совершен если не в результате революции, то в результате контрреволюции или, на худой конец, дворцового переворота.

Так ли это на самом деле? Конечно же нет: и то, и другое, и третье неверно!

На чём основано данное утверждение? На том, что главным вопросом всякой революции, всякой контрреволюции и всякого дворцового переворота является вопрос о смене власти. Без этого никакого разговора о революции, контрреволюции или дворцовом перевороте не может быть. Даже там и тогда, где были исключения из правила, как, например, в Англии, революция, контрреволюция или дворцовый переворот считаются успешно свершившимися лишь после взятия власти их сторонниками в свои руки. Вот почему, хотя английская буржуазная революция и не «упразднила» королевскую власть в стране, фактически вся власть сосредоточена в руках премьер-министра.

Какие научно обоснованные основания есть у Ельцина и других демократов говорить о том, что переход от России социалистической к России капиталистической был совершен если не в результате революции, то контрреволюции или, на худой конец, дворцового переворота? Никаких. Абсолютно никаких! Как был Ельцин главой России при социализме, так он и остался главой России, когда она перешла на

-84-

путь строительства капитализма. Именно при Ельцине Россия социалистическая стала Россией капиталистической. При этом он не то что даже частично не потерял свою власть, а наоборот, укрепил её так, как не снилось ему в бытность президентом России социалистической.

Почему это стало возможным? Почему, говоря по Бурбулису, «руководящий эшелон российских лидеров был и остался у власти до и после поднятия августовской революцией»? Потому и только потому, что демократы во главе с Ельциным в 1991 году не совершили ни революцию, ни контрреволюцию, ни даже дворцовый переворот. Единственное, что они совершили, так это государственную измену. Они изменили своему государству, своему народу. В связи с этим стоит напомнить и то, что Ельцин в июле 1991 года, вступая в должность президента РСФСР, всенародно клялся защищать Конституцию РСФСР и отстаивать интересы российского народа — того самого народа, который за три месяца до этого (в марте 1991 года) подавляющим большинством голосов высказался за сохранение Советского Союза.

История развития бывших советских республик последнего десятилетия убедительно свидетельствует о том, что общество, живущее в соответствии с регрессивными мифами, в частности с рассмотренными выше, обречено на жалкое существование. Отсюда вывод: развитие общества немыслимо без ликвидации регрессивных мифов, без очищения общественного сознания от искусственно созданного ложного представления о реальных процессах объективно существующего материального мира.

К вопросу об интеллигенции

В последнее время стало общим местом возлагать на интеллигенцию надежду, связанную с переустройством общества. Сегодня и левые, и правые, и центр политического спектра России кровно заинтересованы в перетягивании интеллигенции на свою сторону. Левых в лице КПРФ понять можно: так и не дождавшись стихийного выступления рабочих и крестьян, вызываемого к жизни сезонными (весной, летом, осенью, зимой) заклинаниями Зюганова, они ищут опору в интеллигенции.

Насколько это обосновано, более того, правомерно? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо выявить природу интеллигенции, провести её идентификацию.

-85-

Для этого недостаточно знания о наличии у её представителей разума, образования, нравственности, впечатлительности и т. д. и т. п., а следует рассмотреть их отношение к общественному производству средств к жизни. Тут-то и обнаруживается (исходя из понимания интеллигенции как совокупности людей, занятых максимально умственным — минимально физическим трудом), что представители интеллигенции имеют косвенное отношение к общественному производству средств к жизни.

Дальнейшие рассуждения в этом направлении приводят к тому, что помимо интеллигенции косвенное отношение к общественному производству средств к жизни имеют также представители эксплуататорских классов. Учитывая, что эксплуататорский класс преимущественно, если не сказать целиком, формируется из среды интеллигенции, можно и должно сделать вывод об интеллигенции как носителе эксплуататорского класса. Интеллигенция — это не прослойка общества, как думают отечественные учёные-обществоведы и как принято считать в так называемом цивилизованном обществе, а основа класса, косвенно занятого в общественном производстве средств к жизни. Вот почему она не препятствовала капиталисту (буржуазии) строить капиталистическое (буржуазное) государство, феодалу — феодальное государство, рабовладельцу — рабовладельческое государство, ибо и капиталист, и феодал, и рабовладелец являются представителями одного с интеллигенцией класса, отвечают общим требованиям и выражают общие с ней интересы: брать от общества как можно больше, а отдавать — как можно меньше. Вовсе не случайно интеллигенция, например в царской России, получала заработную плату в среднем в 20 раз больше, чем рабочий. Если же брать крайности, то это разница доходила до 4000 и более раз.

Потому-то в октябре 1917 года отечественная интеллигенция преимущественно не поддержала социалистические (коммунистические) преобразования в стране, более того, всячески противодействовала им, что они, указанные преобразования, не отвечали её интересам и потребностям. В то время как простой российский народ влачил жалкое существование, российская интеллигенция изо дня в день ковала кадры российских эксплуататоров, стояла на страже их интересов и потребностей как своих собственных, поскольку они (интересы и потребности эксплуататоров) совпадали с её интересами и потребностями. Иначе и быть не могло, ибо эксплуататоры есть своего рода передовой отряд интеллигенции.

-86-

Вот почему когда российские рабочие и крестьяне в октябре 1917 года принялись изгонять из страны эксплуататоров, значительная часть российской интеллигенции выступила на стороне последних.

Даже после взятия власти в России пролетариатом в свои руки интеллигенция активно препятствовала строительству социализма (коммунизма) в стране. Крушение строительства социализма (коммунизма) в России во многом обусловлено тем, что российский пролетариат, уничтожив отечественных феодалов и нарождающуюся буржуазию, т. е. явных эксплуататоров, не сумел разглядеть, распознать в интеллигенции своего классового врага. Именно недоосознание пролетариатом России необходимости борьбы с интеллигенцией как со своим классовым врагом лежит в основе крушения строительства социализма (коммунизма) в стране.

Согласно марксистско-ленинской философии, «наряду с основными и не основными классами в обществе существуют различные общественные прослойки, например интеллигенция. Она крайне неоднородна в социальном отношении, не занимает особого места в системе общественного производства, не имеет самостоятельного отношения к средствам производства. Интеллигенция — это социальная группа, состоящая из людей, занимающихся интеллектуальным трудом, пополняющая свои ряды выходцами из различных классов общества и служащая интересам различных классов. Интеллигенция была и в рабовладельческом, и в феодальном обществе, но как особая социальная прослойка она сложилась лишь при капитализме. Обслуживая тот или иной класс, интеллигенция не играет самостоятельной роли в историческом процессе. Однако она оказывает значительное влияние на общественное развитие, находясь на службе тех или иных классов»[30].

Мысль о том, что интеллигенция, не играя самостоятельной роли в историческом процессе, оказывает значительное влияние на общественное развитие, как нельзя лучше характеризует отечественных учёных-обществоведов, мастерски освоивших приёмы умелого обращения с «противоположностями», выхода из ситуаций, казавшихся тупиковыми.

Что касается неоднородности интеллигенции в социальном отношении, то этот признак легко применим к любому классу, а значит, не является определяющим.

Утверждение «интеллигенция не занимает особого места в системе общественного производства» лишено всяких оснований. Интеллигенция занимает особое место в системе

-87-

общественного производства, ибо, по определению самих же авторов указанного произведения, интеллигенция — это социальная группа, состоящая из людей, занимающихся интеллектуальным трудом. Следовательно, интеллигенция — это социальная группа, состоящая из людей, занимающихся в общественном производстве интеллектуальным (в соответствии с ранее установленным нами, читатель, правильнее будет сказать максимально умственным — минимально физическим) трудом. Говорить после этого, что интеллигенция не занимает особого места в системе общественного производства, значит по меньшей мере противоречить самим себе, а по большей — говорить глупости.

Насчёт того, что интеллигенция не имеет самостоятельного отношения к средствам производства, сегодня, в новых исторических условиях, полагаю, нет надобности глубокого анализа для доказательства обратного. Достаточно указать на тот факт, что после поражения социализма в России в 1991 году, где за годы советской власти была ликвидирована частная собственность на средства производства, здесь в одночасье появились частные собственники, которыми в 99,9% стали представители интеллигенции. Стоило рухнуть советской власти, как интеллигенция выступила в роли частных собственников и эксплуататоров. Не имей интеллигенция самостоятельного отношения к средствам производства, подобное было бы невозможно.

Таким образом, утверждения о том, что интеллигенция есть прослойка общества; что интеллигенция не занимает особого места в системе общественного производства; что интеллигенция не играет самостоятельной роли в историческом процессе — глубоко ошибочны. Куда больше подходит для интеллигенции определение классов, данное Лениным. «Классы, — писал он, — это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой благодаря различию их места в определённом укладе общественного хозяйства»[31].

Следует особо отметить тот исторический факт, что там и тогда, где в результате смены общественно-экономической формации власть в обществе переходила от одного эксплуататорского класса к другому эксплуататорскому классу, интеллигенция активно поддерживала данное преобразование. В противном случае, т. е. там и тогда, где в результате смены общественно-экономической формации власть в обществе переходила от эксплуататорского класса к эксплуатируемому классу, интеллигенция активно сопротивлялась данному пре-

-88-

образованию. За примерами далеко ходить не надо. Для тех, кому деятельность интеллигенции в период строительства социализма (коммунизма) в России неприемлема в качестве доказательства интеллигенции как основы формирования и развития эксплуататоров, можно указать на деятельность интеллигенции в период царской России, скажем, при подавлении крестьянских восстаний, вспыхнувших под руководством Емельяна Пугачева и Степана Разина, или при расстреле рабочего шествия, мирно двигавшегося к Зимнему дворцу 9 января 1905 года. В последнем случае, рабочие шли к царю, неся хоругви, иконы, кресты и большой белый флаг, на котором было написано «Солдаты, не стреляйте в народ», обнажив головы, с пением церковных песен для подачи петиции царю с просьбой об улучшении их правового и экономического положения. В ответ на это они были расстреляны из винтовок и пулеметов и изрублены саблями по приказу царя и его окружения. Тогда было убито свыше 1 тыс. и ранено более 2 тыс. ни в чём не повинных рабочих.

Аналогично обстоит дело и в современной России. Расстрел Верховного Совета РСФСР из танков, учиненный постсоциалистической интеллигенцией в 1993 году, — убедительное тому доказательство.

Основоположники марксизма уже в первом совместном произведении «Святое семейство» говорили о том, что «пролетариат может и должен сам себя освободить»[32]. Впоследствии они неизменно приходили к выводу о правильности данного положения. Разумеется, они не отрицали участия других слоёв общества в освобождении пролетариата на стороне последнего. Особую роль при этом они отводили крестьянству. Что касается интеллигенции, то они не видели в ней сколь-нибудь значимого союзника пролетариата. Более того, они полагали, что от интеллигенции будет больше вреда делу освобождения пролетариата, чем пользы. «Я не могу понять, — писал Энгельс О. Бенигку 21 августа 1890 года, — как можете Вы говорить о невежестве масс в Германии после блестящего доказательства политической зрелости, которое наши рабочие дали в победоносной борьбе против закона о социалистах. Мнимо учёное чванство наших так называемых образованных представляется мне гораздо более серьёзным препятствием. Конечно, нам не хватает ещё техников, агрономов, инженеров, химиков, архитекторов и т. д., но на худой конец мы можем купить их для себя так же, как это делают капиталисты, а если несколько предателей — которые наверняка окажутся в этом обществе — будут наказаны как следует в нази-

-89-

дание другим, то они поймут, что в их же интересах не обкрадывать нас больше. Но за исключением этих специалистов, к которым я отношу также и школьных учителей, мы прекрасно можем обойтись без остальных «образованных», и, к примеру, нынешний сильный наплыв в партию литераторов и студентов сопряжен со всяческим вредом, если только не держать этих господ в должных рамках»[33].

В очередной раз Энгельс высказался по этому поводу в письме к А. Бебелю от 24—26 октября 1891 года. «Для того чтобы овладеть средствами производства и пустить их в ход, — писал Энгельс, — нам нужны технически подготовленные люди, и притом в большом количестве. Их у нас нет; до последнего времени мы были даже рады тому, что по большей части избавлены от так называемой образованной публики. Теперь — другое дело. В настоящее время мы достаточно сильны, чтобы быть в состоянии принять и переварить любое количество образованного мусора, и я предвижу, что в ближайшие 8-10 лет к нам придёт достаточное количество молодых специалистов в области техники и медицины, юристов и учителей, чтобы с помощью партийных товарищей организовать управление фабриками и крупными имениями в интересах нации. Тогда, следовательно, взятие нами власти будет совершено естественным образом и произойдет относительно гладко. Но если в результате войны мы придем к власти раньше, чем будем подготовлены к этому, то технические специалисты окажутся нашими принципиальными противниками и будут обманывать и предавать нас везде, где только могут; нам придётся прибегать к устрашению их, и всё-таки они будут нас надувать»[34].

Практика строительства первого в мире социалистического государства в целом — за вычетом того, что победивший пролетариат может купить себе интеллигенцию так же, как это делают капиталисты, — убедительно подтвердила правоту Энгельса относительно сказанного им о взаимоотношениях пролетариата с интеллигенцией. Пролетариат России в результате революции пршёл к власти раньше, чем был подготовлен к этому в части принятия и переваривания образованного мусора. В итоге интеллигенция, доставшаяся ему в наследство от буржуазии, оказалась его принципиальным противником. Попытки молодой советской власти купить интеллигенцию так же, как это делают капиталисты, не принесли желаемого результата. Большинство врачей, учителей, техников и пр. саботировали работу на местах, упорно не желали помогать пролетариату строить в стране социализм

-90-

-90-

(коммунизм). Другая часть интеллигенции, которую удалось-таки купить пролетариату высокими заработками, ценою напряжения до последней степени всех сил рабочих и крестьян, в массе своей вела подрывную работу против советской власти. В 1928 году по одному только «шахтинскому делу» было разоблачено около трёхсот буржуазных интеллигентов, занимавшихся вредительством в Донбассе. В 1930—1931 годах было раскрыто ещё три крупных контрреволюционных организации буржуазной интеллигенции: «Промпартия» занималась вредительством советской власти в промышленности, «Трудовая крестьянская партия» — в Наркомземе, «Союзное бюро РСДРП» — в Госплане, ВСНХ, Госбанке, Центрсоюзе.

В чём трудность привлечения интеллигенции пролетариатом на свою сторону, к эффективному участию в строительстве социализма (коммунизма)? В природе интеллигенции.

Какова природа интеллигенции, в чём её сущность? Для получения правильного ответа в качестве критерия принадлежности того или иного человека к интеллигенции необходимо рассмотреть различие не в его роде занятий, образовании, нравственности и т. д., а различие его места в существующем укладе общественного хозяйства, т. е. его отношение к общественному производству средств к жизни. Тут-то и обнаруживается (исходя из понимания интеллигенции как совокупности людей, занятых максимально умственным и минимально физическим трудом), что представители интеллигенции имеют косвенное отношение к общественному производству средств к жизни. Дальнейшие рассуждения в этом направлении приводят к тому, что помимо интеллигенции косвенное отношение к общественному производству средств к жизни имеют также представители эксплуататорских классов. Учитывая, что эксплуататорский класс преимущественно, если не сказать целиком, формируется из среды интеллигенции, можно и должно сделать вывод о интеллигенции как носителе эксплуататорского класса.

В итоге общество делится на два класса: класс косвенно занятый в общественном производстве средств к жизни и класс непосредственно занятый в общественном производстве средств к жизни. Отсюда ясно, почему интеллигенция не сопротивлялась ни преобразованию первобытного общества в азиатское общество, ни преобразованию азиатского общества в рабовладельческое общество, ни преобразованию рабовладельческого общества в феодальное общество, ни преобразованию феодального общества в капиталистическое общество. Напротив, во всех этих преобразованиях она при-

-91-

нимала, можно сказать, непосредственное участие — в смысле, играла положительную роль, приветствовала их. И только в преобразовании досоциалистического общества в общество социалистическое (коммунистическое) интеллигенция играет отрицательную роль. Она охотно продавалась и капиталисту, и феодалу и т. д., а пролетариату — не хочет. Объяснение этому кроется в принадлежности интеллигенции к классу косвенно занятого в общественном производстве средств к жизни.

История свидетельствует, что ни особая нравственная впечатлительность, ни особая ранимость, ни особая отзывчивость на общие социальные проблемы, ни образованность, ни разумность и т. д. и т. п. зачастую нигде и никогда не мешали интеллигенции закрывать глаза на кричащую несправедливость и неравноправие, в правовом и экономическом отношении имеющиеся между ней, с одной стороны, и трудовым народом, т. е. людьми, занятыми минимально умственным — максимально физическим трудом, с другой стороны. Указанные выше качества интеллигенции, как правило, не мешали ей сытно есть и мягко спать за счёт трудового народа.

Совершенно очевидно, что левые под руководством КПРФ совершают грубую ошибку, полагая, что интеллигенция сама по себе, добровольно и в одночасье перейдёт на их сторону. Здесь больше шансов у центристов и правых как представителей интересов одного с интеллигенцией класса, класса косвенно занятого в общественном производстве средств к жизни. Интеллигенция в том виде, в каком она была до сих пор и есть в настоящее время, скорее поддержит эксплуататоров, чем эксплуатируемых. Чтобы было наоборот, пролетариату следует повышать своё идеологическое, политическое и экономическое образование, дабы быть в состоянии принять и переварить любое количество образованного мусора. Этого-то и не может или не хочет понять левая оппозиция под руководством КПРФ. Она стремится наполнить свои хиреющие ряды кем попало и чем попало, не особенно задумываясь о качестве и долгосрочной перспективе такой политики. Возьмём, к примеру, общество РУСО (Российские учёные социалистической ориентации), где, как утверждают некоторые, собран цвет народно-патриотической интеллигенции. Насколько члены РУСО социалистически ориентированы, хорошо видно из сказанного одним из его сопредседателей Ю. К. Плетниковым в журнале «Изм» № 2 за 2000 г., где причину поражения социализма в СССР, кроме всего прочего, он видит в том, что «высококвалифицированный труд инже-

-92-

нерно-технических работников мало оплачивался, приблизительно как неквалифицированный физический труд» (с. 36). По Плетникову, при социализме инженерно-технические работники должны получать больше, чем рабочий. И это утверждает один из лидеров учёных социалистической ориентации... Ему вторит сопредседатель НПСР (народно-патриотические силы России), председатель движения «Духовное наследие» А. Подберезкин, который считает, что «профессор должен зарабатывать больше генерала, а учитель — больше чиновника»[35] — словно генерал и чиновник должны хуже есть, одеваться и т. д., т. е. жить хуже профессора и учителя. Ясно, что с такой социалистической ориентацией и с таким духовным наследием далеко до истинного союза рабочих и крестьян с интеллигенцией.

В заключение хочу сказать следующее. Не надо думать, что я против интеллигенции как таковой. Конечно, исключения были, но речь здесь не об этом, поскольку жизнедеятельность интеллигенции основывается не на исключениях, а на закономерностях, в числе которых минимальное участие в общественном производстве средств к жизни и максимальное участие в потреблении общественных материальных благ стоит на первом месте. Я за то, чтобы исключения, о которых шла речь выше, имевшие место в жизни интеллигенции до сих пор, стали правилом, а закономерности — исключением.

Социалистическая революция:

теория и практика смены

общественно-экономической формации

Вот уже второй десяток лет отечественные демократы активно пытаются втиснуть Россию в прокрустово ложе капитализма. За это время российский народ испытал столько бед, лишений и страданий, сколько ему и не снилось в канун «реставрации» капитализма в стране. При социализме демократам хватило тысячной доли сегодняшних бед, лишений и страданий российского народа на то, чтобы без умолку поливать грязью социализм и петь хвалу капитализму. Это они в годы перестройки, играя на временных трудностях социализма, которые, кстати говоря, сами и чинили, навязали обществу частную собственность, рынок и другие атрибуты капитализма в качестве панацеи от всех бед. Однако ни частная собственность, ни рынок, ни другие атрибуты капитализма не сделали жизнь российского народа лучше, чем при социализ-

-93-

ме. Более того — и это уже очевидно, — с установлением частной собственности, рынка и других атрибутов капитализма жизнь россиян стала хуже, гораздо хуже, чем при социализме.

Конечно, нельзя отрицать факта улучшения жизни кое-кого из зазывал и поводырей России в капитализм. Некоторые из них, скажем Ельцин, Чубайс, Березовский, Гусинский и другие, действительно стали жить лучше, чем при социализме. Но стоило ли ради улучшения жизни единиц ухудшать жизнь миллионов и миллионов людей?

С точки зрения социализма, преобразование общества для улучшения жизни меньшинства, в угоду меньшинству абсолютно неприемлемо. История свидетельствует: всюду, где строился и строится социализм, разрыв между благосостоянием имущих и неимущих членов общества имел и имеет устойчивую тенденцию к сокращению за счёт уменьшения числа неимущих путём увеличения их благосостояния. Скажем, в бывшем СССР в годы перестройки политики, экономики и идеологии страны на капиталистические рельсы эта разница, исходя из минимальной заработной платы в 80 руб., с одной стороны, и максимальной заработной платы Генерального секретаря ЦК КПСС в 1200 руб., с другой стороны, равнялось 1:15. Сегодня, в современной России, исходя из минимальной заработной платы в 83 руб. 49 коп., с одной стороны, и заработной платы Президента страны в 10 000 руб., с другой стороны, — эта разница равна 1:120. И это только «официально» установленная величина. Если исходить из заработной платы руководителей всякого рода ЗАО, ООО, АОЗТ, и прочих предприятий и организаций капиталистического толка, то отрыв имущих от неимущих возрастет ещё в несколько раз. Так, по данным Ю. Болдырева, одного из руководителей Счётной палаты РФ, руководитель ГК «Росвооружение» — 14,5 тыс. долл., а глава РАО ЕС России Бревнов получал заработную плату в размере 22,5 тыс. долл.[36]. В пересчёте на рубли (с учётом курса доллара 28 рублей) первый получал 406 тыс. руб. в месяц, второй — 630 тыс. руб. в месяц. Даже если предположить, что, возможно, речь идёт о годовом доходе, то и тогда разница с годовой минимальной заработной платой составит 400 и 603 раза соответственно. Но и это далеко не предел. С учётом «заработной платы» руководителей теневой экономики пропасть между бедными и богатыми будет ещё чудовищнее.

С точки же зрения капитализма, преобразование общества для улучшения жизни меньшинства, в угоду меньшинству является само собой разумеющимся. Капитализм не приемлет иного пути развития общества, кроме как обогащения одних

-94-

людей, составляющих меньшинство, за счёт обнищания других людей, составляющих большинство. История свидетельствует: всюду, где был и есть капитализм, разрыв между благосостоянием имущих и неимущих членов общества имел и имеет устойчивую тенденцию к увеличению. Богатые становились и становятся ещё богаче, а бедные становились и становятся ещё беднее. Именно данное обстоятельство и является основной объективной причиной неизбежности гибели капитализма.

Что бы там ни говорили демократы, при социализме рабочий и пенсионер были гораздо свободнее и в политическом, и в экономическом, и в идеологическом отношении, чем современный рабочий и пенсионер в ныне «реставрируемой» России. Потому-то сегодня 40% россиян и вовсе не имеют сбережений, а 24% имеют лишь по одной тысяче рублей или перебиваются с хлеба на воду — в то время как 64%, или 2/3, россиян влачат жалкое существование, еле-еле сводя концы с концами, многие из которых буквально гибнут от невыносимости демократических (капиталистических) реформ, ярким свидетельством чему служит катастрофическая убыль населения России, 5% россиян обладает 75% всех сбережений населения России, т. е. 3,825 трлн. руб. из 5,1 трлн. руб.

Мало того что сегодня и средняя заработная плата, и пенсия по стране ниже прожиточного минимума, так в большинстве случаев люди несколько месяцев, а то и больше года не получают даже эти крохи. Допустим чисто теоретически, что и новоявленные «хозяева» несколько месяцев, а то и больше года, в знак солидарности с трудящимися не получают (не платят сами себе) заработную плату, пенсию. Что из этого следует? Только лишь то, что, получая десятки тысяч долларов, т. е. несколько сот тысяч рублей, всегда можно прожить, не получая заработную плату или пенсию несколько месяцев, а то и больше года, лучше того, кто находится в аналогичных условиях с доходом одна тысяча рублей в месяц. Как можно жить, получая заработную плату одна тысяча рублей в месяц при средней стоимости хлеба весом 450 граммов — 6 руб., пакета молока емкостью 1 литр — 15 руб., одного килограмма мяса — 100 руб. и т. д., плюс коммунальные услуги — 200 руб. в месяц за однокомнатную квартиру. К тому же надо есть, пить, одеваться, обуваться и т. д. не только самому, но также, кормить, поить, одевать, обувать и т. д. ребенка. А тут ещё по нескольку месяцев, а то и больше года задерживают выдачу заработной платы, пенсии... Стоит ли после этого удивляться тому факту, что ежегодно жертвами демократиче-

-95-

ских реформ, точнее говоря «реставрации» капитализма, в России становятся около миллиона россиян? Кто бы мог подумать ещё 10 лет назад, что в конце ХХ — начале XXI века россияне будут умирать от голода и холода?

А что же демократы? Где их обличительные речи и статьи? Почему они не организовывают митинги и демонстрации в знак протеста против ухудшения жизненного уровня россиян, против вымирания россиян? Наоборот, они делают всё возможное для продолжения антинародных реформ. Это они при социализме день и ночь пеклись о здоровье и благосостоянии россиян. Тогда, делая из мухи слона, выдавая белое за черное, они заполонили средства массовой информации, представляя в черном свете всё социалистическое. Теперь же, после взятия власти, они пекутся о собственном здоровье и благополучии, заполняя средства массовой информации рекламой и голыми задами. В своё время Гитлер планировал после покорения СССР транслировать для народов СССР по радио и телевидению музыку, музыку и ещё раз музыку, дабы избежать их духовного возрождения. Гитлер, как известно, потерпел сокрушительное поражение. Советский народ относительно легко справился с внешним врагом. Куда труднее, оказалось, справиться с внутренним врагом в лице демократов. То, что не удалось Гитлеру, сделали демократы — уничтожили СССР. Они же воплотили в жизнь его стремление, предоставлять советскому народу пустую информацию. Мыльные оперы, песни-однодневки и пустая реклама сегодня абсолютно преобладают в таких средствах массовой информации, как телевидение и радио. Демократы явно переплюнули Гитлера, систематически и монотонно внедряя в сознание Россиян информацию о прокладках с крылышками...

В чём причина крушения социализма и «реставрации» капитализма в России? Почему миллионы и миллионы россиян, влачащих жалкое существование, из года в год исправно голосуют за демократов и тем самым поддерживают курс на капиталистические преобразования в стране?

Ответ на эти вопросы один: застой марксистско-ленинской философской мысли. Именно отсутствие научно обоснованных ответов и решений по большинству наболевших вопросов современного обществоведения и естествознания со стороны марксизма-ленинизма послужило основой изменения мировоззрения советских людей. Социализм получил поражение не на материальном, а главным образом и в первую очередь, на духовном, идеологическом фронте в силу субъективных причин. Хотя материальное и имело ме-

-96-

сто в Беловежской Пуще, тем не менее это было следствием к тому времени уже ярко выраженного духовного обнищания советских людей, а потому является закономерным итогом деформации социализма. В настоящее время большинство людей в стране не верит в преимущество социализма перед капитализмом. Но ещё меньше его сторонников среди наиболее активной части общества. Вот почему скорый приход к власти в стране сторонников социализма мало что даст сам по себе без соответствующей организационной, пропагандистской и агитационной работы среди трудового народа, направленной не только и не столько на свержение прокапиталистического руководства страны и замены его людьми социалистического толка, сколько без ежедневного и кропотливого труда, направленного на доказательство необходимости и неизбежности социалистических (коммунистических) преобразований в обществе.

Какой спрос с «простого» человека, если даже наиболее активные представители оппозиции, говоря по Маяковскому, не чистят себя, свои мысли, действия и поступки под марксизмом-ленинизмом, чтобы плыть в коммунизм дальше. Самый свежий пример. На днях Ж. Алферов, депутат Госдумы, член КПРФ, получил Нобелевскую премию в области физики. Выступает он по телевидению в программе «Здесь и сейчас». Ведущий — ярый демократ А. Любимов — заводит разговор с ним о его партийной принадлежности и, кроме всего прочего, спрашивает о том, что хорошего он нашел в социализме (коммунизме). Казалось бы, чего ещё надо — бери микрофон и обоснуй своё достижение в физике с точки зрения марксизма-ленинизма, расскажи, почему ты в рядах коммунистов, а не демократов и т. д. и т. п. Вместо этого Алферов, смущаясь, как красна девица, сказал почти дословно следующее: «Сейчас не время и не место для этого. Я, Александр, тебе потом скажу об этом». О чём это говорит? Прежде всего об идеологической слабости, вернее сказать марксистской неграмотности Алферова. Недостаточно быть хорошим физиком, чтобы быть хорошим коммунистом.

Накануне крушения социализма в СССР вообще и в России в частности, с середины 80-х до начала 90-х годов, отечественные демократы активно метали критические стрелы в адрес социалистической революции, произошедшей в России в октябре 1917 года. В своих прокапиталистических изысканиях они неизменно приходили к выводу о несоответствие теории и практики смены общественно-экономической формации в стране в октябре 1917 года. Упор делался ими на

-97-

слаборазвитость производительных сил России в канун социалистической революции по сравнению с капиталистическими странами. Отсюда они делали заключение о необходимости возврата России в лоно мировой цивилизации в форме капиталистического государства. Вот видите, говорили демократы, указывая на временные трудности социализма, будучи при этом не столько сторонними наблюдателями, сколько непосредственными виновниками большинства, если не всех из них, что получается в результате нарушения закона соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил.

Следует сразу отметить, что закон соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил есть выдумка отечественных учёных-обществоведов, рожденная в ходе очередного «творческого развития» ими марксизма-ленинизма. На самом деле существует закон противоречия между новыми производительными силами и старыми производственными отношениями, о чём мной было подробно сказано в книге «Реставрация» капитализма в России. Истоки и причины».

Что касается обвинения в преждевременности социалистических преобразований в России, то это не ново. Начиная с первых шагов Советской власти, апологеты капитализма говорят о том, что практика смены общественно-экономической формации в стране, начатая коммунистами в октябре 1917 года, не соответствует теории. С тех пор они всячески пытались привлечь внимание отечественных, вернее сказать, советских учёных-обществоведов к этому вопросу, которые до последнего времени делали вид, что ничего не видят и ничего не слышат. Со стороны этот диалог был похож на разговор глухого с немым. Усилия наших идеологических противников не были напрасными. Их стараниями «прозрел» не один «учёный», объявивший ныне социалистическую революцию октября 1917 года вне закона, низведя её всемирно-историческое значение до дворцового переворота.

Одним из представителей «прозревших» является М. Восленский. По его признанию, он, будучи ещё школьником, много слушал рассказы старого, почти 80-летнего Дейча, одного из членов группы «Освобождение труда», о тех далеких днях, когда русская социал-демократия делала свои первые шаги. И что же он вынес для себя из сказанного старым оппортунистом Дейчем? Цитирую: «В словах Дейча мне стала понемногу открываться главная проблема, вставшая тогда перед русскими марксистами, — проблема исторической от-

-98-

сталости России, невозможности для этой страны, сделавшей первые шаги к капитализму, совершить прыжок в послекапиталистическое общество»[37].

Спустя много лет Восленский становится доктором аж двух наук: исторических и философских. Ну и что же? А ничего. За это время он так и не смог продвинуться в решение, как он выражается, открывшейся ему главной проблемы. Более того, он ещё больше запутал её, будучи не в состоянии выйти за пределы миропонимания школьника. Он так и не понял: кто же, если не марксисты, готовил, организовывал и осуществлял социалистическую революцию в России в октябре 1917 года, коли правда то, что «тогда перед русскими марксистами встала проблема исторической отсталости России, невозможности для этой страны (очевидно уже в школьные годы Россия для Восленского была этой, т. е. чужой страной), сделавшей первые шаги к капитализму, совершить прыжок в послекапиталистическое общество»? Конечно же, это были марксисты. Причём настоящие марксисты. Дейча и ему подобных среди них нет. Дейч и К° были далеки от марксизма и потому не верили в возможность свершения социалистической революции в отсталой царской России. Далек от марксизма и Восленский, рядящийся в тогу ученого, как Дейч — в тогу марксиста.

Но есть между ними и принципиальная разница. Дейч не верил в то, что может быть, а Восленский не верит в то, что есть. Первый боролся против самой возможности строительства социализма в отсталой царской России, второй борется против самого факта строительства социализма в отсталой царской России. И оба ссылаются на марксизм.

Данное обстоятельство безотлагательно требует детального рассмотрения учения основоположников марксизма-ленинизма о смене формаций. Это тем более необходимо, что с крушением строительства социализма в России — не в последнюю очередь из-за отсутствия ясности по вопросу о смене формаций — противники социализма могут уверовать в свою правоту относительно невозможности строительства социализма в докапиталистическом обществе.

Итак, Восленский утверждает, что «по марксисткой теории, пролетарские революции происходят в промышленно наиболее развитых странах — там, где капиталистические производственные отношения оказываются слишком узкими для бурно выросших производительных сил и превращаются в их оковы»; что «марксизм говорит о последовательно сменяющих одна другую социально-экономических формациях как закономерных этапах развития человеческого общест-

-99-

ва»[38]. Это же повторяет он в заочном споре с лидером Монголии Ж. Батмунхом. Комментируя вопрос последнего: «Могут ли запоздавшие в своём развитии народы... сократить сроки своего национального, политического и социального развития? Обязательно ли для них, как это полагали теоретики II Интернационала, пройти по пути к социализму все ступени феодального, а затем и буржуазного развития?» — Восленский констатирует: «Теоретики II Интернационала здесь, конечно, ни при чём, ибо так полагали уже Маркс и Энгельс»[39].

Правда ли, что, по марксисткой теории, пролетарские революции происходят в промышленно наиболее развитых странах — там, где капиталистические производственные отношения оказываются слишком узкими для бурно выросших производительных сил и превращаются в их оковы? Верно ли, что марксизм говорит о последовательно сменяющих одна другую социально-экономических формациях как закономерных этапах развития человеческого общества? Действительно ли Маркс и Энгельс полагали, что запоздавшие в своём развитии народы не могут сократить сроки своего национального, политического и социального развития; что они обязательно должны пройти по пути к социализму все ступени добуржуазного, а затем и буржуазного развития?

Разумеется, нет, нет и ещё раз нет. Чтобы понять это, не надо ходить далеко. Достаточно открыть указанную книгу Восленского на 575 странице, где он, рассуждая об азиатском способе производства, в частности пишет: «Маркс, очевидно, подметил некую загадочную связь между «азиатским способом производства» и социализмом. Иначе трудно объяснить высказанную им мысль о возможности прихода к социализму у Индии и России на основе сохранившейся в обеих странах сельской общины, то есть на той же основе, на которой, по его мнению, сложился «азиатский способ производства»[40]. Очевидно, что Восленский знал точку зрения Маркса о возможности строительства социализма в Индии и России, минуя капитализм как промежуточную стадию. Конечно же, знал. Знал и тем не менее имел наглость утверждать, что «по марксисткой теории, пролетарские революции происходят в промышленно наиболее развитых странах — там, где капиталистические производственные отношения оказываются слишком узкими для бурно выросших производительных сил и превращаются в их оковы»; что «марксизм говорит о последовательно сменяющих одна другую социально-экономических формациях как закономерных этапах развития человеческого общества».

-100-

Не найдя у основоположников марксизма-ленинизма даже маломальского намека на невозможность перехода от одной общественно-экономической формации к другой, минуя промежуточную, Восленский обосновывает невозможность данного перехода в заочном споре с лидером Монголии следующим образом. «Человечество, — говорит он, — возникло в некую определённую эпоху, однако сегодня на Земле живут народы с различным уровнем общественного развития — от родового строя каменного века до развитого общества современной цивилизации. Это доказывает, что темп развития в разных странах различен. Значит, возможно его ускорение или замедление. Но этапы необходимо проходить все. Следуя по одному и тому же маршруту пешком, в поезде или на самолете, мы не минуем ни единого метра пути; грудной младенец не может превратиться в зрелого человека, не пережив всех этапов такого превращения. Вопреки этим очевидностям Батмунх объявляет, что Монголия успешно совершила «скачок» «через века — от кочевого пастушеского феодального хозяйства, страшной нищеты и почти поголовной неграмотности населения к социалистическому обществу», претендующему на то, чтобы быть высшей ступенью современного мира. По теории исторического материализма, сделать это невозможно»[41].

В устах дважды доктора наук это есть не что иное, как детский лепет. Американские индейцы до прихода европейцев не знали ни железа, ни гончарного круга, не приручили ни одного вьючного животного (исключение составляют жители Анд, которые приручили ламу) и тем не менее достигли высокого уровня развития в области земледелия, строительства, искусства, математики и астрономии. Они миновали в своём развитии этапы изобретения железа, колеса и т. д., являющиеся основными вехами в истории развития народов Старого Света, но, несмотря на это, их цивилизация ненамного уступала цивилизации европейцев, а в ряде направлений человеческой деятельности и превосходила её. По крайней мере, очевидно одно: американские индейцы по своему развитию значительно превосходили предков европейцев, не знавших железа и колеса.

К тому же дважды доктор наук, видимо, просто не знает той простой истины, что «в одну реку нельзя войти дважды». Тем более это невозможно сделать разными способами. Идя пешком из пункта А в пункт В я буду, скажем, переставлять ноги на ширину плеч, перепрыгивать маленькие лужи, овраги, периодически посматривать в разные стороны, менять на-

-101-

правление и величину шага, отдыхать либо стоя, либо сидя на пне, камне, земле и т. д. и т. п. Следуя в поезде из пункта А в пункт В я буду, скажем, сидя у окошка пить чай, читать газету, курить в тамбуре и т. д. и т. п. Таким образом, поездом я обязательно миную ряд этапов деятельности пешехода. Понятно, что в случае прохождения пути из пункта А в пункт В самолетом я миную ряд этапов прохождения искомого пути и пешехода и пассажира поезда.

Что касается сказанного Восленским о том, что «следуя по одному и тому же маршруту пешком, в поезде или на самолете, мы не минуем ни единого метра пути», то это абсолютная чушь. Полагаю, нет надобности занимать читателя доказательством неодинаковости величины пути из пункта А в пункт В, пройденного пешеходом, пассажиром поезда и пассажиром самолета. Достаточно отметить, что если пешеход, следуя из пункта А в пункт В, преодолевает разного рода препятствия, скажем, спускается в овраг, обходит болото, поднимается в гору и т. д., то пассажир самолета преодолеет тот же путь, минуя большинство из этих препятствий значительно коротким путём, а значит, при всех прочих равных условиях, пройденное им расстояние из пункта А в пункт В будет меньше, нежели у пешехода.

Утверждение же Восленского «грудной младенец не может превратиться в зрелого человека, не пережив всех этапов такого превращения» — абсолютная чепуха. У каждого грудного младенца свои этапы превращения во взрослого человека. Один болеет часто, но быстро выздоравливает. Другой болеет редко, но медленно выздоравливает. Третий — инвалид с рождения. Четвертый становится инвалидом через месяц после рождения. Пятый становится инвалидом через год после рождения. Шестой ровно через три года после рождения падает с крыши. Седьмой, растет в трущобе, систематически недоедая и недосыпая. Восьмой, растет в царских палатах, сытно ест и мягко спит и т. д. и т. п. Я привёл лишь маленькую толику возможных этапов превращения грудного младенца в зрелого человека. Очевидно, что, например, этапы превращения грудного младенца в зрелого человека в нищей семье будут отличаться от этапов превращения грудного младенца в зрелого человека в богатой семье.

Это отличие будет ещё разительней, если сравнивать этапы превращения грудного младенца в зрелого человека у разных народов, в разных формациях. У аборигенов Австралии в процессе приобщения мальчика подростка к категории зрелых мужчин его испытывают посредством выбивания зу-

-102-

бов, прижигания огнём, вырывания волос и других физически мучительных процедур. У аборигенов Новой Гвинеи племени куку-куку составной частью превращения грудного младенца мужского пола в зрелого человека является убийство человека (для успешного завершения инициации испытуемый должен продемонстрировать голову убитого им человека), желательно из другого племени, но в крайнем случае годится и соплеменник. Иначе обстоит дело с превращением грудного ребенка в зрелого человека в развитых странах.

Таким образом, аргументы Восленского, выдвинутые им для обоснования необходимости прохождения обществом всех этапов развития человечества, лишены всякого научного основания. Раз и навсегда установленных этапов развития общества не существует. Доказывая обратное, Восленский для научной видимости ссылается на Маркса, говоря о том, что «общество, с марксистской точки зрения, — не сборище людей, а их общность, социальный организм, который, как и любой организм, проходит через совершенно определённые стадии развития от своего рождения до смерти»[42]. И вновь Восленский искажает марксизм, не имея данных из первоисточника. Согласно ему, если один человек заболел той или иной болезнью, например СПИДом, то и другие люди непременно должны пройти через эту стадию развития. Абсурдность этого была показана выше. Здесь же необходимо обратить внимание читателя на сказанное Марксом по этому вопросу.

«Что же такое общество, какова бы ни была его форма? — спрашивает Маркс в письме к Анненкову от 28 декабря 1846 года и тут же отвечает: — Продукт взаимодействия людей»[43]. Маркс подчеркивает, что люди, будучи деятельными существами, являются не только материальными носителями, но и творцами общества. Для создания определённого продукта взаимодействия людей требуется определённый уровень развития производительных сил. Общество как продукт взаимодействия людей есть результат исторически сложившихся форм совместной деятельности людей, соответствующих уровню развития их материального производства. «Итак, — писал Маркс, возвращаясь к сказанному об обществе в письме к Анненкову от 28 декабря 1846 года, в работе «Наёмный труд и капитал», — общественные отношения, при которых производят индивиды, общественные производственные отношения изменяются, преобразуются с изменением и развитием материальных средств производства, производительных сил. Производственные отношения в своей совокупности образуют то, что называют общественными отношениями, обще-

-103-

ством, и притом образуют общество, находящееся на определённой ступени исторического развития, общество со своеобразным отличительным характером»[44].

Только невежа или лгун мог вопреки сказанному Марксом о том, что люди, вступая между собой в исторически определённые общественные отношения, где прежде всего выделяются производственные отношения, образуют общество, находящееся на определённой ступени исторического развития, общество со своеобразным отличительным характером, — утверждать, что общество, с марксистской точки зрения, проходит через совершенно определённые стадии развития от своего рождения до смерти

Другим представителем «прозревших» является А. Кива.

«Как возникает социализм?» — спрашивает он. И сам же отвечает: «По Марксу, он вырастает из капитализма как более высокой формации, нежели феодализм. Стало быть, социализм стоит двумя ступенями выше (измеряемыми сотнями лет) феодализма. А наш строй появился как? Он сформировался в лоне полукапиталистического-полуфеодального общества, в недрах которого господствовали добуржуазные ценности: общинный коллективизм, стремление к уравнительности, неуважительное отношение к частной собственности и т. д. И что же получается в результате? А вот что. Наш социализм вырос из «докапитализма», который принес с собой в наше общество многие отсталые, архаичные представления и ценности, которые обычно исчезают в ходе капиталистического развития. «Докапитализм» не может непосредственно породить социализм. Почему? Когда в относительно отсталой стране происходит социалистическая революция, она не просто прерывает естественную для неё фазу развития, она как бы срезает ростки более высокой формации, и общество откатывается назад»[45].

Кива напрасно ссылается на К. Маркса столь громогласно. Для этого нужны основания из первоисточника, а их у него нет, иначе бы он непременно привёл цитату из высказывания самого Маркса, пусть даже и взятую из его черновиков или частных писем. Но так как Маркс не оставил после себя доказательств того, что социализм (коммунизм) вырастает из капитализма, то Киве ничего не остаётся делать, как поступать в соответствии с принципом действия вора, заключающегося в том, что для того чтобы отвести от себя подозрение в воровстве, необходимо громче всех кричать «держи вора!». Кива либо действительно не знает мнение Маркса по данному вопросу, что маловероятно для доктора исторических наук, либо врет. В свете выше- и нижесказанного последнее будет вернее.

-104-

Утверждая, будто бы, по Марксу, социализм вырастает из капитализма, Кива, как и Восленский, перепевает зады русских либералов и представителей народничества конца XIX века. Последние, хотя и не приемли идею социализма, но всё-таки в своё время делали прогрессивное дело, призывая российский народ в будущее, из феодальной России — в Россию капиталистическую, тогда как современные демократы зовут российский народ назад: вернуться из социалистического общества в общество капиталистическое. Причём, что характерно, так это то, что и прошлые и настоящие отечественные апологеты капитализма приходят к выводу о необходимости, более того — неизбежности капиталистических преобразований в России в результате неверного понимания (сознательно или бессознательно — другой вопрос) сказанного Марксом в «Капитале», в особенности главы двадцать четвертой указанного сочинения под заголовком «Так называемое первоначальное накопление», где он, кроме всего прочего, пишет: «Экономическая структура капиталистического общества выросла (выросла, а не вырастает, как думают современные демократы. — В. К.) из экономической структуры феодального общества»[46].

Итак, вопрос, как возникает социализм (коммунизм) или из чего он вырастает, не нов. Задолго до современных демократов он был поднят отечественными либералами и представителями народничества — в конце XIX века. Этот факт странным образом оказался незамеченным современными демократами, что лишний раз свидетельствует об их поверхностном отношении к делу, затеянному, надо полагать, из конъюнктурных соображений, чтобы не сказать о преднамеренной лжи. Сам Маркс категорически отвергает навязанный ему духовными предшественниками Восленского и Кивы, а значит и последними, взгляд, будто бы он, как и они, считает, что социализм (коммунизм) вырастает исключительно из капитализма. Интересно, что если Маркс в связи с ростом в России коммунистических настроений, впервые столкнувшись с вопросом о возможности осуществления в обществе социалистических (коммунистических) преобразований минуя капиталистическое развитие, ищет и находит ответ (с этой целью предварительно изучив русский язык) в трудах русских учёных, а в особенности в трудах Н. Г. Чернышевского, то либералы и представители народничества, широко открыв рот, смотрели на остальную Европу, раболепствуя перед ней с учёным видом, примеряя на себя её поношенные панталоны. В то время как Чернышевский говорил о необходимости и возможности строительства социализма (коммунизма)

-105-

в России, минуя капитализм, Н. Михайловский, В. Засулич и другие апологеты капитализма выступали в роли оракулов капитализма в России, ссылаясь на Маркса, приписывая ему авторство выдуманной ими же теории об исторической неизбежности для всех стран мира испытания всех прелестей капитализма. Точь-в-точь как это делают современные демократы, представленные здесь Восленским и Кивой.

Не знаю, каким образом К. Маркс обнаружил статью одного из идеологов русского народничества Н. Михайловского в журнале «Отечественные записки», № 10 за 1877 г. под названием «Карл Маркс перед судом г. Жуковского», содержавшую ложную трактовку «Капитала». Ясно одно: он был удивлен и возмущен приписыванием ему очередной небылицы и решил ответить Михайловскому. В письме в редакцию «Отечественных записок» Маркс в частности пишет: «В послесловии ко второму немецкому изданию «Капитала», которое автору статьи о г-не Жуковском известно, так как он его цитирует, я говорю о великом русском ученом и критике (Н. Г. Чернышевском. — В. К.) с высоким уважением, какого он заслуживает. Этот учёный в своих замечательных статьях исследовал вопрос, должна ли Россия, как того хотят её либеральные экономисты, начать с разрушения сельской общины, чтобы перейти к капиталистическому строю, или же, наоборот, она может, не испытав мук этого строя, завладеть всеми его плодами, развивая свои собственные исторические данные. Он высказывается в смысле этого последнего решения. И мой почтенный критик (Михайловский. — В. К.) имел по меньшей мере столько же оснований заключить из моего уважения к этому великому русскому ученому и критику, что я разделяю взгляды последнего на этот вопрос, как из моей полемики против «беллетриста» и панслависта (А. Герцена. — В. К.) сделать вывод, что я эти взгляды отвергаю. Впрочем, так как я не люблю оставлять «места для догадок», я выскажусь без обиняков. Чтобы иметь возможность со знанием дела судить об экономическом развитии России, я изучил русский язык и затем в течение долгих лет изучал официальные и другие издания, имеющие отношение к этому предмету. Я пршёл к такому выводу. Если Россия будет продолжать идти по тому пути, по которому она следовала с 1861 г., то она упустит наилучший случай, который история когда-либо предоставляла какому-либо народу, и испытает все роковые злоключения капиталистического строя»[47]. Не в бровь, а в глаз!

Далее, разбирая двадцать четвертую главу «Капитала» о первоначальном накоплении, на которой преимущественно

-106-

основывался вывод Михайловского о неизбежности становления капитализма в России, Маркс продолжает в письме: «Итак, что же мог извлечь мой критик (Михайловский. — В. К.) из этого исторического очерка в применении к России? Только следующее. Если Россия имеет тенденцию стать капиталистической нацией по образцу наций Западной Европы — а за последние годы она немало потрудилась в этом направлении, — она не достигнет этого, не превратив предварительно значительной части своих крестьян в пролетариев; а после этого, уже очутившись в лоне капиталистического строя, она будет подчинена его неумолимым законам, как и прочие нечестивые народы. Вот и всё. Но этого моему критику (Михайловскому. — В. К.) слишком мало, ему непременно нужно превратить мой исторический очерк возникновения капитализма в Западной Европе в историко-философскую теорию о всеобщем пути, по которому роковым образом обречены идти все народы, каковы бы ни были исторические условия, в которых они оказываются, для того чтобы прийти в конечном счёте к той экономической формации, которая обеспечивает вместе с величайшим расцветом производительных сил общественного труда и наиболее полное развитие человека. Но я прошу у него (Михайловского. — В. К.) извинения. Это было бы одновременно и слишком лестно и слишком постыдно для меня»[48].

К сожалению, письмо Маркса в редакцию «Отечественных записок», написанное в ответ на статью Михайловского, осталось неотправленным и было найдено Энгельсом в бумагах Маркса уже после его смерти. Тем не менее оно было опубликовано сначала в Женеве в 1886 году в № 5 «Вестника Народной Воли», а затем в России в октябре 1888 г. в журнале «Юридический вестник».

В 1880 году Маркс вновь столкнулся с непониманием «Капитала» в России в данном вопросе, после того как за разъяснениями к нему обратился Исполнительный комитет «Народной воли» из Петербурга, по приговору которого 1 марта 1881 года был убит Александр II.

Вслед за Исполнительным комитетом «Народной воли» спустя несколько месяцев по этому же поводу к Марксу обратилась с письмом от 16 февраля 1881 года В. Засулич, где она от себя и от имени своих товарищей, позднее вошедших в группу «Освобождение труда», кроме всего прочего, пишет: «...большую услугу Вы оказали бы нам, изложив Ваши воззрения на возможные судьбы нашей сельской общины и на теорию о том, что в силу исторической неизбежности все страны мира должны пройти все фазы капиталистического производства»[49].

-107-

В процессе подготовки ответа на письмо Засулич Маркс проделал большую работу; свидетельством чему являются четыре наброска ответа. Три из них (четвертый текстуально почти совпадает с самим письмом Маркса к Засулич от 8 марта 1881 года) — каждый в отдельности по содержанию значительно превосходит содержание отправленного письма, вероятно, что-то не устраивало его в каждом из трех набросков, и потому по мере готовности он всякий раз откладывал их, желая ещё раз улучшить содержание письма. Также вероятно, что обстоятельства (болезнь в первую очередь) помешали ему сделать задуманное, и он, не желая далее тянуть с ответом, отправил Засулич лаконичное письмо. «Сожалею, — писал Маркс, — что не могу дать вам пригодный для опубликования краткий ответ на вопрос, с которым Вы изволили обратиться ко мне. Несколько месяцев тому назад я уже обещал Петербургскому комитету (Исполнительному комитету «Народной воли». — В. К.) работу на ту же тему. Надеюсь, однако, что достаточно будет нескольких строк, чтобы у Вас не осталось никакого сомнения относительно недоразумения по поводу моей мнимой теории»[50]. Далее, вкратце анализируя происхождение капиталистического производства, Маркс, как и в случае с ответом Михайловскому, вновь пытается показать, что в «Капитале», а в особенности в двадцать четвертой главе, он рассматривает капитализм исключительно как свершившийся факт, т. е. в том виде, в каком он вышел из недр феодальных государств Западной Европы.

«Следовательно, — пишет Маркс далее в письме к Засулич, — «историческая неизбежность» этого процесса точно ограничена странами Западной Европы. В этом совершающемся на Западе процессе дело идёт, таким образом, о превращении одной формы частной собственности в другую форму частной собственности. Из русских же крестьян пришлось бы, наоборот, превратить их общую собственность в частную собственность. Анализ, представленный в «Капитале», не даёт, следовательно, доводов ни за, ни против жизнеспособности русской общины. Но специальные изыскания, которые я произвёл на основании материалов, почерпнутых мной из первоисточников, убедили меня, что эта община является точкой опоры социального возрождения России, однако для того чтобы она могла функционировать как таковая, нужно было бы прежде всего устранить тлетворные влияния, которым она подвергается со всех сторон, а затем обеспечить ей нормальные условия свободного развития»[51].

В 1882 году в предисловии ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии», вновь касаясь во-

-108-

проса о возможности перехода России к социализму, минуя капиталистическое развитие, Маркс и Энгельс отмечают, что: «задачей «Коммунистического манифеста» было провозгласить неизбежно предстоящую гибель современной буржуазной собственности. Но рядом с быстроразвивающийся буржуазной земельной собственностью мы находим в России больше половины земли в общинном владении крестьян. Спрашивается теперь: может ли русская община — это, правда, сильно уже разрушенная форма первобытного общего владения землей — непосредственно перейти в высшую, коммунистическую форму общего владения? Или, напротив, она должна пережить сначала тот же процесс разложения, который присущ историческому развитию Запада? Единственный возможный ответ в настоящее время на этот вопрос заключается в следующем. Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»[52].

Такова точка зрения Маркса относительно возможности русской общины непосредственно перейти в высшую, коммунистическую стадию. И после этого находятся люди типа Восленского и Кивы, которые, размахивая учёными степенями и званиями, с пеной у рта твердычат, что, по Марксу, социализм вырастает непосредственно из капитализма. Будь я верующим, то непременно бы сказал: «Побойтесь бога!» Впрочем, не думаю, чтобы это их образумило, ибо для таких людей закон не писан, тем более божий.

Дальнейшее развитие теория смены общественно-экономических формаций получила в трудах Энгельса, Ленина и Сталина.

В 1894 году Энгельс написал «Послесловие к работе «О социальном вопросе в России». Сама работа была написана им в 1874 году. Ещё тогда в полемике с П. Ткачёвым, одним из идеологов русского народничества, Энгельс, указывая на социальное неравенство крестьян в России ввиду разрозненности крестьянских хозяйств, полной изоляции как отдельных общин, так и их членов друг от друга, подчеркивал, что «общинная собственность в России давно уже пережила время своего расцвета и, по всей видимости, идёт к своему разложению. Тем не менее бесспорно существует возможность перевести эту общественную форму в высшую, если только она сохранится до тех пор, пока созреют условия для этого, и если она окажется способной к развитию в том смысле,

-109-

что крестьяне станут обрабатывать землю уже не раздельно, а совместно, причём этот переход к высшей форме должен будет осуществляться без того, чтобы русские крестьяне прошли через промежуточную ступень буржуазной парцелльной собственности»[53]. В «Послесловии» Энгельс, обобщая сказанное им и Марксом относительно разбираемого нами вопроса, а также на основании накопления нового материала (уже вышла в свет его работа «Происхождение семьи, частной собственности и государства») приходит к выводу, что при помощи победившего пролетариата отставшие в своём социально-экономическом развитии народы смогут «значительно сократить процесс своего развития к социалистическому обществу и избежать большей части тех страданий и той борьбы, через которые приходится прокладывать дорогу нам в Западной Европе»[54].

В 1917 году на VI Съезде партии в ответ на вылазку троцкистов, отрицавших в лице Преображенского возможность социалистической революции в России, минуя капиталистическую стадию развития, доказывавших, что только при условии пролетарской революции на Западе можно будет направить страну по социалистическому пути развития, Сталин заявил: «Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму... Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего»[55].

Наиболее полный ответ на вопрос, «интересующий» демократов в лице Восленского и Кивы, был дан В. И. Лениным в 1920 году. Выступая на II конгрессе Коммунистического Интернационала, он указал, что «если революционный победоносный пролетариат поведёт среди них (отсталых народов. — В. К.) систематическую пропаганду, а советские правительства придут им на помощь всеми силами и имеющимися в их распоряжении средствами, тогда неправильно полагать, то капиталистическая стадия развития неизбежна для отсталых народностей. Во всех колониях и отсталых странах мы должны не только образовать самостоятельные, кадры борцов, партийные организации, не только повести немедленно пропаганду за организацию крестьянских Советов и стремиться приспособить их к докапиталистическим условиям, но Коммунистический Интернационал должен установить и теоретически обосновать то положение, что с помощью пролетариата передовых стран отсталые страны могут перейти к советскому строю и через определённые ступени развития — к коммунизму, минуя капиталистическую стадию развития»[56].

-110-

Таким образом, Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин не отрицают возможность перехода к социализму (коммунизму) общества докапиталистической формации, минуя капиталистическое развитие. Они говорят о возможности, более того — о необходимости этого перехода.

Таков вывод, к которому должен был прийти всякий учёный, серьёзно занимающийся наукой, а не дилетантством. Это тем более легко сделать, когда все необходимые материалы находятся на книжной полке.

Такова диалектика смены общественно-экономических формаций, подтвержденная всем ходом исторического развития. Опыт народов Советского Союза, Китая, Монголии и других стран убедительно свидетельствует о возможности перехода от одной общественно-экономической формации к другой, избежав тяготы и беды промежуточной стадии развития. Уверен, советский народ не потерял ничего от того, что, по большому счёту, не знал безработицы, проституции, наркомании, преступности и других составляющих капитализма. Теперь вот благодаря усилиям современных демократов он сполна познал буржуазные ценности и идеалы, но при этом не приобрел ничего, кроме тягостей, лишений, страданий и бед. Так стоило ли ради этого «реставрировать» капитализм в России? Ответ очевиден, но только не для демократов. А всё потому, что всё социалистическое им чуждо. Для них теория и практика строительства социализма не являются критерием научной обоснованности, критерием истинности.

Если опыт народов, избравших социалистический путь развития, минуя капитализм, не представляет для демократов научной ценности, то можно указать на историю германского народа. Первое классовое общество на территории Германии образовалось примерно с I в. до н. э. до VI в. н. э. Германские племена в своём развитии от первобытнообщинной общественно-экономической формации перешли к феодальной, минуя рабовладельческое общество. Вот где поле деятельности для Восленского и Кивы в упражнении ума. Они утверждают, что дорабовладельческое общество не может непосредственно породить феодализм, а он — вот он. И никакие «отсталые, архаичные представления и ценности», которые, по их мнению, должны были исчезнуть в ходе рабовладельческого развития, но, не исчезнув, были привнесены сначала в феодальное, а потом и в буржуазное общество, в каждом из которых они, эти отсталые, архаичные представления и ценности превращались в ещё больший анахронизм, не помешали Германии стать в настоящее время одним из высокоразвитых капиталистических государств.

-111-

Думаю, после сказанного мной Восленский и Кива укажут германскому народу на это противоречие и призовут его вернуться к строительству рабовладельческого общество. А мы дружно посмеёмся…

Посмеёмся и над А. Чепуренко, и над философом В. Киселевым (автором статьи «Возвращаясь к ленинским принципам», напечатанной в «Московской правде» 09.02.1988 г.), и над другими, в угоду капитализма вставшими на защиту марксизма. И как тут не смеяться, если, ругая Ленина и Сталина, якобы вопреки учению Маркса и Энгельса «свершившими» социалистическую революцию в России, А. Чепуренко, выступая на страницах журнала «Молодой коммунист» со статьей «В чём виноват Маркс?», как и его собратья по антисоветской пропаганде, утверждает, что «классики марксизма допускали, что социалистическая революция может начаться, но не предполагали, что она может успешно развиваться в одной, к тому же довольно отсталой стране»[57].

Соответствует ли теории смены общественно-экономических формаций переход к социализму, осуществленный в нашей стране в октябре 1917 года? Да, соответствует! Соответствует именно потому, что переход этот стал возможным в результате несоответствия роста производительных сил и производственных отношений в царской России, которая была феодальным государством. Переход к социализму (коммунизму) в нашей стране произошел непосредственно от феодальной общественно-экономической формации. Реформы 1861 года, успешная война России против Турции, усиление реакции на подъём революционного движения 70—90-х годов, стихийное, неорганизованное выступление пролетариата в 1905—1907 годах, начало Первой мировой войны, предательство Советов в феврале 1917 года лишь отодвинули срок перехода России от феодализма к социализму. Каждый шаг в этом направлении толкал имущие классы в объятия царизма. Не последнюю роль в этом сыграли представители позднего народничества, из среды которых вышли первые марксисты и лидеры русской социал-демократии: Плеханов, Засулич и др., считавшие, что только Запад может указать нам путь. Увлекшись сочинениями Маркса и Энгельса, они всячески пытались переложить их идеи, несомненно правильные в условиях капитализма, на социально-экономическую почву феодальной России, придав забвению отечественную литературу. Если Маркс и Энгельс в последних своих работах всё чаще и чаще говорят об общинной собственности как об экономической основе социализма, являющейся

-112-

точкой опоры социального возрождения России, минуя капиталистическое развитие, Плеханов и другие были убеждены, что только развитие капитализма в России есть единственное средство разрешения всех экономических и политических противоречий в стране.

Механически и к тому же неверно применяя марксистскую теорию общественно-экономических формаций к условиям России, Плеханов обосновывал неизбежность и необходимость перехода от феодализма к капитализму и только потом к социализму. Твердо став на эту позицию, он до конца своих дней не верил в русскую общину, в революционную силу крестьянства. Исходя из этого, характер Октябрьской революции 1917 года он определял как несоциалистический и доказывал: переход от феодализма к социализму невозможен.

После победы Великой Октябрьской социалистической революции усилия отечественных учёных-обществоведов были направлены на доказательство её социалистического характера. Необходимость этого шага определялась как разногласиями среди марксистов, так и усилением буржуазной пропаганды, пытавшейся ухватиться за это слабое звено в цепи марксизма и разорвать его, с тем чтобы увести Россию от строительства социализма к строительству капитализма.

Начетничество и догматизм отечественных учёных-обществоведов не позволили им понять характер смены общественно-экономических формаций в стране. Желая подогнать практику строительства социализма в стране под сказанное основоположниками марксизма-ленинизма где бы то ни было, когда бы то ни было и зачем бы то ни было, они вводили новые понятия и определения: «монархический строй», «самодержавный строй» и пр. Дело доходило до абсурда. На основании определения Ленина о возможности победы социализма первоначально в немногих или даже в одной отдельно взятой капиталистической стране, данного им в 1915 году в работе «О лозунге Соединенных Штатов Европы», отечественные учёные-обществоведы причину смены общественно-экономических формаций в стране в октябре 1917 года объясняют следующим образом: «В России особенно сильно сказывалась тормозящая роль империализма в развитии производительных сил, процесс загнивания капитализма шел быстрее, чем в других странах империализма. Это вызывалось особенностями российского империализма»[58].

Вот так вот! Оказывается, социалистическая революция в России в октябре 1917 года стала возможна именно потому, что здесь загнивание капитализма, строительство которого

-113-

началось в феврале 1917 года, шло быстрее, чем в других странах империализма, в которых капитализм к тому времени развивался в течение десятков и сотен лет.

Отечественных учёных-обществоведов не смущает тот факт, что в России период от буржуазной до социалистической революции равен восьми месяцам. То, что за этот срок капитализм успел зародиться, развиться до империализма и загнить, — это фантастика. Вот к чему приводит неуемное желание свести концы с концами, не зная существа предмета. Что же касается особенности российского империализма, то она, по мнению авторов, должна была обосновать другое определение Ленина: «Империализм есть канун социалистической революции»[59].

Ленин в своих работах «О лозунге Соединенных Штатов Европы» и «Империализм как высшая стадия капитализма», обобщая, конкретизируя и дополняя учение Маркса и Энгельса о капитализме, доказывает, что на смену капиталистической общественно-экономической формации идёт коммунистическая формация, что капитализм сменяется социализмом. Ленин вслед за Марксом и Энгельсом утверждает, что общественно-экономическая формация, идущая на смену капитализму, не может быть иной, как коммунистической формацией, первой фазой которой является социализм. И здесь определение Ленина — империализм есть канун социалистической революции — абсолютная истина. Но ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин, ни Сталин не отрицают возможность перехода к социализму (коммунизму), минуя ту или иную общественно-экономическую формацию.

Не вина, а беда отечественных учёных-обществоведов, что они неправильно понимают или не хотят правильно понять высказывания основоположников марксизма-ленинизма. К тому же можно ли утверждать, что в феврале 1917 в России произошла буржуазная революция? Нет, конечно, нельзя. Во-первых, потому, что движущей силой этой революции был пролетариат, и только предательство Советов, которые тогда были в руках меньшевиков и эсеров, позволило буржуазии воспользоваться плодами победы пролетариата в этой революции. Во-вторых, сама буржуазия не была готова к этой революции. Достаточно сказать, что после прихода к власти буржуазии Россия даже не была провозглашена республикой... Добавим сюда двоевластие, где наряду с буржуазным временным (подчеркиваю: временным) правительством реальной властью обладали Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (пусть даже и предательские Советы, но это

-114-

уже больше, много больше, чем завоевания буржуазных революций других стран, вместе взятых), и тогда станет очевидным переход от феодализма к социализму в нашей стране, минуя капиталистическую стадию развития.

Таким образом, на основании знаний и опыта, накопленных человечеством за всю историю своего существования с помощью пролетариата передовых стран, народы, отсталые в своём развитии, могут перейти к социализму, минуя капиталистическую стадию развития. Более того, с точки зрения исторической перспективы в условиях победы социализма во всем мире, народы первобытнообщинной экономической формации, какими в настоящее время являются папуасы, бушмены, индейцы и другие аборигены Азии, Африки, Латинской Америки и Австралии, могут перейти к социализму, минуя все другие промежуточные формации.

P.S. Работа уже почти была готова к выходу в свет, как изменилась величина минимальной заработной платы. С апреля 2002 года она составляет 450 рублей. Несмотря на это, я не стал править текст в данной части. Во-первых, потому, что это плод начальной политики «реставрации» капитализма в России; своего рода зеркало истории первоначального накопления капитала в постсоциалистической России. Во-вторых, потому, что у меня нет после апрельских сведений о росте заработной платы президента страны, руководителей официальной и теневой экономики. Но даже если предположить, что здесь всё осталось неизменным, то и тогда вышеуказанная разница будет весьма внушительной, а значит, увеличение минимальной заработной платы до 450 рублей, по существу, ничего не меняет относительно экономического и политического положения продавца рабочей силы. К тому же систематическое увеличение стоимости жизненных средств сводит на нет произведенное увеличение минимальной заработной платы. Особенно быстро растет плата за коммунальные услуги. Это уже привело к тому, что жители регионов, например Воронежской области, отказываются платить за коммунальные услуги в виду своей неплатежеспособности. Особенно ярко проявилось негативное отношение большинства россиян к проводимой в стране жилищно-коммунальной реформе в дни проведения Всероссийской переписи населения, когда жители целых регионов, как это было в Новобёрезовском районе Свердловской области, своё участие в переписи ставят в зависимость от решения их жилищно-коммунальных проблем.

-115-

Человек: животное, осуществляющее

свою жизнедеятельность

максимально сознательно — минимально инстинктивно

В настоящее время в научной литературе нет недостатка в теориях, направленных на объяснение своеобразия и выявления движущих сил процесса становления человека. В частности, философ Ю. И. Семёнов полагает, что основным признаком отличия человека от других животных является «зоологический индивидуализм», царящий в дочеловеческом животном мире. «В мире животных, — утверждает он, — безраздельно царит зоологический индивидуализм. Любое животное стремится, удовлетворить свои, и только свои, инстинкты, свои, и только свои, потребности, не считаясь со стремлениями всех остальных животных и часто за их счёт. Животное неспособно обуздать само свои инстинкты. Неспособны подавлять их и зоологические объединения»[60]. Становление человека и общества, по мысли Ю. И. Семёнова, основано на преодолении зоологического индивидуализма преимущественно в половом поведении. Стимулом же к подавлению полового инстинкта оказывается, по Ю. И. Семёнову, противоречие между зоологическим индивидуализмом и зарождением первоначальных инстинктивных форм труда.

Мысль о наличии зоологического индивидуализма и обуздании полового влечения как ключевом факторе становления человека и общества не чужда и Бородаю Ю. М.. «Внутри любого стадного объединения, — пишет он, — закон естественного отбора действует неумолимо. Здесь нет места слабым… Если в общей клетке содержится несколько доминирующих особей, то остальные буквально голодают»[61]. Вместе с тем он указывает на биологический тупик, возникающий из-за острой половой конкуренции. По Ю. М. Бородаю, во избежание самоуничтожения коллектива пралюдей здесь складывается самоограничение на проявление половой функции под страхом смерти. Как результат этого, полагает он, формируется магический ритуал, а из магических действий зарождаются орудийные действия и предметная деятельность как таковая.

В свою очередь археолог Г. Н. Матюшин полагает, что фактором, сыгравшим значительную роль в становлении человека, является мутация, приведшая к уменьшению числа хромосом от 78-54 у низших обезьян до 48 — у высших, чело-

-116-

векообразных, и до 46 — у человека. Установив относительную синхронность времени существования на исторической арене ископаемых приматов со сменой магнитной полярности и полярными эпизодами Земли, он пршёл к выводу, что изменение хромосомного набора у пралюдей явилось результатом слипания хромосом в процессе мутации под действием радиационного облучения. «Видимо, не случайно, — пишет Г. Н. Матюшин, — самый древний человек — Homo erectus habilis (человек умелый прямоходящий) — жил в то время, когда на Земле знаки магнитных полюсов были противоположны нынешним. Следующий вид человека — питекантроп — пршёл на смену человеку умелому в тот момент, когда 690 тыс. лет назад произошла очередная инверсия магнитных полюсов. Палеомагнитологи утверждают, что с этого момента началась современная геомагнитная эпоха (эпоха Брюнес). Около 110 тыс. лет назад произошла кратковременная смена полюсов (эпизод Блейк). И в это время питекантропы окончательно вымирают и появляются неандертальцы — более совершенный вид человека. Около 40—30 тыс. лет назад неандертальцев сменяет человек современного вида — Homo sapiens. Примерно в то же время происходит смена магнитных полюсов — около 42—40 тыс. лет назад... Таким образом, налицо совпадение времени инверсий со временем изменений физического строения человека»[62].

Очередное направление мутации антропогенеза связано с генетикой. Утверждается, например немецким психологом Ф. Кликсом, академиком Д. К. Беляевым и др., что систематическая подверженность пралюдей стрессу явилась основным фактором, ускорившим становление человека. По словам Д. К. Беляева, «психоэмоциональный стресс как бы обнажает скрытые до того (т. е. в условиях нормы) пласты наследственной изменчивости и включает в сферу действия отбора признаки и функции, наследственное разнообразие которых ранее маскировалось действием средовых факторов… изменение центральной системы нейрогормональной регуляции, а именно это и имело место в ходе эволюционного формирования человека, автоматически влекло за собой резкое изменение, т. е. дестабилизацию признаков и функций, стабилизированных в предшествующей эволюции»[63].

Не претендуя на всеобщий и всеобъемлющий охват имеющихся теорий в области антропогенеза и не вдаваясь в их сравнительный и критический анализ, детально остановлюсь на одной из них, а именно на трудовой теории. Мой выбор обусловлен тем, что она, в отличие от других теорий ан-

-117-

тропогенеза, занятых обособленным изучением вопросов, связанных с происхождением человека, выступает за диалектическую целостность составных частей антропогенеза. В то время как другие теории, будучи, как правило, детищем новых отраслей знания или новых методов исследования, обращают внимание преимущественно на отдельные стороны, выпячивают те или иные аспекты проблемы становления человека (например, зоологический индивидуализм, мутация, сексуальная революция и другие, где основная часть компонентов антропогенеза, в числе которых труд, сознание, язык, социальность и другие, либо служат фоном, на котором разворачивается история человечества, либо вовсе не рассматриваются), т. е. страдают односторонностью, трудовая теория — единственная из всех теорий антропогенеза, которая соединяет в единое целое и биологическую и социальную сущность человека. Это с одной стороны.

С другой стороны, в условиях бурного развития археологии, антропологии, физиологии, биологии, химии, психологии и других как самостоятельных, так и смежных отраслей знания, связанных со становлением и развитием человека, необходимо адекватное отражение достигнутых ими результатов. Всякая теория нуждается в проверке своих старых положений с учётом новых данных. Без систематического подтверждения своей правоты применительно к вновь вскрывшимся обстоятельствам любая теория, будь то некогда самая прогрессивная, сходит на нет. Нечто подобное происходит сегодня с трудовой теорией антропогенеза. В прошлом её научная значимость была столь неоспорима, что более ста лет она пробивала себе дорогу в научный мир вопреки идеологическим препонам и религиозным предрассудкам. А её научный потенциал был столь велик, что, несмотря на пренебрежительное отношение к ней её сторонников, она продолжала владеть умами большинства учёных мира вплоть до вчерашнего дня. К великому сожалению, ни одно из эпохальных открытий последнего столетия, таких как бесспорное доказательство использования и изготовления орудий труда не только историческими приматами, но и современными животными, стоящими на эволюционной лестнице ниже человека, данные о поразительном сходстве человека и ряда других животных по крови, ДНК, хромосомам, белкам и т. д. и т. п. вплоть до наличия асимметрии больших полушарий головного мозга, считавшейся до недавнего времени свойственной исключительно человеку, — они, эти данные, не получили должного внимания со стороны трудовой теории ан-

-118-

тропогенеза. Информация о них была, а вот их оценки через призму трудовой теории антропогенеза не было. Столь длительное игнорирование научных фактов имеющих отношение к изучению антропогенеза, — скажем, данные о большом сходстве зародышей и плодов высших обезьян и человека Даникер получил ещё в конце XIX века, сходство крови человека и некоторых других приматов Нутталь установил уже в начале ХХ века (к 1932 году была успешно перелита кровь не только от человека шимпанзе, но и от шимпанзе человеку), — наносит вред трудовой теории антропогенеза. Такое положение дел ведёт к постепенной утрате ею былой позиции в научном мире. Отсюда ширятся и крепнут голоса о том, что «в течение долгого времени способность использовать орудия рассматривали, как одно из проявлений интеллекта, а способность изготовлять орудия считали признаком, который отличает человека от всех других животных. Теперь, когда об использовании животными орудий мы знаем гораздо больше, этот вопрос не представляется нам столь ясным, хотя производство орудий по-прежнему рассматривается в основном как важный фактор, который оказал большое влияние на эволюцию человека»[64].

Разумеется, трудовая теория антропогенеза далека от совершенства. Но именно её необходимо развивать и совершенствовать в соответствии с исторической действительностью. Это тем более необходимо, что с высоты сегодняшнего дня совершенно очевидно, что другие теории антропогенеза за время её вынужденного простоя ни на шаг не продвинулись в познании истины. А всё из-за несоответствия указанных достижений науки последнего столетия их концепциям.

Согласно общепринятому среди отечественных учёных обществоведов официальному мнению, «сущность трудовой теории антропогенеза можно сформулировать одной фразой самого Энгельса: труд создал самого человека. Действительно, труд, трудовая деятельность людей, направленная на удовлетворение их потребностей, в первую очередь в пище и в защите от врагов, явились тем могущественным стимулом, который преобразовывал облик человека четвертичного периода и создал общество… Теория Энгельса — единственная из всех существующих теорий антропогенеза, которая подчеркивает решающую роль общественного, социального в становлении человека, показывает, что без общества не было бы человека, объясняет происхождение мышления и речи»[65].

Сделав труд основой человеческого развития, оставаясь в рамках Марксова понимания труда, отечественные учёные-

-119-

обществоведы приходят к выводу, что вне труда нет ни сознания, ни языка. Возьмём, к примеру, авторов «Основных идей и принципов философии». «Сознание, — говорят они, — результат длительного развития человеческого общества. Элементы психической и сознательной деятельности имеются уже у высших, особенно стадных, животных, использующих звуковую сигнализацию и жесты для обмена информацией, но настоящее человеческое сознание появляется не как простое продолжение и усложнение психической деятельности этих животных, а вследствие глубоких принципиальных изменений. Основой этих изменений явился труд. Труд предполагает создание орудий труда и использование их для преобразования материальных предметов ради удовлетворения сначала простейших, а потом и более сложных потребностей людей. На ранней стадии развития, когда орудия были крайне несовершенны, а борьба за выживание выдвигала ряд таких задач, которые требовали огромного напряжения, трудовая деятельность, направленная на решение этих задач, была под силу лишь коллективу. Для её осуществления требовались хорошая сигнализация и быстрый обмен информацией, необходимой для управления трудовым процессом. Это и привело к возникновению языка, который сыграл решающую роль в развитии и совершенствовании мышления»[66].

Дальнейшие рассуждения в этом направлении сводятся к следующему. Поскольку «силой, направившей эволюцию антропоидов за пределы животного мира, явился труд»[67], постольку и труд, и сознание, и язык являются родовыми признаками человека. «С самого начала, — говорят авторы «Введения в философию», — человек представляет собой общественное существо, и присущие людям различия физического характера (расовые и т. д.) не имеют существенного значения, важно главное — их способность к труду, к мышлению, к общению. Именно эти качества относятся к характеристике родовой сущности человека»[68].

Тем самым трудовая теория антропогенеза отказывает животным, стоящим на эволюционной лестнице ниже человека, в способности к труду, сознанию и языку. Применительно к труду академик Румянцев говорит: «Выделение человека из животного мира само собой предполагает переход от обмена веществ между человеком и остальной природой на основе, запрограммированной природой, к обмену на базе сознательного регулирования и контроля его со стороны человека. Вполне понятно, что первая форма человеческого труда должна была быть внешне сходной с инстинктивной дея-

-120-

тельностью животных предков человека. Но она уже не тождественна ей»[69].

Стало быть, по академику Румянцеву, человек существовал задолго до выделения из животного мира, осуществляя обмен веществ между собой и остальной природой на «запрограммированной» природой основе. И только потом в результате перехода человека от обмена веществ между собой и остальной природой с «запрограммированной» природой основы к обмену на основе сознательного регулирования и контроля его со своей стороны он, человек, выделился из животного мира. Утверждение — «первая форма человеческого труда должна быть внешне сходной с инстинктивной деятельностью животных предков человека. Но она уже не тождественна ей», — мягко говоря, нелепо. Дело в том, что два треугольника, сходные, но не тождественные между собой, не перестают быть треугольниками. Как треугольник вне зависимости от формы является треугольником, так и труд не должен зависеть от своей формы. Стоит сказать, что один треугольник внешне схожий с другими треугольниками, но не тождественный им, является четырехугольником, как абсурдность сказанного будет очевидна. Труд — либо он есть, либо его нет. Нельзя говорить о схожести первой формы человеческого труда, пусть и внешней, с инстинктивной деятельностью животных предков человека — и тут же отрицать их способность к труду.

Если относительно способности думать и говорить у человека умелого, жившего около 2-2,5 млн. лет назад, ещё можно как-то потеоретизировать, то относительно его способности трудиться, казалось бы, просто не о чём говорить. Обнаруженные на его стоянке принадлежащие ему орудия труда (в одних только Олдувайских горах в Танзании было найдено более 6 тысяч) красноречиво свидетельствуют о его трудовой деятельности. Но ему по-прежнему отказано в способности к труду. Из представления о труде как целесообразной деятельности, свойственной исключительно человеку, в трудовой теории антропогенеза сложилась и существует парадоксальная ситуация: орудия труда появляются на свет задолго до появления на свет субъекта труда — человека разумного. На это следует указание философов на возможность изготовления орудий труда вне труда и человека. «Есть свидетельство того, — говорят авторы «Введения в философию», — что производство простейших орудий началось на 1-1,5 млн. лет раньше, чем появились речь и мышление. Долгое время оно развивалось в «животной форме», то есть внутри стада гоминидов, ещё нима-

-121-

ло не похожего на человеческое сообщество»[70]. Подобное решение проблемы наличия орудий труда у пралюдей считаю бесперспективным, а главное, вредным для науки.

Трудовая деятельность ископаемых приматов оказалась камнем преткновения. Одним махом примитивного каменного орудия человек умелый опрокинул существующую трудовую теорию антропогенеза, созданную отечественными учёными обществоведами на основе черновиков Маркса и Энгельса.

Признавая своё животное происхождение, человек упорно топчется на месте. Всякий раз по мере открытия у животных тех или иных сторон жизнедеятельности, сближающих их с человеком, со стороны последнего выдвигаются новые и новые отличительные признаки, долженствующие сохранить интервал между человеком и остальными животными. Вчера ещё в марксистской литературе этим отличием была способность людей использовать орудия труда. После Олдувайских гор стали говорить о способности человека изготавливать орудия труда. «Главным, — говорит академик Румянцев, — было именно изготовление орудий труда. Именно оно отделило производителя орудий труда от животного мира»[71]. Сегодня рушится и этот барьер. Даже уточнение «...каменных орудий труда» не спасает. Если и дальше дело так пойдёт, то завтра человек будет отличаться от других животных способностью изготавливать и использовать орудия труда из меди и бронзы, послезавтра — способностью изготавливать и использовать орудия труда из железа, послепослезавтра — способностью летать в космос — и так до бесконечности. А всё потому, что труд как целесообразная деятельность, свойственная исключительно человеку, будто дамоклов меч висит над головами сторонников трудовой теории антропогенеза.

В итоге в срочном порядке пересматривалось сказанное основоположниками марксизма. Одни суждения сменялись другими. На свет появлялись такие суждения Маркса и Энгельса, которые в прошлом казались фантастическими, непригодными. Там, где не представлялось возможным одно высказывание основоположников марксизма заменить на другое их высказывание, оно попросту заменялось близким по смыслу сказанному Марксом и Энгельсом суждением самих отечественных учёных обществоведов. Так, повсеместно растиражированое ранее высказывание Энгельса «труд начинается с изготовления орудий»[72] заменяется на более мягкое: «труд предполагает создание орудий»[73].

-122-

Чем дальше, тем больше способность животных использовать и изготавливать орудия труда в повседневной жизни становится неоспоримым фактом. В результате изучения жизнедеятельности, например, галапагосского дятлового вьюрка, морской выдры, дрозда стервятника, бобра, человекообразных обезьян и других были получены неопровержимые данные об использовании и изготовлении современными животными, стоящими на эволюционной лестнице ниже человека, орудий труда. Теперь взамен затасканного вопроса «трудились ли ископаемые приматы?» на повестке дня неумолимо стоит новый вопрос: «трудятся ли животные?». Труд как родовая сущность человека трещит по всем швам.

«Но в каком смысле можно говорить о человеке как продукте труда, если сам труд сложился именно в процессе антропогенеза?»[74] — задаётся вопросом философ Андреев. Далее, «ругая» Г. Н. Матюшина, полагавшего, что крупные мутации породили у человека способность к труду, и ряд других учёных за отход от генеральной линии трудовой теории антропогенеза, за принижение ими роли труда в процессе становления человека и сокрушаясь по поводу того, что «вместе с тем до сих пор не изжита и противоположная тенденция — рассматривать труд как феномен, предшествующий во времени становлению Homo Sapiens», он точит сей краеугольный камень до придания ему полемически заострённой формы. «Итак, человек до труда или труд до человека?[75] — спрашивает он. И тут же отвечает: — Даже будучи полемически заостренной, такая постановка вопроса напоминает споры средневековых схоластов о том, что возникло раньше: курица или яйцо. Человек невозможен без труда, а труд — без социального субъекта. Человек и труд составляют единую систему, формирование которой проходит свои закономерные этапы»[76].

Надо сказать, философ Андреев недалеко ушел от средневековых схоластов. Стоит заменить в сказанном им человека на курицу, а труд — на яйцо, как тут же повеет средневековой схоластикой. «Курица невозможна без яйца, а яйцо — без курицы. Курица и яйцо составляют единую систему, формирование которой проходит свои закономерные этапы».

Очевидно, что отрицание наличия у животных, стоящих на эволюционной лестнице ниже человека труда, сознания и языка вредит научному пониманию истории происхождения человека, приводит к неразрешимым противоречиям при научном осмыслении данных археологии, антропологии, физиологии, биологии и других наук в части антропогенеза. Выход из создавшегося положения состоит в отрешении от тру-

-123-

да, сознания и языка, как родовых сущностей человека. Принципиальная возможность, более того — необходимость этого шага без ущерба трудовой теории антропогенеза заключена в понятии «труд».

Определение труда, данное Марксом, гласит: «Труд как созидатель потребительных стоимостей, как полезный труд есть независимое от всяких общественных форм условие существования людей, вечная естественная необходимость: без него не был бы возможен обмен веществ между человеком и природой, т.е. не была бы возможна сама человеческая жизнь… Всякий труд есть, с одной стороны, расходование человеческой рабочей силы в физиологическом смысле — и в этом своём качестве одинакового, или абстрактно человеческого, труд образует стоимость товаров. Всякий труд есть, с другой стороны, расходование человеческой рабочей силы в особой целесообразной форме, и в этом своём качестве конкретного полезного труда он создаёт потребительные стоимости... Труд есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой, процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой»[77]. При ближайшем рассмотрении выясняется, что, во-первых, труд как вечное естественное условие человеческой жизни не может быть в одно и то же время продуктом деятельности человека, что труд как вечное естественное условие человеческой жизни входит в противоречие с трудом как родовой сущностью человека. В противном случае следует признать, что человек сам себе создал естественное условие жизни. Во-вторых, Марксово определение труда не отражает жизнедеятельности человека в полном объёме, а лишь является частным случаем в жизнедеятельности человека. Миллионы и миллионы людей из числа детей, стариков, инвалидов и т. д. живут, не созидая материальных и духовных благ, не образуя стоимость товаров, не создавая потребительные стоимости, не опосредуя, не регулируя и не контролируя своей собственной деятельностью обмен веществ между собой и природой. Для них труд в принятом понимании не является вечным естественным условием их жизнедеятельности. Само существование определения «нетрудоспособный человек» противоречит пониманию труда как вечного естественного условия жизнедеятельности человека. Человек, лишенный вечного естественного условия своей жизнедеятельности, есть мертвый человек. Кроме того, оказывается, что не только нетрудоспособные люди из числа детей, стариков, инвалидов и т. д. не соответст-

-124-

вуют Марксову определению труда, но и трудоспособные люди из числа «сливок» и «отбросов» общества живут, не созидая материальных и духовных благ, не образуя стоимость товаров, не создавая потребительные стоимости, не опосредуя, не регулируя и не контролируя своей собственной деятельностью обмен веществ между собой и природой. Да и вообще, по большому счёту, организм человека выполняет ряд жизненно важных функций, которые не подходят под существующее определение труда. Например, человек вдыхает и выдыхает воздух, спит, потеет и т. д. вне труда, о котором говорит Маркс. Уверен, что даже самые ярые приверженцы существующей трудовой теории антропогенеза, вроде авторов «Введения в философию», утверждающие, что «абстрактно говоря, все формы практической деятельности людей от начала осмыслены»[78], не способны осмысленно осуществлять такие формы своей практической деятельности, как выделения мочи и кала.

Впрочем, сам Маркс никогда и нигде не утверждал, что данное им определение труда является пригодным на все случаи жизни. Не случайно анализ процесса труда он начинает с деления на три составные части: «Простые моменты процесса труда следующие: целесообразная деятельность, или самый труд, предмет труда и средства труда» — и специально подчеркивает: «Мы не будем рассматривать здесь первых животнообразных инстинктивных форм труда… Мы предполагаем труд в такой форме, в которой он составляет исключительное достояние человека»[79]. В дальнейшем Маркс особое внимание уделяет двум последним простым моментам процесса труда, оставляя в стороне «самый труд». «Самый труд» как таковой Маркс нигде и никогда конкретно не рассматривал. Это было связано прежде всего с направлением и характером его научной деятельности. Вопросы, которыми он занимался вплотную — товар, деньги, стоимость, классы и другие, — невозможно было уяснить и объяснить без глубокого знания о предмете труда и средстве труда, но было и стало возможным их уяснение и объяснение без глубокого знания «самого труда».

Использование и изготовление орудий труда не есть «самый труд», а представляют собой разновидности труда, коих большое множество. Человек и другие животные различаются между собой не тем, трудятся или нет, а тем, как они трудятся.

Любопытные сведения на сей счёт приводит доктор биологических наук Э. П. Фридман:

«Известный американский приматолог и антрополог Уильям Мак-Грю, много лет изучавший поведение обезьян,

-125-

произвёл недавно (1987 г.) очень интересное сопоставление изготовления и использования орудий для добывания пищи у вымершего в прошлом веке племени аборигенов Тасмании и шимпанзе Танзании. Автор использовал классификацию технологии по Освальту. Считалось прежде само собой разумеющимся, что шимпанзе несопоставимы даже с первобытными людьми в подобной сфере. Действительно, выявлены важнейшие различия: только орудия человека состояли из более чем двух компонентов, и только они изготавливались с помощью других орудий. Однако, однако... «Результаты демонстрируют удивительное сходство в наборе орудий, сырье для изготовленных орудий в сравнении с уже готовыми, в степени сложности, виде добычи и т. д.» (Мак-Грю, 1987).

Автор обнаружил множество параллелей. Соотношение искусственных орудий (артефактов) и естественных (не требующих для использования предварительной обработки — натурфактов) было у людей и обезьян почти одинаковым: 10:3 и 10:2. Орудия базировались на одном и том же сырье: дерево, камни, палки, кустарники. Люди и обезьяны пытались «перехитрить» добычу: у человека это было прикрытие, у шимпанзе — насест. Но только люди пользовались огнём, только у них встречались завязанные узлы и прикрепленные приманки, все артефакты шимпанзе приготовлялись с помощью рук и зубов, тогда как у людей преимущественно (но не все) с помощью других орудий. Орудия шимпанзе не имели сцеплений, не состояли из соединительных форм, т. е. более чем из одной «техноединицы».

Мак-Грю приходит к выводу, что, несмотря на более сложную экологию добывания средств у тасманийцев по сравнению с антропоидами, разрыв между технологией тех и других на столь велик, а главное — определяется не филогенезом, а культурой. Учитывая всё, что известно о шимпанзе в неволе, учёный делает заключение:

«Они способны сделать и использовать все средства материальной культуры тасманийцев и пользоваться производством путём соединения». Во всяком случае, считает автор, теперь уже нельзя понять происхождение культуры без обращения к антропоидам, равно как приматологи на поймут использование орудий шимпанзе без информации о народностях, добывающих себе пищу охотой.

Созвучно этому и мнение Б. Бека, который, анализируя многочисленные факты использования и изготовления орудий шимпанзе, пршёл к выводу, что не было качественных различий в этих действиях гоминоидов до тех пор, пока, в

-126-

отличие от высших обезьян, предок человека не стал применять орудия на основе иной энергии, чем образующаяся только из процессов собственного метаболизма и сила тяжести»[80].

В какой бы форме ни выражалась и какими бы средствами производства ни осуществлялась деятельность человека, она качественно ничем не отличается от деятельности других животных. Форма деятельности иная, способ деятельности иной, а сущность одинакова: и человек и любое другое животное осуществляют свою деятельность, расходуя и потребляя энергию в пределах, свойственных своему организму.

Что касается труда вообще, т. е. «самого труда», то он возникает исторически в процессе зарождения жизни как специфический способ удовлетворения жизненных потребностей представителей живого мира. Труд есть процесс расходования и потребления энергии, всеобщее необходимое условие обмена энергии между живым организмом и остальной природой, вечное естественное условие жизнедеятельности живого организма, независимое от какой бы то ни было формы жизни. Труд был до человека, есть при человеке и будет после человека. Следовательно, можно не в известном смысле, как думали Маркс и Энгельс, а можно и нужно в прямом смысле сказать: труд создал самого человека.

Видимая разница в жизнедеятельности человека, с одной стороны, и жизнедеятельности остальных животных, с другой стороны, заключается в том, что человек осуществляет свою жизнедеятельность максимально сознательно — минимально инстинктивно, тогда как другие животные — наоборот: максимально инстинктивно — минимально сознательно.

В мире нет животного, жизнедеятельность которого была бы основана исключительно на инстинктивной форме отражения окружающей действительности. Любая самая современная техника потому и не может сравниться с самой обыкновенной амебой, что работает абсолютно бессознательно. Вот почему малейшее препятствие, малейшее отклонение от заданной программы выводит из строя чудо-технику. Ни одно техническое устройство не может действовать за пределами своей «врожденной» (в данном случае — заложенной человеком) способности. А амеба может! У любого, даже одноклеточного животного должно быть нечто, координирующее, контролирующее и направляющее его деятельность. И это нечто есть сознание. В функцию инстинкта не входит координация, контроль, направление деятельностью животного, включая человека. Инстинкт не вызывает действие и не

-127-

управляет поведением субъекта потому и только потому, что представляет собой действие, является бессознательным отражением окружающей действительности, устойчивой реакцией живого организма при решении им неосознанных жизненных задач, при достижении им неосознанных целей на основе видового или индивидуального опыта. Инстинкт — это своего рода закодированная в нервной системе живого организма схема бессознательного действия. Кодируется же бессознательное действие вполне сознательно. Инстинкт формируется и совершенствуется в результате трудовой деятельности животного, включая человека. Именно трудовая деятельность, многократно отражаясь в сознании животного, вырабатывает в его организме устойчивую реакцию в ответ на определённого рода раздражения, дойдя до автоматизма, получает значение инстинкта. Чем выше уровень развития сознания животного, включая человека, тем разнообразнее, богаче набор его инстинктов.

По-своему был близок к пониманию сказанного выше об инстинкте Ч. Дарвин почти 130 лет назад. «Достойно, однако, замечания, — писал он, — что убеждение, внушаемое с постоянством в ранние года жизни, когда мозг впечатлителен, по-видимому, принимает характер инстинкта, а вся сущность инстинкта состоит в том, что ему следуют независимо от рассудка». Именно он первым указал на то, что «как бы ни было велико умственное различие между человеком и высшими животными, оно только количественное, а не качественное»[81].

Назначение сознания в том и состоит, чтобы обеспечить человеку и другим животным адекватную данному виду степень отражения окружающей действительности, не в последнюю очередь формируя, совершенствуя и направляя его инстинктивную деятельность. Да, пчела собирает мед в ячейку без дна и закупоривает её впустую. Да, лягушка захватывает бумажку и употребляет её в пищу, не отличая от летающего насекомого. Причина тому вовсе не в отсутствии сознания у пчелы или лягушки, а в низком уровне его развития. Пчела потому и собирает мед, не обращая внимания на состояние ячейки, что ею, ячейкой, она занималась раньше. Из поколения в поколение она последовательно переходила от одной операции к другой с «головой», концентрируя всё своё крошечное сознание преимущественно на том виде труда, каким она занимается непосредственно сейчас, в настоящее время, без всякой «задней мысли». А тут подходит человек, отрывает дно ячейки и делает глубокомысленные выводы однобокого

-128-

характера. Допустим, ячейка испорчена без участия человека. Всё равно — инстинктивно пчела продолжит собирать мед в ячейку баз дна и закупоривать её впустую, поскольку изначально она была сделана по всем правилам и нормам пчелиного мастерства и никогда раньше ячейки на портились в количестве, угрожающем для нормальной жизнедеятельности пчелы. Впрочем, инстинктивным кажется действие пчелы, собирающей мед в ячейку с оторванным дном и закупоривающей её впустую для стороннего наблюдателя, тогда как на самом деле пчела делает эту работу совершенно осознанно. Если быть точнее, пчела инстинктивно знает, что данная ячейка не есть производственный брак. Поэтому не будучи в состояние одновременно держать под контролем своего крошечного сознания и состояние ячейки, и процесс сборки меда в первом случае, и состояние ячейки, и процесс закупорки — во втором, она собирает мед в ячейку без дна и закупоривает её впустую. Точно так же обстоит дело и с лягушкой. Она в жизни раньше не видела и не ела бумажку, подвешенную на нитке, а потому и реагирует на неё как на съедобную пищу. Тем не менее, если на протяжении длительного периода времени увеличивать число порченых ячеек у пчелы и количество скармливаемых бумажек у лягушки, нет никакого сомнения в том, что и пчела и лягушка найдут выход из создавшегося положения, в чём не последнюю роль сыграет их сознание. Сомневаться в этом не приходится, глядя на деятельность животных с относительно высокими разрешающими способностями сознания. Например, кошка хотя и бросается на бумажку, подвешенную на нитке, никогда не станет употреблять её в пищу.

Проводимые в течение последних десятилетий наблюдения и эксперименты с собаками, дельфинами и другими животными в естественных условиях и в неволе не оставляют места для сомнения в наличии труда сознания и языка у животных, стоящих на эволюционной лестнице ниже человека. Особенно поражают результаты работ учёных с человекообразными обезьянами, полученные разными методами, в разное время и с различными «пациентами». Большинство специалистов — Л. Фирсов, В. Мэзон, супруги Д. и Б. Гарднер, Ф. Паттерсон и другие — выявили способность человекообразных обезьян совершать действия на уровне сознания ребенка от одного до пяти и даже семи лет. Исследования по определению развития умственных способностей детенышей современных человекообразных обезьян по методу Ж. Пиаже,

-129-

проведённые психологами М. Мэтью и Г. Бергером в 1981 г. и Ф. Доре и К. Дюма в 1987 г., показали, что эти животные без особых усилий достигают VI высшей стадии интеллектуального роста человеческого ребенка.

Пусть животные, стоящие на эволюционной лестнице ниже человека, способны совершать половину из того, что говорят учёные. Этого вполне достаточно, чтобы человек отказался от своей исключительности. Нет принципиальной разницы между человеком и остальными животными. Животное становится человеком там и тогда, где и когда оно, животное, начинает осуществлять свою жизнедеятельность максимально (более 50%) сознательно — минимально (менее 50%) инстинктивно. Иными словами, жизнедеятельность человека более чем наполовину осуществляется сознательно, а жизнедеятельность других животных более чем наполовину осуществляется инстинктивно. Первым таким животным, осуществлявшим свою жизнедеятельность максимально сознательно — минимально инстинктивно, был неандерталец.

В основе становления преимущественно осознанной жизнедеятельности лежит практика захоронения усопших сородичей. Ни использование орудий труда, ни изготовление орудий труда, ни собирательство, ни охота, ни использование огня, ни искусственное добывание огня не являются тем общественным бытием, которое подвигло животное в лице неандертальца к максимально сознательной — минимально инстинктивной жизнедеятельности. Захоронение усопших сородичей и есть то общественное бытие, которое способствовало развитию его труда, сознания и языка на принципиально новом, отличном от других животных, более высоком уровне. Посредством практики захоронения усопших сородичей неандерталец стал познавать мир через призму межличностных отношений путём олицетворения природных и социальных сил и тем самым, образно говоря, удвоил себя, свои способности и возможности в познание окружающей действительности, а заодно и вырыл глубокую пропасть между собой и остальными животными.

Именно со становлением и развитием у неандертальца практики захоронения усопших сородичей связано формирование у человека той формы общественного сознания, в которой природные и социальные силы принимают значение таинственных, сверхъестественных, чуждых сил, противостоящих человеку.

-130-

ЛОЖЬ И ПРАВДА О НАЧАЛЕ

ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1941—1945 гг.

Начиная с 1956 года, а точнее говоря, после смерти Сталина, и по сей день с подачи Н. С. Хрущева в отечественной научной литературе муссируется ложная мысль том, что накануне Великой Отечественной воины руководство партии и правительства страны, во-первых, располагало достоверными данными о ходе подготовки и времени нападения Германии на СССР чуть ли не в полном объёме, во-вторых, располагая достоверными данными о ходе подготовки и времени нападения Германии на СССР чуть ли не в полном объёме, руководство СССР не предприняло никаких мер по обеспечению обороноспособности страны. В итоге главным виновником поражений советских войск в первые дни войны, приведших к большим территориальным, материальным, а также человеческим потерям, было объявлено руководство страны во главе со Сталиным.

Если в Тезисах ЦК КПСС к 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции относительно неудач Красной Армии в начале Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. мягко сказано: «Сыграли свою роль допущенные просчёты в оценке возможного времени нападения на нас гитлеровской Германии и связанные с этим упущения в подготовке к отражению первых ударов»[82], то спустя семь лет в новой редакции «Истории КПСС» уже без тени сомнения говорится: «Имелись достоверные данные о концентрации немецких войск у советских границ и о подготовке Германии к нападению на СССР. Однако войска западных военных округов не были приведены в состояние полной боевой готовности. Сталин опасался дать германским фашистам предлог для нападения, рассчитывал оттянуть столкновение посредством дипломатических переговоров. Определённую долю ответственности за упущения в подготовке Красной Армии к отражению первых ударов фашистских агрессоров несут также руководители Народного комиссариата обороны и Генерального штаба С. К. Тимошенко и Г. К. Жуков»[83].

В конце 80-х — начале 90-х годов ХХ века отечественные учёные-обществоведы из числа патентованных представителей от науки громогласно обвиняют в бездеятельности руководство партии и правительства страны перед началом Великой Отечественной войны. Так, в газете «Аргументы и факты» в рубрике «Малоизвестные страницы истории» на вопрос чи-

-131-

тательницы Н. Тупиковой из Москвы — «Слышала и читала, что в конце 1940 — начале 1941 г. поступало много информации о подготовке гитлеровской Германии к нападению на Советский Союз. Неужели эта информация не доходила до военачальников?» — заместитель начальника управления Генерального штаба генерал-полковник Г. А. Михайлов отвечает следующим образом: «Вопреки некоторым бытующим представлениям в Центр регулярно поступала достоверная информация о подготовке фашистской Германии к нападению на Советский Союз. С большой точностью были переданы боевой состав, численность, группировка войск противника, сообщено решение Гитлера о нападении на СССР, поступала информация о первоначальных сроках нападения и о последующих изменениях в них. Исследования трофейных документов показали, что данные советской разведки о противнике были очень близки к реальным. Иными словами, информация была. Другое дело, как она использовалась»[84].

Дальше — больше. В статье «Народная война: с чем мы вступили в 41-й», опубликованной под редакцией директора института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС академика Г. Л. Смирнова, доктор исторических наук В. М. Кулиш беззастенчиво заявляет: «Сегодня мы хорошо знаем, что Сталин, руководители наркомата обороны и Генерального штаба, наркомата внутренних дел располагали обширной информацией о подготовке фашистской Германией нападения на Советский Союз, о плане стратегического наступления германских войск и даже о сроках его начала. Другое дело, что эта информация игнорировалась советским политическим руководством»[85].

Не остались в стороне и философы, перекрикивающие всех и вся, силящиеся подвести под хрущевские инсинуации научную основу. Дело доходит до отрицания неизбежности войны как средства разрешения спорных вопросов капитализма и внутри и за пределами государства, хотя факты уже после окончания Второй мировой войны красноречиво свидетельствуют об обратном. Не страны социализма, а страны капитализма, Франция в 1946—1954 гг. во Вьетнаме; США в 1950—1953 гг. в Корее, в 1965—1973 гг. во Вьетнаме, в 1983 г. в Гренаде; Аргентина и Англия в 1982 г. за обладание Фолклендскими островами; неоднократные военные действия Израиля против приграничных арабских государств; в 1990—1991 гг. война в Персидском заливе, где в споре за нефть участвовало около 10 (десяти!) капиталистических государств; в 1999 г. на Югославию обрушились 19 (девятнадцать!) капита-

-132-

листических государств; и другие военные конфликты, включая последнюю войну развязанную США и Англией против Ирака, решали спорные вопросы с позиции силы.

«Была ли, например, неотвратима Великая Отечественная война 1941—1945 гг.?» — глубокомысленно (насколько позволяет одна извилина) спрашивают составители, авторы основных идей и принципов философии[86]. Следом, задав ещё один вопрос — «Был ли с необходимостью предопределён её внезапный, неожиданный для наших стратегов начальный период?» — отвечают на предыдущий, вышеприведенный, вопрос. «Известно, — говорят они, — что войны во многом определяются экономической и политической ситуацией. Однако это не означает, что день и час начала каждой войны с необходимостью, фатально предопределены»[87]. Разумеется, авторы данной философии не утруждаются рассмотрением механизма предотвращения намеченной, более того — окончательно принятого решения, войны Германии с Советским Союзом, поскольку они решали другую задачу — задачу дискредитации Сталина. Вернее сказать, не выносят на суд читателя то, как можно было избежать войны с Германией в июне 1941 г., чтобы не показать своё истинное лицо.

Дело в том, что при сложившейся тогда экономической и политической ситуации в Германии, страстно жаждавшей крови Советского Союза с целью улучшения, усиления собственной экономики и политики за счёт ухудшения, ослабления экономики и политики Советского Союза, мы могли избежать войны с Германией в июне 1941 г. одним из трех реальных способов:

1. Мирные переговоры.

2. Захватить Германию раньше, чем она начнет войну.

3. Добровольно сдаться Германии раньше, чем она начнет войну.

Внешняя политика Советского Союза была направлена на реализацию первого способа во взаимоотношениях с другими государствами. Именно мирными переговорами руководство страны во главе со Сталиным пыталось залечить экономический и политический недуг Германии, не питая иллюзий на сей счёт, параллельно активно готовясь к возможному нападению Германии. Данная тактика, выбранная руководством страны во главе со Сталиным, не нравится хрущевистам, они её всячески критикуют. Думается, и от второго способа предотвращения войны с Германией в случае его реализации хрущевисты не испытывали бы особого восторга. Вот был бы им подарок! Сколько бы они перьев исписали, сколько

-133-

бы они пепла себе на голову посыпали, сколько бы они плеток об себя поломали, сколько бы «учёных», постригшись, ушли в монастырь, сколько бы ещё ядовитых стрел было выпущено в адрес руководства страны во главе со Сталиным?! Случись такое, был бы настоящий «пир хрущевистов во время чумы»!

Не случилось. И хорошо, что не случилось.

Если два первых способа предотвращения войны с Германией в той или иной степени не устраивают хрущевистов, может быть, им по душе третий? Сами они на сей счёт открыто не высказываются, дабы не потерять лицо, но вскользь, как бы между прочим, задаваясь вопросом о неотвратимости Великой Отечественной войны 1941—1945 гг., рассуждая о её необходимости и случайности, говоря с «болью в сердце» о напрасных жертвах войны и т. д., уродуют сознание советских людей в сторону принятия третьего способа предотвращения войны с Германией в июне 1941 года за единственно правильное решение. Такова мораль хрущевистов, и им уже ничем не поможешь. Как говорится, «горбатого могила исправит». Тех же, чье сознание ещё не отравлено ложью хрущевистов, хочу предостеречь от такого шага. Добровольно сдавшись Германии до 22 июня 1941 года, в самом деле можно было бы избежать нападения Германии на нас. Избежать нападения Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г. — да, но избежать жертв, в особенности человеческих, — нет! Свидетельство тому вся предыдущая история человечества. Не было ни одного случая, чтобы завоеватели фашистского толка не уничтожали население «мирно» захваченных территорий. По прошествии времени, зная истинные намерения Германии — физически уничтожить большую часть населения Советского Союза, а оставшуюся обратить в рабство, — сомневаться в том, что в этом случае, случае добровольной сдачи Советского Союза Германии, было бы уничтожено во много (во много!) раз больше советских людей, чем более 20 млн. человек, не приходится.

И далее, философствуя на тему о Великой Отечественной войне, хрущевисты пишут: «Известно, например, что И. В. Сталин получал неоднократные предупреждения от советских дипломатов, разведчиков, даже от посла Германии (надо полагать, от посла Германии в СССР. — В. К.) и от руководителя правительства Англии (самого У. Черчилля, активно толкавшего Германию напасть на СССР, того самого Черчилля, который всячески откладывал открытие Второго фронта, когда Советский Союз истекал кровью? — В. К.) об относительно точной дате нападения фашистской Германии на

-134-

Советский Союз. Такая информация — объективный исторический факт, предопределявший необходимость своевременно подготовиться к нападению врага и устранить фактор внезапности. Будучи крайне подозрительным, мнительным человеком, слепо верившим лишь в свою проницательность, Сталин отказывался верить переданной ему информации. Более того, он не принял надлежащих мер, чтобы подготовить Красную Армию к неизбежным боевым операциям, и отказывался отдать соответствующее распоряжение, даже когда нападение на СССР стало свершившимся фактом. Об этом убедительно говорится, например, в воспоминаниях маршала Г. К. Жукова. Пресловутая внезапность гитлеровского нападения отнюдь не была чистой случайностью, которую, как и всякую случайность, нельзя было предвидеть. Эта «внезапность» оказалась результатом ряда обстоятельств и процессов, с необходимостью вытекавших из авторитарного правления и культа Сталина, усиленных подозрительностью и гигантским самомнением»[88].

Обычный набор дезинформации из арсенала хрущевистов, используемого ими в борьбе с руководством страны во главе со Сталиным, а если быть ещё точнее, с Советской властью, социализмом в целом, — вероятно, для пущей убедительности разбавленный околофилософскими категориями: чистая случайность и всякая случайность.

Десятилетние инсинуации хрущевистов, с каждым днём набиравшие силу с 1956 года и по сей день, не прошли для общества бесследно. Окончательный удар по и без того израненному Великой Отечественной войной 1941—1945 гг. сознанию советских людей нанесло ложное освещение причины возникновения Второй мировой войны и событий перед началом Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. В час преобладания эмоции над разумом советские люди, узнав из уст Хрущева и К° виновника всех своих бед, более того — напрасность принесённых жертв, перенесенных лишений и страданий, в большинстве поверили хрущевистам. Другие пребывали в растерянности от безысходности, поскольку, во-первых, трудно было подать голос против (кроме как на кухне), ибо после XX съезда КПСС несогласные с новым курсом партии на критику Сталина и выявления его злодеяний повсеместно изгонялись с занимаемых должностей, начиная с В. М. Молотова, Г. М. Маленкова, Л. М. Кагановича, Г. К. Жукова и др. Во-вторых, неоткуда было взять необходимую информацию для восстановления исторической справедливости (хотя бы на кухне), ибо повсеместно стал закрываться доступ

-135-

к документам, отражающим истинное положение дел, ревизируемых хрущевистами. Так, с книжных полок сельских, районных, городских библиотек и магазинов пропали стенографические отчеты по XIX съезд КПСС включительно, а также пропали материалы судебно-следственных и военных комиссий по делам врагов народа.

Так располагало или не располагало руководство страны во главе со Сталиным достоверными данными о подготовке Германии к нападению на СССР и времени нападения Германии на СССР, о которых говорят хрущевисты? Ответ на этот вопрос будет очевиден после рассмотрения из имеющихся в виду у хрущевистов достоверных данных. Пусть это будет «относительно точная дата нападения фашистской Германии на Советский Союз», о которой выше говорили хрущевисты в рясе философов и других учёных. Разумеется, посол Германии и руководитель правительства Англии не в счёт, ибо и тот и другой упоминаются в качестве «свадебного генерала». Остаются советские дипломаты и разведчики, за которыми явно просматривается Р. Зорге из Японии — любимое «детище» хрущевистов, поскольку именно им он обязан своим появлением на исторической арене в разгар антисталинской пропаганды в качестве очередной жертвы сталинизма.

Вот как это было: «Как-то в октябре 1962 г. в кремлевском кинозале показывали французскую киноленту о Зорге, позднее шедшую на советском экране. Н. С. Хрущев поинтересовался у А. И. Микояна: правда ли всё то, что представлено в фильме? Микоян переадресовал его к военным из Генштаба, находившимся тут же, в зале. Да, ответили они, в общих чертах кинокартина правдиво воссоздаёт события.

Реакция Хрущева была незамедлительной. «Так чего же вы ждете? — сказал он. — Долго ещё будете скрывать героя и таить его подвиг от советского народа?»[89]

Военные вроде Д. Волкогонова и Г. Михайлова не заставили долго ждать. Получив официальный заказ на выявление героя и доведение его подвига до советских людей, за два последующих года они проделали большую работу по оболваниванию общества, увенчавшуюся присвоением Зорге звания Героя Советского Союза в ноябре 1964 г. посмертно. Так спустя шесть лет после начала антисталинской пропаганды с помощью французской киноленты Хрущев и К° открыли для себя новую громкую жертву «культа личности Сталина».

По всей видимости, биография Зорге больше, чем биография других разведчиков, соответствовала биографии жертвы. Иначе чем объяснить тот факт, что выбор пал на Зорге,

-136-

хотя были и специалисты не хуже, если не лучше него, работавшие в не менее, если не более сложных условиях и передававшие не менее, если не более достоверную информацию, чем он.

По словам хрущевистов, Зорге и другие передавали в Центр достоверную информацию с относительно точной датой нападения Германии на Советский Союз, а руководство страны во главе со Сталиным игнорировало эту информацию и не приняло соответствующих мер для встречи врага 22 июня 1941 года. Справедливо возникает вопрос: «Зорге и другие передавали в Центр достоверную информацию с относительно точной датой нападения Германии на Советский Союз, лишь относительно связанной с датой 22 июня 1941 года, например, как это сделал Зорге 1 июня 1941 г. «...Из Берлина послу Отту поступила информация, что нападение на СССР начнется во второй половине июня... Информация получена от немецкого военного дипломата, направляющегося из Берлина в Бангкок...»[90], или они передавали в Центр множество другой достоверной информации с относительно точной датой нападения Германии на СССР, лишь относительно связанной с другими датами? Если верить О. Гончакову, «раскрывающему» перед читателем невесть откуда взявшуюся у него и чудом сохранившуюся, чудом не сожженную старую папку с пожелтевшими страницами и полустертыми грифами «Совершенно секретно» и «Хранить вечно» (он так пишет), то таких сообщений с разными относительно точными датами нападения Германии на СССР поступало в Центр, начиная с 1941 года, ежемесячно по два и более раза. Тот же Зорге, согласно справке разведывательного управления Генерального штаба, «5 марта 1941 г. прислал микропленку телеграммы Риббентропа послу Германии в Японии генералу Отту с уведомлением, что Германия начнет войну против СССР в середине июня 1941 года»[91]. Он же, согласно справке заместителя наркома иностранных дел А. Я. Вышинского, 11 апреля 1941 г. сообщал: «Представитель Генерального штаба в Токио заявил, что сразу же после завершения войны в Европе начнется война против Советского Союза»[92]. Из той же справки А. Я. Вышинского: «...В январе с. г. К. Уманский, посол СССР в США, сообщил по просьбе заместителя государственного секретаря Самкера Уэлльса, что правительство США располагает сведениями о намерении Германии напасть на СССР весной с. г.»[93].

Спрашивается, какая информация с относительно точной датой нападения Германии на СССР считается достоверной, если она поступает день за днём с новой относительно

-137-

точной датой нападения на СССР? При таком положении дел, когда бы Германия ни напала на СССР — до 22 июня 1941 или после, — в руках хрущевистов всегда окажутся достоверные данные с относительно точной датой нападения Германии на СССР для борьбы с правительством во главе со Сталиным. Как быть? По мере поступления информации с относительно точной датой нападения Германии на СССР бить тревогу, подымать народ в ружье и держать его наготове без сна и отдыха до истечения сей относительно точной даты? Тогда велика вероятность, что очередная тревога в случае несоответствия предыдущей (предыдущим) в действительности не будет «услышана». Не этого ли в числе прочего добивалась Германия, перенося сроки нападения?

Соответственно необходимо разобраться с понятием «достоверные данные», «достоверная информация», связанным с сообщением сроков нападения Германии на СССР. В рассматриваемом случае данные или информация считаются достоверными, если, во-первых, их содержание соответствует источнику, т. е. достоверно в изложении; во-вторых, их содержание, достоверное в изложении, носит не вероятный, а действительный характер, отражает не возможное, а реальное значение, т. е. достоверно практически. Во все времена в истории найдется немало разведчиков, готовых подписаться в достоверности переданного ими сообщения по признаку изложения, но не найти ни одного, кто бы подписался в достоверности переданного им сообщения по признаку практики, если в сообщении речь идёт о том, чего ещё не было. Таким образом, руководство страны во главе со Сталиным располагало достоверными данными с относительно точной датой нападения Германии на СССР лишь в части изложения разведчиками и другими увиденного, услышанного и т. д. Эти данные не были достоверными в том плане, что Германия непременно нападет на СССР в соответствии с относительно точно указанной датой.

Заканчивая разговор о разведчиках, приведу высказывание на сей счёт Г. К. Жукова, со свойственной ему прямотой осветившего события до и после 1941—1945 гг. в книге «Воспоминания и размышления», написанной им в 1969 г., спустя 13 лет после объявления Сталина культом личности. Он бы мог, как некоторые, присоединиться к хрущевистам и спокойно плыть по течению рядом с их капитаном... И повод был: одно время сам находился под следствием по делу Тухачевского... Но он этого не сделал, за что и впал в немилость хрущевистов, был снят с высоких постов и отправлен в

-138-

«ссылку». Вероятно, Жуков знал, что, как и почему он находился под следствием в отличие от «невинных жертв» сталинизма, которые ничего не видели, не слышали и не знают, к которым нежданно-негаданно пришли в дом глубокой ночью двое в кожанках, молча без шума и света забрали в неизвестном направлении... Анекдот да и только.

Из «Воспоминаний и размышлений» Г. К. Жукова, об убедительности которых говорят хрущевисты:

«С первых послевоенных лет и по настоящее время кое-где в печати бытует версия о том, что накануне войны нам якобы был известен план «Барбаросса», направление главных ударов, ширина фронта развертывания немецких войск, их количество и оснащенность. При этом ссылаются на известных советских разведчиков — Рихарда Зорге, а также многих других лиц из Швейцарии, Англии и ряда других стран, которые якобы заранее сообщили эти сведения. Однако будто бы наше политическое и военное руководство не только не вникло в суть этих сообщений, но и отвергло их.

Позволю со всей ответственностью заявить, что это чистый вымысел. Никакими подобными данными, насколько мне известно, ни Советское правительство, ни нарком обороны, ни Генеральный штаб не располагали»[94].

Осталось опровергнуть второе лживое утверждение хрущевистов, а именно о бездеятельности руководства страны во главе со Сталиным в предвоенные годы. Ещё 3 марта 1939, выступая на XVIII съезде партии, Сталин открыто заявил о начале капиталистическими государствами Второй мировой войны с целью передела мира; о постепенном увеличении числа стран — участников войны; о приближении войны к границе СССР; о необходимости всемерного увеличения обороноспособности страны ввиду большой вероятности «вовлечения» СССР во Вторую мировую войну; об антисоветской направленности «политики невмешательства», проводимой Англией, Францией, США в угоду Германии, Италии, Японии.

«...Новый экономический кризис должен был привести и действительно приводит к дальнейшему обострению империалистической борьбы. Речь идёт уже не о конкуренции на рынках, не о торговой войне, не о демпинге. Эти средства борьбы давно уже признаны недостаточными. Речь идёт теперь о новом переделе мира, сфер влияния, колоний путём военных действий.

Япония стала оправдывать свои агрессивные действия тем, что при заключении договора 9 держав её обидели и не

-139-

дали расширить свою территорию за счёт Китая, тогда как Англия и Франция владеют громадными колониями. Италия вспомнила, что её обидели при дележе добычи после первой империалистической войны и что она должна возместить себя за счёт сфер влияния Англии и Франции. Германия, серьёзно пострадавшая в результате Первой империалистической войны и Версальского мира, присоединилась к Японии и Италии и потребовала расширения своей территории в Европе, возвращения колоний, отнятых у неё победителями в Первой империалистической войне.

Так стал складываться блок трех агрессивных государств.

На очереди встал вопрос о новом переделе мира посредством войны...

После Первой империалистической войны государства-победители, главным образом Англия, Франция и США, создали новый режим отношений между странами, послевоенный режим мира. Главными основами этого режима были на Дальнем Востоке договор девяти держав, а в Европе — Версальский и целый ряд других договоров. Лига Наций призвана была регулировать отношения между странами в рамках этого режима на основе единого фронта государств, на основе коллективной защиты безопасности государств. Однако три агрессивных государства и начатая ими новая империалистическая война опрокинули вверх дном всю эту систему послевоенного мирного режима. Япония разорвала договор девяти держав, Германия и Италия — Версальский договор. Чтобы освободить себе руки, все эти три государства вышли из Лиги Наций. Новая империалистическая война стала фактом... Характерная черта новой империалистической войны состоит в том, что она не стала ещё всеобщей, мировой войной. Войну ведут государства-агрессоры, всячески ущемляя интересы неагрессивных государств, прежде всего Англии, Франции, США, а последние пятятся назад и отступают, давая агрессорам уступку за уступкой...

Формально политику невмешательства можно было бы охарактеризовать таким образом: «Пусть каждая страна защищается от агрессоров как хочет и как может, наше дело сторона, мы будем торговать и с агрессорами и с их жертвами». На деле, однако, политика невмешательства означает попустительство агрессии, развязывание войны, следовательно, превращение её в мировую войну. В политике невмешательства сквозит стремление, желание не мешать агрессорам творить своё черное дело, не мешать, скажем, Японии впутаться в войну с Китаем, а ещё лучше — с Советским Союзом, не ме-

-140-

шать, скажем, Германии увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с Советским Союзом, дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, — выступить на сцену со свежими силами, выступить, конечно, в «интересах мира» и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия.

И дешево и мило!..

Понятно, что СССР не мог пройти мимо этих грозных событий. Несомненно, что всякая, даже небольшая война, начатая агрессорами где-либо в отдаленном уголке мира, представляет опасность для миролюбивых стран. Тем более серьёзную опасность представляет новая империалистическая война, успевшая уже втянуть в свою орбиту более пятисот миллионов человек населения Азии, Африки, Европы. Ввиду этого наша страна, неуклонно проводя политику сохранения мира, развернула вместе с тем серьёзнейшую работу по усилению боевой готовности нашей Красной Армии, нашего Красного Военно-Морского Флота...»[95]

Претворяя в жизнь решения XVIII съезда партии, руководство страны во главе со Сталиным в области внешней политики неуклонно проводило политику сохранения мира, не давая втянуть СССР в большую войну. После окончательного выявления нежелания Англии и Франции составить коалицию с СССР, в случае если Германия начнет войну против одного из них, для совместного отпора агрессору, СССР был вынужден с подачи Германии заключить — особенно ненавистный хрущевистам — договор (пакт) о ненападении между Германией и СССР, что позволило нам отсрочить войну с Германией почти на два года.

В области внутренней политики активно наращивалась обороноспособность страны. Особое внимание уделялось техническому перевооружению армии и флота, выпуску новых видов оружия и замены старых. Одновременно с оснащением войск новой боевой техникой и новыми образцами вооружения с 1939 г. по июнь 1941 г. численность Вооруженных Сил была увеличена почти в 2,5 раза... Далее, чтобы не пересказывать Жукова, предоставлю слово ему самому о деятельности партии и правительства накануне Великой Отечественной войны 1941—1945 гг., тем более что его «Воспоминания и размышления», по словам хрущевистов, убедительны:

«С чем же мы пришли к началу войны, была ли готова страна, её вооруженные силы достойно встретить врага? — задавался вопросом Жуков. — Со своей стороны, — продол-

-141-

жал он, — я готов высказать мнение, прежде всего о военной стороне дела, восстановив в меру сил и возможности общую политику и обрисовав события тревожных месяцев и дней первой половины 1941 года. Начнём с самого главного — развития нашей экономики и промышленности, основы обороноспособности страны.

Третий пятилетний план (1938—1942 гг.) явился естественным продолжением второго и первого. Известно, что те две пятилетки были перевыполнены. Если говорить о промышленности, то она возросла за четыре года первой пятилетки в два раза, намеченное увеличение на вторую пятилетку в 2,1 раза практически завершилось ростом в 2,2 раза. XVIII съезд ВКП(б) утвердил рост выпуска промышленной продукции на пять лет в 1,9 раза. Были ли какие-нибудь основания считать этот план нереальным, невыполнимым? Нет.

Наоборот.

К июню 1941 года валовая продукция промышленности уже составила 86 процентов, а грузооборот железнодорожного транспорта — 90 процентов от уровня, намеченного на конец 1942 года. Было введено в действие 2900 новых заводов, фабрик, электростанций, шахт, рудников и других промышленных предприятий.

Если взять капиталовложения в денежном выражении, то план предусматривал создание новых и реконструирование старых предприятий на сумму 182 миллиарда рублей против 103 миллиардов рублей во второй и 39 миллиардов в первой пятилетке. Из этого видно, что даже с учётом имевшего в последние годы удорожания строительства вводилось в действие производственных мощностей больше, чем за две предшествующие пятилетки, вместе взятые.

Как же обстояло дело с тяжёлой и собственно оборонной промышленностью? В докладе XVIII съезду ВКП(б) об очередном плане развития народного хозяйства отмечалось, что в ходе выполнения прошлых планов пришлось ввиду осложнения международной обстановки вносить серьёзные поправки в развитие тяжёлой индустрии, значительно увеличив намеченный темп подъёма оборонной промышленности. По плану третьей пятилетки по-прежнему особенно быстро шла вперёд тяжёлая и оборонная промышленность.

Действительно, ежегодный выпуск продукции всей промышленности возрастал в среднем на 13 процентов, а оборонной промышленности — на 39 процентов. Ряд машиностроительных и других крупных заводов был переведен на производство оборонной техники, развернулось строительство мощных специальных заводов.

-142-

Центральный комитет партии помогал предприятиям, выпускающим новую военную технику, в снабжении дефицитным сырьём, новейшим оборудованием. Чтобы крупные оборонные заводы имели всё необходимое и обеспечивали осуществление заданий, туда посылались в качестве парторгов ЦК опытные партийные работники, видные специалисты. Должен сказать, что И. В. Сталин сам вёл большую работу с оборонными предприятиями, хорошо знал десятки директоров заводов, парторгов, главных инженеров, встречался с ними, добиваясь с присущей ему настойчивостью выполнения намеченных планов.

Таким образом, с экономической точки зрения налицо был факт неуклонного и быстрого, я бы даже сказал форсированного развития оборонной промышленности.

При этом не следует забывать, что, во-первых, этот гигантский рост в значительной степени достигался ценой исключительно трудового напряжения масс, во-вторых, он во многом происходил за счёт развития легкой промышленности и других отраслей, непосредственно снабжавших население продуктами и товарами. Точно так же необходимо иметь в виду, что подъём тяжёлой и оборонной промышленности происходил в условиях мирной экономики, в рамках миролюбивого, а не военизированного государства.

Поэтому ещё больший нажим или крен в эту сторону практически означал бы уже переход с рельсов мирного развития страны на рельсы военного развития и привёл бы к изменению, перерождению самой структуры народного хозяйства, её милитаризации в прямой ущерб интересам трудящихся.

Естественно, с позиций послевоенных лет легко сказать, что на данном виде оружия следовало бы сделать больший акцент, на другом меньший. Но даже с этих позиций невозможно было бы желать какого-либо кардинального, общехозяйственного изменения в предвоенной экономике»[96].

Таким образом, у хрущевистов нет никаких оснований обвинять руководство страны во главе со Сталиным в игнорировании информации о подготовки нападения Германии на СССР и бездеятельности накануне Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.

В особенности следует указать на наличие директивы политического и военного руководства страны — официально замалчиваемой отечественными учёными-обществоведами, в которой войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского округов 22—23.06.1941 г. ставится

-143-

задача быть в полной боевой готовности для возможного отражения наступления немцев и их союзников, в которой приказывается привести в боевую готовность все части приграничных округов. Чтобы никто не сомневался в наличии данной директивы, привожу её из «Воспоминаний и размышлений» Жукова, памятуя об их убедительности. Цитирую:

«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.

Копия: Народному комиссару Военно-морского Флота

1) В течение 22—23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2) Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3) Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно её замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточено и замаскировано;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъёма приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить. 21.6.41 г.

Тимошенко. Жуков».

С этой директивой И. Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать её в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года»[97].

Таким образом, передача директивы, в которой войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского округов 22—23.06.1941 ставится задача быть в полной боевой готовности, в которой приказывается привести в боевую готовность все части приграничных округов для отражения возможного внезапного удара немцев и их союзников, была закончена за 3,5 часа до начала войны.

-144-

Легко и просто по прошествии времени при вновь открывшихся обстоятельствах давать советы, критиковать, а тем более осуждать деятельность партии и правительства страны перед началом Великой Отечественной войны. Куда труднее правильно и своевременно действовать в сложившихся исторических условиях. Думаю — нет, уверен, — что даже все хулители деятельности партии и правительства перед началом Великой Отечественной войны, вместе взятые, не справились бы и с сотой долей задач того времени. За примерами далеко ходить не надо. Достаточно сказать, что благодаря именно их неумелым действиям наша страна за последние 20 лет сошла с магистральной дороги развития человечества на обочину цивилизации.

Немаловажную роль в искажении деятельности партии и правительства перед началом Великой Отечественной войны сыграли представители послевоенных министерств и ведомств страны. Даже Жуков — и тот во всеуслышанье сказал правду о деятельности партии и правительства страны перед началом Великой Отечественной войны лишь после того, как его сняли с высоких должностей в партии и правительстве. Именно с молчаливого согласия высокопоставленных военных, если не сказать попустительства, основными очернителями деятельности партии и правительства перед началом Великой Отечественной войны являются люди в военных погонах с большими звездами: Д. Волкогонов, Г. Михайлов и другие. Да что там Волкогонов, Михайлов и другие исказатели истории, высасывающие из пальца события тех тревожных лет, когда непосредственные участники этих самых событий, из числа руководителей военного министерства и ведомства страны периода начала Великой Отечественной войны, можно сказать творцы истории рассматриваемого периода, вносят свой вклад в оклеветание ими же созданной истории.

Дабы не быть голословным возьмём, к примеру, Наркома ВМФ СССР того времени Н. Г. Кузнецова, сетующего на то, что, дескать, «главное, вроде наращивания дивизий и оружия делается, границы на западе и юге отодвигаются, и идёт создание новой оборонительной линии. Остаётся в случае необходимости привести армию в полную готовность. Вот в этом и совершалась первая крупная ошибка. Армию привести в готовность следовало раньше. Она должна была учиться по планам войны. Этим нужно было заниматься ежедневно, хотя бы и не ожидалось скорой войны»[98].

Вот это да... Наращивание дивизий и оружия, отодвигание границ на западе и юге, создание новой оборонной ли-

-145-

нии и другие мероприятия руководства страны по укреплению обороноспособности Кузнецов считает как бы ненужным делом, более того — именно в этом он видит первую крупную ошибку в деятельности партии и правительства накануне Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. «Армию привести в готовность следовало раньше», — говорит он, как будто вышеперечисленные мероприятия к готовности армии встретить врага не имеют никакого отношения, а если и имеют, то незначительно. Оказывается, армия должна была учиться по планам войны ежедневно, хотя бы и не ожидалось скорой войны.

Я, вероятно, как и многие, до сих пор полагал, что святая обязанность Вооруженных Сил — быть готовыми защитить территориальную целостность страны от посягательства извне, ежедневно без ожидания скорой войны готовиться к отражению врага. Чем занимались накануне Великой Отечественной войны вверенные Кузнецову подразделения и лично он сам? Возделывание и уборка сельскохозяйственных продуктов отпадает, поскольку на море и океане ни картошка, ни пшеница не растут. Чистить якоря и драить палубу не могли, судя по наличию кораблей, в противном случае давно бы всё стерли в порошок. Может быть, строили дачи... Тоже маловероятно, ибо, во-первых, столько дач не наберётся, во-вторых, за это время все леса бы давно вырубили и горы на камни для фундамента и стен разобрали...

До какой степени должно быть извращено сознание человека, способного, зная правду, писать и говорить неправду?! Тот же Кузнецов утверждает, что «...указания, данные вечером 21 июня, не были категоричными и требующими принятия самых срочных и решительных мер по повышению готовности. Дав указания, правительство не включилось в приведение в готовность Вооруженных Сил в целом (почему я как нарком ВМФ остался ещё в неведении) и не приняло мер о срочной информации заинтересованных наркомов, связанных с военными делами»[99]. К сожалению, Кузнецов не указал, какие такие категорические указания, требующие принятия самых срочных и решительных мер по повышению готовности он имеет в виду, если в преамбуле полученных им указаний (директивы) войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского округов 22—23.06.1941 ставится задача быть в полной боевой готовности для возможного отражения наступления немцев и их союзников, а в приказной части приказывается все части привести в боевую готовность. А может быть, нарком ВМФ Кузнецов Н. Г. не был

-146-

связан с военными делами? Вероятно, он просто не знает, что сказать, а сказать надо, вот и льет воду на мельницу хрущевистов-демократов, напускает туману. Относительно того, что он остался в неведении о подготовке войск в ночь на 22 июня 1941 г. из-за «невключения» правительства в приведение в готовность Вооруженных Сил в целом — могу точно сказать, что это наглая ложь. Во-первых, потому, что Н. Ф. Ватутин закончил передачу директивы в округа в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Во-вторых, потому, что копия директивы была направлена Н. Г. Кузнецову, т. е. ему самому. В-третьих, потому, что он здесь же, на с. 4 газеты «Правда» от 20.07.91 г, говорит: «Это было вечером 21 июня. Длинная телеграмма из наркомата обороны, которую я видел в 22 часа с минутами в кабинете у наркома обороны маршала С. К. Тимошенко...»[100]. Очевидно, что Кузнецов видел эту директиву, видел и остался в неведении.

В заключение хочу сказать следующее. Я не сторонник культа личности Сталина. Я сторонник исторической справедливости. Я против огульной практики бездоказательного обвинения в бездеятельности руководства партии и правительства страны в канун Великой Отечественной войны. Это вредно для страны, для народа.

Как правильно заметили Суходеев и Соловьев, «развенчание Великой Победы в Отечественной войне 1941—1945 годов практически началось с того, чтобы превратить И. В. Сталина, столь много сделавшего для Победы, для своей Родины и для человечества, в чудовище, в пугало для многих поколений людей. Через критику И. В. Сталина был проложен путь к критике партии, к развенчанию достижений Советской власти и нашей победы в Великой Отечественной войне. Всё перечёркивающая критика Сталина была первым этапом и вместе с тем важнейшим средством борьбы против социализма. Через критику Сталина как Верховного Главнокомандующего шел путь к тотальной критике Великой Отечественной войны. Последователи этой линии двигались дальше по этому пути, всё больше опошляя великий народный подвиг. На наших глазах развертывается беспрецедентное явление. Мощные средства пропагандистского аппарата государства развернули широкую кампанию клеветы, унижения армии, совершивший великий подвиг спасения Родины и человечества от гибели и варварства»[101].

Я против сокрытия данных, свидетельствующих о титанической работе руководства страны во главе со Сталиным в канун Великой Отечественной войны по обеспечению её территориальной целостности и независимости. Именно

-147-

«развенчание Сталина как Верховного Главнокомандующего стало одним из главнейших приёмов в кампании очернительства Великой Отечественной войны, подвига советского народа и его Армии, подвига партизан и тружеников тыла»[102].

Нельзя принижать роль и значение Сталина и одновременно возвеличивать роль и значение советского народа. Это алогично. Не вдаваясь в дискуссию о роли личности в истории — это тема отдельного разговора, — замечу, что стадо львов во главе с бараном слабее стада баранов во главе со львом. И если мы, говоря языком аллегории, уподобляем советский народ львам, то и возглавить его на свершение подвига вселенского масштаба может только лев, а не баран. Лишь во главе с великой личностью народ способен совершить великие дела. Величие народа определяется величием личности.

-148-

Часть 2

____________________________________________________________________________________________________________________________

Анализ труда и рабочей силы

через призму товара и стоимости

1. ИЗ ИСТОРИИ вопроса

По мере углубления в политическую экономию экономические воззрения Маркса и Энгельса претерпевали значительные изменения, принимая порой форму дилеммы. До 1859 года Маркс и Энгельс говорили о стоимости труда, о продаже труда, о цене труда и т. д. После 1859 года взамен этого они стали говорить о стоимости рабочей силы, о продаже рабочей силы, о цене рабочей силы и т.д. А всё потому, что если до 1859 года и Маркс, и Энгельс исходили из того, что труд — это товар и, значит, он имеет стоимость (цену); что заработная плата есть стоимость (цена) труда рабочего; что рабочий, нанимаясь на работу, продаёт капиталисту свой труд, то после 1859 года они стали исходить из того, что труд не является товаром и, значит, не имеет стоимости (цены); что заработная плата есть стоимость (цена) рабочей силы; что рабочий, нанимаясь на работу, продаёт капиталисту свою рабочую силу.

В связи с этим, дабы не вводить в заблуждение сторонников и последователей марксизма, Энгельс был вынужден сделать пояснение. В «Ведении к отдельному изданию работы К. Маркса «Наёмный труд и капитал» 1891 г. он писал: «В сороковых годах Маркс ещё не завершил своей критики политической экономии. Это было сделано лишь к концу пятидесятых годов. Поэтому его работы, появившиеся до выхода первого выпуска «К критике политической экономии» (1859 г.), в отдельных пунктах отклоняются от работ, написанных после 1859 г., и содержат выражения и целые фразы, которые, с точки зрения позднейших работ, являются неудачными и даже неверными»[103].

-149-

Энгельс явно скромничает. Не только ранние работы Маркса, например «Нищета философии», «Наёмный труд и капитал» и др., и не только ранние работы самого Энгельса, такие как «Наброски к критике политической экономии», «Положение рабочего класса в Англии», «Принципы коммунизма» и др., но и более поздние работы, написанные как самим Энгельсом, так и Марксом, например «Капитал» Маркса, как это будет показано ниже, содержат выражения и целые фразы, которые с точки зрения позднейших работ, написанных им и Марксом, относительно труда и рабочей силы являются неудачными и даже неверными.

Марксова теория прибавочной стоимости зиждется на понятии «рабочая сила». Тому есть несколько причин. Во-первых, основоположники марксизма не смогли найти выход из тупика, в который попала политическая экономия конца XVIII — начала XIX веков, иначе как порвав с трудом как с товаром. Во-вторых — и это, видимо, было определяющим, — Маркс и Энгельс ставили перед собой задачу разоблачения общепринятого по сути и лживого по содержанию утверждения капиталиста о том, что он покупает и оплачивает труд своих рабочих. Благодаря теории прибавочной стоимости, указывал Энгельс, «у имущих классов было выбито последнее основание для лицемерных фраз, будто в современном общественном строе господствует право и справедливость, равенство прав и обязанностей и всеобщая гармония интересов, и современное буржуазное общество было разоблачено не в меньшей степени, чем предшествующие, разоблачено как грандиозное учреждение для эксплуатации громадного большинства народа незначительным, постоянно сокращающимся меньшинством»[104].

Совсем не случайно если ещё в 1859 году в работе «К критике политической экономии» Маркс видел проблему в том, «каким образом производство на базе меновой стоимости, определяемой исключительно рабочим временем, приводит к тому результату, что меновая стоимость труда меньше, чем меновая стоимость его продукта?»[105], то уже в 1865 году, он ставит рабочую силу во главу угла теории прибавочной стоимости. «То, что продаёт рабочий, не является непосредственно его трудом, а является его рабочей силой, которую он передаёт во временное распоряжение капиталиста»[106], — говорит Маркс летом 1865 года, выступая на заседаниях Генерального Совета. с докладом, в дальнейшем получившим название «Заработная плата, цена и прибыль», где он впервые публично изложил основы своей теории прибавочной стоимости.

-150-

Спору нет, с введением в понятийный аппарат экономической науки вместо товара «труд» товар «рабочая сила», основоположникам марксизма в своё время удалось поднять политическую экономию как науку на принципиально новую высоту. Несмотря на решение таким образом ряда принципиально важных вопросов своего времени, неправомерное сведение труда к рабочей силе с самого начала давало знать о себе. Приведу хорошо известное высказывание Маркса: «Капитал есть не только командование над трудом, как выражается А. Смит, он по существу своему есть командование над неоплаченным трудом... Тайна самовозрастания капитала сводится к тому, что капитал располагает определённым количеством неоплаченного чужого труда»[107]. Маркс говорит это в конце пятого отдела первого тома «Капитала», уже после изображения — с помощью понятия «рабочая сила» — процесса образования прибавочной стоимости, превращения денег в капитал, накопления капитала. Ещё конкретнее он выражается в восемнадцатой и девятнадцатой главах, о чём речь пойдёт позже. Пока же следует отметить тот факт, что как тогда, при жизни Маркса и Энгельса, так и сейчас, после их смерти, вышесказанное Марксом является одним из основных положений марксизма. Между тем при ближайшем рассмотрении невооруженным глазом видно, что если кто-то командует над неоплаченным чем-то или располагает определённым количеством неоплаченного чего-то, то последний имеет стоимость, поскольку оплачивается или не оплачивается лишь то, что имеет стоимость.

Мне могут возразить, что, дескать, Маркс говорит о «стоимости труда», «цене труда», «оплате труда», «неоплаченном труде» и т. д. исключительно для простоты понимания читателя; что при этом он делает оговорку. Для пущей убедительности могут привести слова, сказанные им летом 1865 г. на заседании Генерального Совета. Цитирую: «Если я буду употреблять выражение «стоимость труда», то только как обычный ходячий термин для обозначения «стоимости рабочей силы»[108]. Но разве это аргумент? Разве так должен поступать учёный при доказательстве истинности своей точки зрения? Сначала Маркс утверждает, что «такой вещи, как стоимость труда, в обычном смысле этого слова в действительности не существует»[109], а потом, вместо того чтобы полностью отказаться от выражения «стоимость труда», продолжает его активно использовать под предлогом «обычный ходячий термин». Налицо слабость познания Марксом рассматриваемого вопроса. Однако не будем строго судить Маркса и Энгельса, а обратим взоры на отечественных учёных-обществоведов, прикрывающихся ими.

-151-

В процессе решения ряда вопросов своего времени основоположники марксизма проделали огромную работу по очищению зерен истины от плевел. Конечно, как и во всяком деле, тем более новом, не обошлось без неудач и ошибок. И это нормально. Ненормально то, что после их смерти сказанное ими когда-либо и где-либо было возведено сторонниками марксизма в абсолютную истину. Если ещё лет десять и более назад отечественным обществоведам удавалось хоть как-то наводить тень на плетень, то с развалом СССР и крушением социализма в России они и вовсе спрятали концы в воду. А между тем с тех пор неудачи и ошибки основоположников марксизма выросли в своём значении до размеров, грозящих опрокинуть их учение целиком.

Таков итог беспечности и халатности, если не сказать больше, учёных-марксистов, силившихся превратить творческое наследие Маркса и Энгельса в своего рода библию. Если в конце ХIХ — начале ХХ века творческое наследие Маркса и Энгельса давало ответы почти на все вопросы мироздания — а потому и послужило тем оружием, благодаря которому российский народ, первым в мире приступив к строительству социалистическое государства, с октября 1917 года по декабрь 1991 года сумел избежать роковых злоключений капитализма, открыл для народов других стран путь в светлое будущее, — то начиная с середины ХХ века, а точнее говоря, с 1953 года, то есть после смерти Сталина, марксизм постепенно стал терять былую силу и привлекательность, его значение стало сходить на нет, поскольку под соусом творческого развития марксизма на передний план стали выдвигаться сначала выражения и целые фразы, а потом и отдельные положения, которые уже к тому времени зачастую являлись неудачными и неверными. Дело усугублялось ещё и тем, что в ход пошли черновики Маркса и Энгельса...

Своё отношение к черновикам усопших я уже высказал однажды. Повторю и здесь. Я против обращения живых к черновикам усопших как к аргументу доказательства истинности своих суждений. Я за то, чтобы живые своими аргументами доказывали истинность черновых суждений усопших.

О слабости Марксова познания понятий «труд» и «рабочая сила» дополнительно можно судить хотя бы и по следующему его высказыванию: «Рабочий работает под контролем капиталиста, которому принадлежит его труд... Владелец рабочей силы, отдавая свой труд, фактически отдаёт лишь проданную им потребительную стоимость»[110]. Выходит, капиталист, покупая рабочую силу, становится владельцем труда продавца рабочей силы. В свою очередь, владелец рабочей силы, продавая капиталисту свою рабочую силу, отдаёт ему свой труд.

-152-

Может ли быть такое, чтобы продавец продавал одно, а отдавал другое, как и то, чтобы покупатель покупал одно, а получал другое? Может, если первый продавал, а второй покупал кота в мешке. Но всё дело в том, что и продавец рабочей силы, и покупатель рабочей силы прекрасно осведомлены относительно предмета купли-продажи. Один знает, что за определённую плату от него требуется выполнить определённую работу, т. е. отдать за определённую плату определённое количество своего труда, а другой знает, что за определённую плату он должен получить определённую работу в выполненном, в смысле готовом, виде, т. е. получить взамен определённой платы определённое количество чужого труда. Для них обоих это не представляет никакой тайны. Поэтому упомянутый Марксом казус, который заставил покупателя рабочей силы в первый раз многозначительно посмеиваться, а во второй — весело улыбаться[111], необходимо отнести к художественной, а не к научной литературе.

Иначе следует признать продавца рабочей силы круглым идиотом. То он до конца дней своих не знает истинную стоимость своего товара «рабочая сила», а потому продаёт её ниже стоимости, то сознательно и регулярно продаёт свой товар «рабочая сила» ниже её стоимости. И это при том, что и продавец рабочей силы, и владелец денег встречаются на рынке труда как равные товаровладельцы; что все товары в среднем продаются по их стоимости. В действительности же здесь нет казуса, о котором говорит Маркс. И рабочий и капиталист ведут речь о труде, а не о рабочей силе. Следовательно, в сказанном Марксом: «бывший владелец денег шествует впереди как капиталист, владелец рабочей силы следует за ним как его рабочий; один многозначительно посмеивается и горит желанием приступить к делу; другой бредет понуро, упирается как человек, который продал на рынке свою собственную шкуру и потом не видит в будущем никакой перспективы, кроме одной: что эту шкуру будут дубить»[112] всё верно, кроме многозначительного посмеивания капиталиста. Капиталист горит желанием приступить к делу — это верно. Как верно и то, что рабочий бредёт понуро, ибо знает, что должен трудиться в поте лица за мизерную плату.

Желая яснее выразить свою мысль, Маркс вынужден отождествить труд с потребительной стоимостью рабочей силы. До этого он более чем в пяти местах «Капитала» давал определение труда различного содержания, но ни разу не обмолвился о фактическом сходстве труда с потребительной стоимостью рабочей силы. Исходя из сказанного им о том, что «рабочая сила существует только как способность живого

-153-

индивидуума», и что «способность к труду ещё не означает труд, подобно тому как способность переваривать пищу вовсе ещё не совпадает с фактическим перевариванием пищи»[113], без сомнения, найдём, что потребительная стоимость рабочей силы фактически не совпадает с трудом; что труд фактически не совпадает с рабочей силой.

Мы, читатель, ещё не раз увидим, в том числе и на страницах «Капитала», как Маркс мучительно ищет и не находит выхода из создавшегося положения относительно понятий «труд» и «рабочая сила». А пока дадим слово Энгельсу. Это тем более необходимо, ибо помимо того, что он соавтор Маркса в прямом и переносном смысле, не кто иной, как Энгельс, после смерти Маркса взял на себя ответственность за очищение марксизма от имеющейся двойственности относительно понятий «труд» и «рабочая сила» в качестве товара. Именно стремлением Энгельса привести раннее высказывание Маркса, сделанное им до 1859 года, в соответствие с позднейшей его точкой зрения и была продиктована необходимость очередного издания работы Маркса «Наёмный труд и капитал» в 1891 г. с некоторыми изменениями. «Все внесённые мной изменения, — говорит Энгельс во введении к отдельному изданию работы Маркса «Наёмный труд и капитал» 1891 года, — относятся к одному пункту. Согласно оригиналу, рабочий за заработную плату продаёт капиталисту свой труд, согласно теперешнему тексту — свою рабочую силу»[114]. Как известно, при жизни Маркс не привёл свои старые взгляды в соответствие со своей новой точкой зрения в части того, что же в конечном счёте продаёт рабочий капиталисту за заработную плату: свой труд или свою рабочую силу. За него это сделал Энгельс после его смерти. Насколько это правильно, здесь к делу не относится. Главное, Энгельс обратил внимание на это несоответствие и решил его в пользу сказанного Марксом на сей счёт после выхода в свет работы последнего «К критике политической экономии» и сделал по этому поводу пояснение. Следовательно, есть все основания полагать, что сей вопрос он изучил досконально, а потому дал на него исчерпывающий ответ.

Итак, послушаем Энгельса. «То, что экономисты рассматривали как издержки производства «труда», является издержками производства не труда, а самого живого рабочего. А то, что этот рабочий продаёт капиталисту, представляет собой не труд рабочего. «Когда его труд действительно начинается, — говорит Маркс, — он перестает принадлежать ему и, следовательно, не может быть им продан»[115]. Итак, самое большое, что он может продать, — это свой будущий труд, то есть он может взять на себя обязательство выполнить опреде-

-154-

лённую работу в определённое время. Но тем самым он продаёт не труд (который ещё только должен быть выполнен), а предоставляет в распоряжение капиталиста за определённую плату на определённое время (при подённой заработной плате) или для выполнения определённой работы (при поштучной заработной плате) свою рабочую силу: он отдаёт внаём, иначе говоря, продаёт, свою рабочую силу»[116]. Отдаёт внаём или продаёт рабочий свою рабочую силу — здесь это, как и то, что Энгельс неправомерно отождествляет издержки производства труда с издержками производства самого рабочего, не имеет значения. Важно другое, а именно то, что, даже приведя цитату из «Капитала» Маркса, где речь идёт о невозможности продажи будущего труда, поскольку, когда он действительно начинается, он перестает принадлежать субъекту труда, рабочему и, следовательно, не может быть им продан, Энгельс не видит иного выхода, как начать объяснение того, что же продаёт рабочий капиталисту за заработную плату, с положения о том, что самое большое, что может продать рабочий, — это свой будущий труд. Конечно, затем он начинает изворачиваться, противореча самому себе, но факт остаётся фактом. То он говорит, что рабочий может продать свой будущий труд, то говорит, что рабочий, продавая свой будущий труд, тем самым продаёт не труд. Получается, что вчера ещё будущий труд, ставший реальностью сегодня, по Энгельсу, не есть труд? Разумеется, это не так. Просто в данном случае вольно или невольно он нарушил логическую связь. Очевидно, что Энгельс попал в порочный круг. Он, как и Маркс, не смог до конца разобраться с понятиями «труд» и «рабочая сила», а потому был вынужден заодно с ним ходить вокруг да около.

При внимательном чтении «Капитала» уже на первых его страницах обнаруживается то, как Маркс без всякой научной обоснованности неоднократно, вернее сказать методично, сводит понятие «труд» к понятию «рабочая сила». Отвлекшись от потребительной стоимости товарных тел, Маркс находит, что они — продукты труда. Далее он пишет: «Рассмотрим теперь, что же осталось от продуктов труда. От них ничего не осталось, кроме одинаковой для всех призрачной предметности, простого сгустка лишенного различий человеческого труда, т. е. затраты человеческой рабочей силы безотносительно к форме этой затраты. Все вещи представляют собой лишь выражение того, что в их производстве затрачена человеческая рабочая сила, накоплен человеческий труд»[117]. Так появляется понятие «рабочая сила» на страницах «Капитала».

С высоты сегодняшнего дня вышеприведенная цитата, несомненно, ущербна. Человеческий труд не равнозначен человеческой рабочей силе, как и накопленный человеческий

-155-

труд, в свою очередь, так же не равнозначен человеческой рабочей силе. При наличии одной только рабочей силы — без предмета труда и средства труда — труд, о котором говорит Маркс, невозможен (дабы не было недоразумений, хочу уточнить ещё раз: здесь и далее речь идёт о труде в старом понимании, которое существовало до выхода в свет книги «Краткий курс истории антропогенеза, или Сущность труда, сознания и языка», написанной мной в 1999 году). Следовательно, продукт труда, как простой сгусток лишенного различий человеческого труда, самое малое есть единство предмета труда и целесообразной деятельности человека. Говорить о том, что от продуктов труда ничего не осталось, кроме затраты человеческой рабочей силы, значит говорить нелепицу, ибо продукта труда вне предмета труда не существует. Это с одной стороны. С другой стороны, что такое рабочая сила? По определению самого Маркса, это способность к труду. Слова о том, что «способность к труду не означает труд», также принадлежат Марксу. Очевидно, что выражение «сгусток лишенного различий человеческого труда» не означает выражение «затраты» человеческой рабочей силы». Труд и затрата способности к труду — две различные вещи. Перефразируя Маркса, можно сказать: затрата способности к труду вовсе ещё не совпадает с фактическим трудом. Данная мысль посетила Маркса ближе к середине «Капитала», а потому, возможно, именно поэтому в начале «Капитала» он настойчиво продолжает сводить труд то к затрате рабочей силы, то к расходованию рабочей силы. «Тот труд, — говорит Маркс, — который образует субстанцию стоимости, есть одинаковый человеческий труд, затрата одной и той же человеческой рабочей силы»[118]. Дальше — больше. «Если отвлечься от определённого характера производственной деятельности и, следовательно, от полезного характера труда, то в нём остаётся лишь одно — что он есть расходование человеческой рабочей силы», — читаем мы, читатель, буквально через несколько страниц[119].

Маркс явно отвлекся, отвлекся настолько, что, должно быть, потерял из вида объект познания. А потому вслед за предыдущей цитатой он продолжает: «Как портняжество, так и ткачество, несмотря на качественное различие этих двух видов производственной деятельности, представляют собой производительное расходование человеческого мозга, мускулов, нервов, рук и т. д. и в этом смысле — один и тот же человеческий труд. Это лишь различные формы расходования человеческой рабочей силы»[120]. Скрываясь за «и т. д.», Маркс явно недоговаривает. Как портняжество, так и ткачество не есть лишь различные формы расходования рабочей силы. И порт-

-156-

няжество и ткачество как виды производительной деятельности состоят не только из расходования человеческого мозга, мускулов, нервов, рук, но и (а также) из предмета труда и средства труда. И портняжество и ткачество, как и любой другой вид производительной деятельности вообще, не состоит из одного только человеческого фактора. Чтобы имело место портняжество или ткачество, недостаточно лишь расходования рабочей силы. Следовательно, Марксово утверждение (портняжество и ткачество — это лишь различные формы расходования рабочей силы) ошибочно. Таким образом, производительная деятельность не тождественна расходованию рабочей силы, а труд не тождественен рабочей силе.

Но Маркс не обращает на это внимания и продолжает настаивать на своём: «Он (труд. — В. К.) есть расходование простой рабочей силы, которой в среднем обладает телесный организм каждого человека, не отличающегося особым развитием»[121]. Возможно, на подсознательном уровне он и понимает нетождественность понятий «труд» и «рабочая сила». Однако в силу нехватки знаний своего времени о сущности труда и рабочей силы, с одной стороны, и необходимости ликвидации двойственности положения, с другой стороны, Маркс после череды неудачных попыток свести труд к рабочей силе наконец-таки решается избавиться от необходимости выражения рабочей силы через труд. Делает он это следующим образом. Говоря о видах труда, разъясняя читателю «Капитала» разницу между простым трудом и сложным трудом, он пишет: «Сравнительно сложный труд означает только возведенный в степень или, скорее, помноженный простой труд, так что меньшее количество сложного труда равняется большему количеству простого. Опыт показывает, что такое сведение сложного труда к простому совершается постоянно. Товар может быть продуктом самого сложного труда, но его стоимость делает его равным продукту простого труда, и, следовательно, сама представляет лишь определённое количество простого труда. Различные пропорции, в которых различные виды труда сводятся к простому труду как единице их измерения, устанавливаются общественным процессом за спиной производителей и потому кажутся последним установленным обычаем. Ради простоты в дальнейшем изложении мы будем рассматривать всякий вид рабочей силы непосредственно как простую рабочую силу — это избавит нас от необходимости сведения в каждом частном случае сложного труда к простому»[122].

Не сумев развязать сей гордиев узел, Маркс попросту разрубил его и таким образом избавил себя от необходимо-

-157-

сти дальнейших исследований в этом направлении. Выход, найденный им из тупика, в который попала классическая политическая экономия в поисках стоимости труда, заключался в отказе от труда как товара путём замены понятия «труд» на понятие «рабочая сила», а понятия «стоимость труда» — на понятие «стоимость рабочей силы». Маркс не то чтобы сузил вопрос — нет, он вовсе ушёл от него. Несмотря на обилие сказанного им о труде, его интересовала в нём лишь одна сторона, а именно — связанная с производством, и прежде всего с производством потребительной стоимости. Отсюда и его твердое убеждение в том, что труд, потраченный на изготовление бесполезной вещи, не является трудом. «Вещь, — говорит Маркс, — не может быть стоимостью, не будучи предметом потребления. Если она бесполезна, то и затраченный на неё труд бесполезен, не считается за труд и потому не образует никакой стоимости»[123]. Стало быть, труд, потраченный на изготовление брака, не считается за труд и не образует никакой стоимости? Разумеется, это не так. Труд, потраченный на изготовление брака, считается за труд и его стоимость закладывается в стоимость товара. Причём зачастую закладывается нормативно до изготовления бракованной продукции. Маркс вспоминает об этом только при калькуляции стоимости рабочей силы, что лишний раз показывает однобокое понимание им понятий «труд» и «рабочая сила». Хотя в прошлом данное обстоятельство и не помешало Марксу и Энгельсу продвинуться вперёд по пути познания истины, в настоящем оно является главным препятствием, сдерживающим развитие науки. Подняв знания о человеке и обществе на принципиальную высоту, основоположники марксизма оставили после себя массу вопросов, требующих детального рассмотрения сказанного ими, что и будет сделано ниже в отношении некоторых из них. И это нормально, ибо с тех пор как марксизм стал наукой, к нему и надо относиться, как к науке, т. е. его следует изучать и развивать, а не заучивать и повторять.

2. Рабочая сила

2.1. Виды рабочей силы

В процессе избавления от необходимости сведения в каждом частном случае сложного труда к простому труду Маркс сводит понятия «сложного труда» и «простого труда» к понятиям «сложная рабочая сила» и «простая рабочая сила» соответственно. Тем самым он допускает ошибку, выводя из

-158-

видов труда виды рабочей силы. Дело в том, что рабочая сила не делится на простую рабочую силу и сложную рабочую силу. Применение категории «вид» в данном случае лишено смысла. Труд может быть простым и сложным, рабочая сила — нет.

Простой труд превращается в сложный не потому, что он становится тяжёлым, более трудоёмким, а как раз наоборот — простой труд превращается в сложный потому, что он становится легким, менее трудоёмким. Например труд кроманьонца по изготовлению каменного рубила имеет значение сложного труда относительно труда неандертальца по изготовлению каменного рубила. В то время как неандерталец подолгу трудился над производством одного каменного рубила, кроманьонец играючи мог сделать за это же время несколько аналогичных каменных рубил. Простой труд принимает значение сложного труда лишь по мере его совершенствования. Благодаря этому сложный труд и производит в равные промежутки времени больше потребительных стоимостей, чем простой труд.

Предложим, что какое-либо изобретение, скажем швейная машина, даёт возможность портному шить в два раза больше костюмов, чем до её внедрения. Делается ли от этого труд портного сложным? Безусловно, поскольку помимо умения шитья костюма он должен обрести умение пользоваться швейной машиной. В чём конкретно выражается сложность труда портного в данном случае? В том, чтобы к своему труду он присоединил необходимый для шитья костюма прошлый труд, потраченный на изготовление швейной машины. Иными словами, сложный труд есть совокупность прошлого и живого труда. Сложный труд имеет место быть там и тогда, где и когда живой труд присоединяется к прошлому труду, овеществлённому в чём-либо в процессе предыдущего общественного производства. Но был ли труд портного простым до появления швейной машины? Разумеется, нет. До появления швейной машины труд портного был сложным трудом, поскольку он использовал для шитья костюма достижения науки и техники, имеющиеся в наличии до появления швейной машины. Это потом, с появлением швейной машины, труд портного без употребления швейной машины примет значение простого труда, а труд с употреблением швейной машины — сложного труда. Таким образом, с развитием производительных сил и производственных отношений характеристики простого и сложного труда меняются. Следовательно, простой и сложный труд есть исторические категории.

А как в свете вышесказанного обстоит дело с рабочей силой? Что значит, например, выражение «сложная рабочая

-159-

сила»? На эти вопросы у Маркса нет прямого ответа. Более того, он даже не рассматривает такое понятие, как «сложная рабочая сила», хотя и подразумевает его существование. Косвенно же, в частности, он высказался следующим образом: «Труд, который имеет значение более высокого, более сложного труда по сравнению со средним общественным трудом, есть проявление такой рабочей силы, образование которой требует более высоких издержек, производство которой стоит большего рабочего времени и которая имеет поэтому более высокую стоимость, чем простая рабочая сила. Если стоимость этой силы выше, то и проявляется она поэтому в более высоком труде и овеществляется поэтому за равные промежутки времени в сравнительно более высоких стоимостях»[124]. Это дало повод марксистам по названию считать, что сложная рабочая сила есть такая рабочая сила, образование которой требует более высоких издержек, и т. д. (см. выше). Им и в голову не может прийти, что Маркс мог ошибиться, что, повторяя данное его положение, они даже не столько подрывают, сколько кладут конец марксизму. В самом деле, к чему стенания о чрезмерном труде и эксплуатации, к чему призывы к равноправию и справедливости, если у одних рабочая сила простая, у других — сложная, если сложная рабочая сила по своей природе имеет более высокую стоимость, чем простая рабочая сила. А кто у нас в штатных представителях сложной рабочей силы? Работники умственного труда! Выходит инженер, не говоря уже о других представителях умственного труда, всегда и везде должен получать больше, чем рабочий? Имей этот вопрос положительный ответ, грош цена разговорам о социализме и коммунизме. Таков результат догматизма и начетничества отечественных учёных-обществоведов. Стоит ли после этого удивляться, что марксизм из оружия для пролетариата превратился в оружие против пролетариата; что марксизм потерпел поражение не где-нибудь, а именно там, где им более всего пренебрегали, т. е. в СССР?

Сложный труд не есть проявление такой рабочей силы, образование которой требует более высоких издержек, производство которой стоит большего рабочего времени, чем простая рабочая сила. Сложный труд, как было сказано выше, есть совокупность прошлого и живого труда. Только и всего. Здесь нет места разговору о тождественности сложного труда сложной рабочей силе хотя бы уже потому, что труд вообще, и сложный труд в частности, не равнозначен рабочей силе, ибо труд представляет собой нечто большее, чем рабочая сила. Следовательно, любое жонглирование понятием «рабочая

-160-

сила» не сделает его адекватным понятию «труд» в любом виде. Это во-первых.

Во-вторых, в соответствии со сказанным Марксом, сложный труд есть помноженный простой труд. Стало быть, один простой труд умножаем на другой простой труд и получаем сложный труд. Иными словами, сумма простых трудов даёт сложный труд. Маркс здесь останавливается. Этого ему достаточно, а потому он не идёт дальше. А между тем умножается или складывается не любой простой труд. Нельзя умножить или сложить два простых овеществлённых труда. Равно как нельзя умножить или сложить два простых живых труда. Умножаются или складываются между собой только живой труд и овеществлённый труд. В рассмотренном случае шитья костюма с использованием швейной машины живой труд портного складывается с простым трудом, овеществлённым в швейной машине, которая требуется для шитья костюма.

В итоге получается искомый продукт как результат сложного труда. Таким образом, сложность труда портного состоит в присоединении им необходимого для шитья костюма прошлого труда, содержащегося в швейной машине, к своему живому труду.

Безусловно, чтобы шить костюм, используя швейную машину, портному самое малое следует научиться ею пользоваться... А как же иначе? — воскликнет здесь номинальный марксист потирая руки от удовольствия и ширясь в улыбке. Дальнейшее для него очевидно: для работы со швейной машиной наш портной должен получить образование, которое требует большего рабочего времени, а значит, стоит более высоких издержек, а потому его рабочая сила как сложная рабочая сила должна иметь более высокую стоимость, чем простая рабочая сила собрата по цеху, работающего по старинке, т. е. без использования швейной машины... Однако не будем пересказывать Маркса, как делают оные, а постараемся разобраться самостоятельно.

Итак, с одной стороны, портной со швейной машиной, с другой — портной без швейной машины. И тот и другой обладают рабочей силой, которая пускается ими в ход всякий раз, когда они производят потребительную стоимость. Спрашивается: у кого из них рабочая сила простая, а у кого — сложная?

Допустим, портной, использующий швейную машину, в течение одного рабочего дня шьет три костюма, тогда как портной, не использующий швейную машину, за это же время шьет только один костюм. Значит ли это, что первый портной расходовал в процессе труда в три раза больше рабочей силы,

-161-

чем второй портной? Конечно же, нет. В действительности, хотя сложный труд по сравнению с простым трудом и производит в равный промежуток времени больше потребительных стоимостей, количество содержащегося в нём живого труда одинаково с количеством живого труда, содержащегося в простом труде. Для осуществления живого труда (напоминаю, речь идёт о человеческом труде) требуется наличие человека, средства труда и предмета труда. «...В процессе труда (живого труда. — В. К.), — говорит Маркс, — деятельность человека при помощи средства труда вызывает заранее намеченное изменение предмета труда»[125]. Поскольку деятельность человека немыслима без расходования рабочей силы, постольку компонентами живого труда человека являются: рабочая сила, средство труда и предмет труда. Из этой триады лишь рабочая сила есть величина постоянная. Будь иначе, имей сложная рабочая сила место быть, её обладатель, скажем, в лице нашего портного со швейной машиной, не работал бы в течение всего общественно установленного рабочего времени. Именно потому, что имеет место быть обратное, наш портной со швейной машиной и работает ровно столько, сколько работает его коллега без швейной машины.

Чем сложнее труд, тем больше в нём доли прошлого, овеществлённого труда. А раз так, то живой труд, потраченный портным со швейной машиной на производство одного костюма, ничтожно мал, а значит, ничтожно мала и величина потраченной им рабочей силы. Соответственно ничтожно мала и стоимость последней на единицу произведенного товара по сравнению с аналогичным результатом рабочей силы портного, шившего костюм без использования швейной машины. Допустим, первый портной шьет один костюм за час, второй шьет один костюм за целый рабочий день, границы которого общественно установлены в размере десяти часов. Это не значит, что первый портной получает дневную стоимость жизненных средств, работая один час в день, а второй — десять часов в день. Нет, и ещё раз нет. Оба они работают одинаковое время и получают за свой труд одинаковую заработную плату. Имеющееся на практике небольшое отклонение как в величине их рабочего времени, так и в величине их заработной платы глубоко уходит корнями в политику и идеологию (о чём будет сказано позже).

В процессе жизнедеятельности человек должен проявлять определённую степень активности. Его жизни вредит и чрезмерная активность, и чрезмерная пассивность. Активность человека проявляется в той или иной форме его деятельности. Скажем, покупатель рабочей силы для поднятия

-162-

жизненного тонуса своего дряхлеющего от безделья организма время от времени занимается «королевской» охотой, играет в теннис и т. д., тогда как продавец рабочей силы не может себе этого позволить по той лишь простой причине, что, работая за себя и за покупателя рабочей силы, он проявляет более чем достаточную активность.

Поскольку, по Марксу, стоимость рабочей силы определяется количеством жизненных средств, необходимых для её воспроизводства, и она объективно расходуется в течение 24 часов в сутки, постольку продавец рабочей силы ежедневно должен продавать свою рабочую силу не ниже стоимости жизненных средств, необходимых для её воспроизводства. В свою очередь покупатель рабочей силы не намерен в день платить продавцу рабочей силы ни копейки больше её дневной стоимости. Дневная же стоимость жизненных средств, необходимых продавцу рабочей силы для воспроизводства его рабочей силы, определяется рабочим временем, необходимым для производства этих самых жизненных средств. Они могут быть продуктом самого сложного труда, но их стоимость будет равна стоимости продукта простого труда. Таким образом, читатель, мы пришли к тому, что стоимость рабочей силы не зависит от сложности труда, а зависит исключительно от величины общественно необходимого времени, потраченного на производство определённого количества требующихся ей жизненных средств. Этот результат мог быть получен и более коротким путём — на базе самой рабочей силы. Но я был вынужден идти сам и вести тебя, читатель, за Марксом в силу нераспространения им своего положения — о сводимости сложного труда к простому труду, на один-единственный товар под названием «рабочая сила», что и позволяет ему, с одной стороны, делить рабочую силу на простую и сложную, а с другой — говорить о большей стоимости сложной рабочей силы относительно стоимости простой рабочей силы.

Итак, чем сложнее труд, тем меньше рабочей силы требуется на производство потребительной стоимости по сравнению с простым трудом. Но количество затраченной при этом рабочей силы в обоих случаях будет одинаково. Если для шитья костюма с помощью швейной машины, по нашему, читатель, предположению, требовалось 1/3 рабочей силы, расходуемой портным в течение рабочего дня, то портному без швейной машины указанного количества рабочей силы хватает лишь для шитья 1/3 костюма. Потому-то сложный труд и требует меньше времени на производство потребительной стоимости, чем простой труд, что в нём содержится больше овеществлённого труда. В русле сказанного утверждение

-163-

Маркса «меньшее количество сложного труда равняется большему количеству простого» (см. выше) не соответствует истине. Не меньшее количество сложного труда равняется большему количеству простого труда, а стоимость продукта меньшего количества сложного труда равняется стоимости продукта большего количества простого труда. Только в этом случае справедливы Марксовы слова: «Товар может быть продуктом самого сложного труда, но его стоимость делает его равным продукту (точнее сказать, стоимости продукта. — В. К.) простого труда»[126].

Продукты сложного и простого труда, изготовленные за равный промежуток времени, содержат одинаковое количество живого труда, но различное количество прошлого, т. е. овеществлённого труда. Полагаю, нет надобности уточнять — общественно необходимого живого труда. Поскольку одинаковое количество живого труда представляет собой, кроме всего прочего, расходование одинакового количества рабочей силы, постольку стоимость последней одинакова и при сложном, и при простом труде. А раз так, то разговоры о простой и сложной рабочей силе лишены основания.

Что касается стоимости простой и сложной рабочей силы, то речь об этом пойдёт в другом разделе, и, забегая вперёд скажу, не в пользу сторонников наличия простой и сложной рабочей силы.

Политическая экономия рассматривает рабочую силу только со стороны производства, и прежде всего производства потребительных стоимостей. Она изучает не рабочую силу как таковую, а её проявление в процессах и явлениях экономической жизни общества. Товар, стоимость и другие категории, столь милые политической экономии, к самой рабочей силе как таковой имеют косвенное отношение. Рабочая сила как таковая, будучи материальной силой, является объектом познания естествознания. Точнее говоря, той её части, которая называется «физика».

Здесь и обнаруживается, что рабочей силой называется то, что вызывает или прекращает движение, изменяет направление движения или изменяет форму тела; что рабочая сила является величиной физической и векторной; что рабочая сила характеризуется численным значением, направлением в пространстве и точкой приложения. Короче говоря, рабочая сила — это обозначение и мера действия человека на другое материальное тело. Отсюда ясно, почему понятия «простой» и «сложный» не относятся к характеристике рабочей силы. Кто ещё не понял, поясняю. Рабочая сила есть единичная сила. Её нельзя саму с собой складывать или саму на себя умножать.

-164-

Желающие могут попробовать произвести операцию сложения или умножения, например, с одним и тем же, т. е. с единственным деревом. Если у кого-то ответ получится меньше или больше одного дерева, тот может смело обращаться к психиатру. У кого ничего такого не получится, значит ещё не всё потеряно... Так вот, рабочая сила не может быть сложной, ибо не является множеством рабочих сил, т. е. не представляет собой систему, состоящую из рабочих сил, образующих определённую целостность. Элементарность рабочей силы состоит в том, что она неделима на несколько рабочих сил. Это так же верно, как понятия «простая» и «сложная» являются абсурдными применительно к силе ветра или силе тяжести.

Рабочая сила как обозначение и мера действия человека на другое материальное тело, по большому счёту, если и отличается от лошадиной силы, то только одним: субъектом владения, носителем силы. Рабочая сила принадлежит человеку, лошадиная сила — лошади. И человек, и лошадь в процессе своей жизнедеятельности используют свою силу. Сознательно или нет, к делу не относится. Главное здесь то, что и человек, и лошадь не могут трудиться, иначе как пуская в ход свои физические и умственные способности. Кто лучше, кто хуже, кто больше, кто меньше — также к делу не относится. Как известно, наличия силы — будь то рабочей (правильнее было бы сказать человеческой, но мы, читатель, для простоты уяснения будем придерживаться старого понимания) или лошадиной — вовсе недостаточно для совершения труда (работы). Необходимо, чтобы та или иная сила (в данном случае принадлежащая человеку или лошади соответственно) действовала во времени.

Два века назад по причине дороговизны лошадей, занятых, в частности, при откачке воды из каменноугольных шахт, создатель паровой машины заинтересовался тем, сколько лошадей может заменить его детище. Он опытным путём определил, что за одну секунду лошадь может поднять груз массой 75 кг на высоту один метр. Таким образом, труд, совершаемый лошадью при поднятии тяжести весом 75 кг на высоту один метр в течение одной секунды, был принят за одну лошадиную силу. Вслед за установлением того, что одна лошадиная сила равна труду (работе) лошади в 75 килограммометров в секунду, была найдена и формула выражения мощности в лошадиных силах: л. с. = работа (F´S)/75 кг ´ время (сек). С тех пор и почти до конца ХХ века нашей эры лошадиная сила была наиболее распространенной единицей измерения мощности.

А что же рабочая сила? По различным причинам, среди которых идеологические стоят на первом месте, она не рас-

-165-

сматривалась в качестве силы природы. Более того, мощность человека выражалась в лошадиной силе. Так, в книге «Физика», написанной Л. Элиотом и У. Уилкоксом, не без гордости сообщается, что человек весом 75 кг, поднимаясь по канату на высоту три метра, за три секунды развивает мощность в одну лошадиную силу. «При длительной работе, — говорят они далее, — человек может развить мощность только 1/7 лошадиной силы»[127].

Разве нельзя было определить величину рабочей силы хотя бы и на примере определения лошадиной силы? Конечно, можно! Не только можно, но и нужно было это сделать. Тогда, глядишь, и отпало бы множество вопросов, связанных с понятием «рабочая сила». Одно дело определять мощность трактора, другое — швейной машины. За один рабочий день продолжительностью восемь часов трактор может вспахать десять гектаров земли. Чтобы вспахать данное количество земли за такое же время, требуется, допустим, десять лошадей. В таком случае вполне естественно выражать мощность трактора в лошадиной силе. Иначе обстоит дело со швейной машиной. Здесь высвобождаются из процесса труда не лошади, а люди. Поэтому правильно выражать мощность швейной машины не в лошадиной силе и не в ваттах, как делается сейчас, а в человеческой силе или, если придерживаться старой терминологии, в рабочей силе. Тем самым повысится качество определения потребительских свойств и технических характеристик швейной машины.

2.2. Стоимость рабочей силы

2.2.1 Стоимость так называемой простой

и так называемой сложной рабочей силы

Согласно вышеприведенному Марксову утверждению, сложная рабочая сила есть проявление такой рабочей силы, образование которой стоит более высоких издержек, производство которой стоит большего рабочего времени и которая имеет поэтому более высокую стоимость, чем простая рабочая сила. На то, что Маркс не оговорился, указывает помимо всего прочего его выступление летом 1865 г. на Генеральном Совете, т. е. практически за два года до выхода в свет «Капитала», где он в ранее упомянутом докладе «Заработная плата, цена и прибыль» говорит следующее: «Так как издержки производства рабочей силы различного качества различны, то должна быть различной и стоимость рабочей силы, применяемой в различных отраслях производства... На основе

-166-

системы наёмного труда стоимость рабочей силы устанавливается так же, как и стоимость всякого другого товара, а так как различные виды рабочей силы имеют различные стоимости, то есть требуют для своего производства различных количеств труда, то и на рынке труда они должны оплачиваться по разным ценам»[128]. Маркс не оставляет места для сомнения, хотя, высказываясь по данному вопросу в «Капитале», он явно осторожничает. «Для того чтобы преобразовать человеческую природу так, чтобы она получила подготовку и навыки в определённой отрасли труда, стала развитой и специфической рабочей силой, требуется определённое образование или воспитание, которое, в свою очередь, стоит большей или меньшей суммы товарных эквивалентов. Эти издержки на образование различны в зависимости от квалификации рабочей силы. Следовательно, эти издержки обучения — совершенно ничтожные для обычной рабочей силы — входят в круг стоимостей, затрачиваемых на её производство»[129].

В самом деле, портному, использующему швейную машину, необходимо как минимум уметь пользоваться её. При этом он затратит определённое количество труда в течение определённого количества времени, необходимое для приобретения жизненных средств, требующихся на поддержание собственной жизни в процессе обучения навыкам работы на швейной машине. Иными словами, для приобретения навыков работы на швейной машине он должен понести некоторые издержки, которые, говоря по Марксу, затем будут включены в круг стоимостей, затрачиваемых им на производство своей рабочей силы. Значит ли это, что стоимость рабочей силы портного, шьющего костюм с помощью швейной машины, будет выше стоимости портного, шьющего костюм вручную, на величину издержек обучения работе на швейной машине?

Предположим, что для овладения навыками пользования швейной машиной достаточно ежедневного обучения в течение одного месяца. На это время портному требуются жизненные средства, равные по стоимости месячной стоимости рабочей силы. Пойдем ещё дальше и предположим, что он не только обучился навыкам владения швейной машиной, а продолжил обучение и за десять лет, потратив десятилетнюю стоимость рабочей силы, до тонкости овладел всеми новейшими знаниями в области шитья костюма. Скажем, если раньше он был хорошим портным, то теперь стал суперпортным.

Получив образование суперпортного, наш герой выходит на рынок труда и с горечью обнаруживает, что его «золотые руки» ценятся не выше, чем руки портного, занятого

-167-

простым трудом. Его усилия, направленные на продажу своей рабочей силы с учётом возмещения стоимости издержек на десятилетнее образование, оканчиваются неудачей. Почему?

Потому и только потому, что «стоимость рабочей силы, как и всякого другого товара, определяется рабочим временим, необходимым для производства, а следовательно и воспроизводства этого специфического предмета торговли. Поскольку рабочая сила — стоимость, в ней самой представлено лишь определённое количество овеществлённого общественного среднего труда. Рабочая сила существует только как способность живого индивидуума. Производство рабочей силы предполагает, следовательно, существование последнего . Раз существование индивидуума дано, производство рабочей силы состоит в воспроизводстве самого индивидуума, в поддержании его жизни»[130]. Покупателя рабочей силы не волнуют издержки продавца рабочей силы. Он платит последнему столько, сколько тому требуется для поддержания его жизнедеятельности, т. е. стоимость общественно необходимых жизненных средств. Сколь бы ни была высока производительность нашего суперпортного, с точки зрения Марксова деления дневного рабочего времени на необходимое и прибавочное рабочее время, это ведёт лишь к уменьшению необходимого и, следовательно, увеличению прибавочного рабочего времени. Стоимость же его рабочей силы при этом остаётся неизменной, поскольку остаётся неизменной дневная стоимость необходимых ему жизненных средств. «Сумма жизненных средств, — поясняет Маркс, — должна быть достаточна для того, чтобы поддержать трудящегося в состоянии нормальной жизнедеятельности»[131].

Всё верно, за исключением одного. В задачу покупателя рабочей силы не входит поддержание продавца рабочей силы в состоянии нормальной жизнедеятельности. Иначе бы не было конфликта между ними. Каким бы супер-пупером не был наш портной, стоимость его рабочей силы будет равна стоимости жизненных средств, необходимых для поддержания его жизнедеятельности исключительно в хиреющем виде. Отсюда и конфликт между покупателем и продавцом рабочей силы. Ошибается тот, кто полагает, что издержки продавца рабочей силы на своё образование будут возмещены покупателем рабочей силы. В условиях системы наёмного труда издержки на образование продавца рабочей силы есть его личное дело. Хочешь быть высококлассным плотником, токарем, пекарем? Будь им. Хочешь быть высококлассным физиком, математиком, философом? Будь им. Но стоимость рабочей силы и плотника, и физика и т. д. будет равна стоимости жиз-

-168-

ненных средств, общественно необходимых для поддержания их жизнедеятельности. Выражение «общественно необходимых» не должно вводить в заблуждение читателя, знакомого с совместным черновиком Маркса и Энгельса «Немецкая идеология», где, кроме всего прочего, ими было сказано о том, что «...тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть в то же время и его господствующая духовная сила... Господствующие мысли суть не что иное, как идеальное выражение господствующих материальных отношений, как выраженные в виде мыслей господствующие материальные отношения; следовательно, — это выражение тех отношений, которые и делают один этот класс господствующим, это, следовательно, мысли его господства»[132]. Очевидно, что в классовом обществе выражение «общественно необходимое» означает «необходимое господствующему классу». Потому капиталист и поддерживает рабочую силу продавца рабочей силы в хиреющем виде, что это и есть основа господствующего в эксплуататорском обществе вообще и капиталистическом обществе в частности экономического отношения между эксплуататором и эксплуатируемым.

Разумеется, величина стоимости жизненных средств плотника будет разниться с величиной стоимости жизненных средств физика — как в большую, так и меньшую сторону. Речь идёт здесь не о равенстве стоимости рабочих сил плотника и физика, а о соответствии стоимости их рабочей силы. Короче говоря, номинальная и действительная стоимость рабочей силы, будь то плотника, физика и т. д., должны быть одинаковой величины. Не то у Маркса. «Естественные потребности, — говорит он, — как-то пища, одежда, топливо, жилище и т. д., различны в зависимости от климатических и других природных особенностей той или другой страны. С другой стороны, размер так называемых необходимых потребностей, равно как и способы их удовлетворения, сами представляют собой продукт истории и зависят в большей мере от культурного уровня страны, между прочим в значительной степени и от того, при каких условиях, а следовательно, с какими привычками и жизненными притязаниями сформировался класс свободных рабочих. Итак, в противоположность другим товарам определение стоимости рабочей силы включает в себя исторический и моральный элемент»[133]. Придерживайся Маркс этих своих слов, он бы не вышел на разговор о большей стоимости сложной рабочей силы относительно стоимости простой рабочей силы. К сожалению, он не был последователен, я бы даже сказал, был небрежен по данному вопросу. Те же, кто творчески развивал марксизм по долгу службы,

-169-

были озабочены не столько поиском истины, сколько получением ученой степени, ученого звания и иных привилегий, не вникая в существо разбираемого вопроса. А существо это в данном случае состоит в том, что в противоположность другим товарам стоимость жизненных средств, необходимых для поддержания жизнедеятельности продавца рабочей силы, иными словами, стоимость рабочей силы (пока я придерживаюсь сказанного Марксом) определяется историческим и моральным элементом. Говоря по Марксу, если стоимость костюма определяется в соответствии с количеством труда или общественно необходимым рабочим временем, затраченным на его производство, то стоимость рабочей силы помимо этого определяется, с одной стороны, климатическими и природными условиями, с другой — в зависимости от культурного уровня страны, от того, при каких условиях, а следовательно, с какими привычками и жизненными притязаниями сформировался класс свободных рабочих.

Действительность вроде бы (говоря так, я условно соглашаюсь с Марксом в силу необходимости следования за ним для выявления противоречивости различных его положений друг другу относительно рассматриваемого вопроса) красноречиво свидетельствует в пользу такого положения дел. Нет единства в стоимости рабочей силы даже среди одной квалификации рабочих, более того — в одной отрасли производства. Два слесаря одного и того же разряда, работая бок о бок, выполняя одну и ту же работу, могут получать в зависимости от настроения бригадира, мастера и т. д. различную заработную плату. Действие исторического и морального элемента тем существеннее, чем дальше отстоят друг от друга продавцы рабочей силы. Например, разница в стоимости рабочей силы (в форме заработной платы) слесаря-ремонтника, скажем 5-го разряда, в авиационной промышленности и в сельском хозяйстве видна невооруженным глазом. Для полноты картины надо сказать, что стоимость рабочей силы в эксплуататорском обществе, кроме всего прочего, во-первых, зависит от цвета кожи продавца рабочей силы. Если наши слесари, предположим, жители США и один из них белый, а другой черный, то при всех прочих равных условиях стоимость рабочей силы первого будет на 15—30 процентов выше стоимости рабочей силы второго. Во-вторых, стоимость рабочей силы зависит от гражданства продавца рабочей силы. Если наши слесари, опять-таки предположим, — жители Франции и один из них гражданин Франции, а другой гражданин Турции, то стоимость рабочей силы первого будет на 15—30 процентов выше стоимости рабочей силы второго.

-170-

Существует множество других параметров определения стоимости рабочей силы: разрез глаз, вероисповедание, язык и т. д. Среди этого многообразия определителей стоимости рабочей силы нет такого параметра, как затраты на обучение или повышение квалификации рабочего.

Данная картина получится и при рассмотрении стоимости рабочей силы представителей умственного труда. Скажем, два человека закончили один и тот же институт. Оба пошли работать на одно и то же предприятие и даже в один и тот же цех. Один начал трудовую деятельность с должности начальника цеха, поскольку его отец — директор данного предприятия, а другой — с простого инженера, хотя последний, как правило, имеет больше навыков и знаний, чем первый. При чём здесь простая и сложная рабочая сила? Очевидно, что разговоры как о наличии простой и сложной рабочей силе, так и о разнице в их стоимости есть чистой воды профанация.

В заключение разговора о стоимости простой и сложной рабочей силы, полагаю, будет нелишне акцентировать внимание читателя на ранее приведенное высказывание Маркса: «Товар может быть продуктом самого сложного труда, но его стоимость делает его равным продукту простого труда»[134].

С учётом вышесказанного, перефразируя Маркса, получим: рабочая сила может быть продуктом самого сложного труда, но её стоимость делает её равной стоимости рабочей силы как продукту простого труда.

А как же исторический и моральный элемент? — спросит читатель. А никак, отвечу я. Подробнее же об этом будет сказано ниже.

2.2.2 Стоимость дневной рабочей силы

Говоря о стоимости рабочей силы, Маркс то и дело оперирует понятием «дневная стоимость рабочей силы». По его мнению, величина последней при продолжительности рабочего дня 12 часов определяется 6 часами рабочего времени, т. е. половиной рабочего дня. Труд продавца рабочей силы, затраченный в течение этого времени — времени необходимого на производство стоимости жизненных средств, требующихся ежедневно для поддержания жизнедеятельности продавца рабочей силы, — Маркс называет необходимым трудом. Труд, затраченный продавцом рабочей силы в течение оставшегося времени рабочего дня, он называет прибавочным трудом. В производимых им расчётах количество необходимого труда, как правило, оказывается равным количеству прибавочного труда. Иными словами, он исходит из того, что для производства дневной стоимости рабочей силы доста-

-171-

точно половины рабочего дня. «Пусть, — говорит Маркс, — в этой необходимой для среднего дня товарной массе заключено 6 часов общественного труда; тогда в рабочей силе ежедневно овеществляется половина дня общественно среднего труда, т. е. требуется половина рабочего дня для ежедневного производства рабочей силы. Это количество труда, ежедневно необходимое для ежедневного производства рабочей силы, составляет её дневную стоимость, или стоимость ежедневно воспроизводимой рабочей силы. Если полдня среднего общественного труда выражается в массе золота в 3 шиллинга, или в один талер, то талер есть цена, соответствующая дневной стоимости рабочей силы. Если продавец рабочей силы ежедневно продаёт её за один талер, то её продажная цена равна её стоимости и, по нашему предположению, владелец денег действительно уплачивает эту стоимость»[135].

Учитывая, что прибавочный труд продавца рабочей силы целиком и полностью присваивается покупателем рабочей силы, найдём, читатель, что, работая полдня на себя, полдня на покупателя рабочей силы, продавец рабочей силы в течение рабочего дня производит не только дневную стоимость своих жизненных средств, но и дневную стоимость жизненных средств покупателя рабочей силы. Следовательно, тысяча продавцов рабочей силы ежедневно производят стоимость жизненных средств для тысячи покупателей рабочей силы. Даже с учётом количественного и качественного превышения привычек и жизненных притязаний покупателей рабочей силы над привычками и жизненными притязаниями продавцов рабочей силы нелепость данного утверждения очевидна. С увеличением численности продавцов рабочей силы, скажем в миллион человек, нелепость данного утверждения будет ещё очевиднее.

Во-вторых, неверно, что если продавец рабочей силы ежедневно продаёт свою рабочую силу за, например, один рубль, то рубль есть цена, соответствующая дневной стоимости рабочей силы. Продавец рабочей силы продаёт свою рабочую силу за один рубль не потому, что один рубль есть её стоимость, а потому, и только потому, что купля-продажа обусловлена историческим и моральным элементами — тем, с какими привычками и жизненными притязаниями сформировались участники данного акта.

В-третьих, неверно, что покупатель рабочей силы, покупая рабочую силу на один день, оплачивает её дневную стоимость, на неделю — недельную, на месяц — месячную и т. д. Не знаю, как во времена Маркса, но сегодня ни для кого не секрет, что большинство продавцов рабочей силы, если не все, выну-

-172-

ждены ради удовлетворения своих жизненных потребностей так или иначе иметь дополнительный источник дохода. Одни после окончания рабочего дня либо устраиваются работать на полставки у другого покупателя рабочей силы, либо продолжают работать на полставки по месту своей работы. Другие работают в две смены. Третьи берут взятки. Четвертые воруют и т. д. и т. п. Соблюдайся эквивалент товаров относительно рабочей силы, продавай продавец рабочей силы свой товар по его стоимости, не было бы у него надобности продавать свою рабочую силу сверх её дневной стоимости, которую якобы действительно уплачивает за рабочий день покупатель рабочей силы. Продавец рабочей силы нуждается в дополнительном заработке именно потому, что при покупке рабочей силы на день покупатель рабочей силы в действительности не уплачивает её дневную стоимость. Крайними способами получения дополнительного заработка являются убийство и проституция. Преступники и проститутки предпочитают, соответственно, убивать и торговать телом, поскольку это требует меньше затрат рабочей силы, а её стоимость больше относительно затраты рабочей силы и её стоимости у рабочего. А что делать, если дневная стоимость рабочей силы оказывается ниже стоимости жизненных средств, ежедневно необходимых для поддержания продавца рабочей силы в состоянии нормальной жизнедеятельности? При стоимости хлеба весом 450 грамм 8 рублей, одного килограмма мяса — 120 рублей, ежемесячных коммунальных услуг за однокомнатную квартиру — 250 рублей, ежемесячного проезда в общественном транспорте — 700 рублей и прочих обязательных расходах на молоко, обувь, пальто и т. д. нельзя поддерживать рабочую силу в состоянии нормальной жизнедеятельности, получая за неё в среднем 3 тысячи рублей в месяц. И это в благополучной Москве! Положение дел со стоимостью рабочей силы в других регионах России ещё хуже.

Желающих работать по полторы-две смены за чай с сахаром, когда рядом находится бездельник, катающийся как сыр в масле, ничтожно мало. А тут ещё руководство страны во главе с Путиным протаскивает через Думу новый КЗОТ практически с узурпаторскими правами работодателя и кабальными обязанностями работополучателя. Одно отсутствие четко установленных границ рабочего дня чего стоит! И этот рабовладельческий КЗОТ разрабатывался в правительственных кабинетах! Вот уж поистине правы те, кто говорит: «Хотели Путина — выбрали Ельцина».

Гораздо больше тех, у кого дополнительный заработок, требующийся для доведения жизненных средств до доста-

-173-

точного количества, чтобы можно было поддержать жизнедеятельность продавца рабочей силы в нормальном состоянии, состоит из взятки, воровства и других так называемых нетрудовых доходов. Доктор исторических О. Арин со ссылкой на американский журнал «Тайм» от 6 февраля 1995 года пишет: «В США каждые 16 секунд происходят преступления с применением насилия, каждые 3 секунды уворовывается собственность, каждые 48 секунд — ограбление, каждые 4 секунды — воровство, каждые 11 секунд — ограбление с взломом, каждые 20 секунд — кража машины»[136]. Так обстоит дело в хваленых США по их же данным. В действительности же надо полагать, что указанные Ариным цифры занижены. Очевидно одно, а именно — все эти преступления совершаются не ради спортивного интереса (не исключено, что такие имеются, но их величина не превышает и сотой доли от общего числа преступлений), а ради хлеба насущного из-за низкой стоимости рабочей силы. По официальным данным, в тех же США в 1995 году проживали 265,2 млн. человек. Из них 41,1 млн. человек, т. е. 15,1% населения, жили за чертой бедности. К сожалению, у меня нет данных о пороге бедности в США за указанный период, а лишь за 1986 год. Так вот, в 1986 году в США официальная оценка порога бедности составляла 5,3 тыс. долл. в год для одиночек пожилого возраста, 11,2 тыс. дол. — для семьи из четырех человек, 22,5 тыс. долл. — для семьи из девяти человек[137]. Каково экономическое положение людей, живущих в США за чертой бедности, станет ясно, если сказать, что средняя заработная плата продавца рабочей силы за указанный период здесь составляла 30 тыс. дол. в год. Вот где основа почти всех преступлений. Последние массовые погромы магазинов и банков в Буэнос-Айресе и других годах Аргентины, произошедшие средь бела дня в конце 2001 года, убедительно свидетельствуют в пользу данного утверждения.

Недовольны стоимостью своей рабочей силы не только рабочие, крестьяне и прочие представители преимущественно физического труда, но и продавцы рабочей силы, занятые преимущественно умственным трудом. У последних излюбленным источником дополнительного заработка служит коррупция, на знамени которой написано «продажность и подкуп». Особенно сильно развита коррупция при капитализме. На это обратил внимание Ленин ещё в 1916 году. «Политическая реакция по всей линии — свойство империализма. Продажность, подкуп в гигантских размерах, панама всех видов»[138], — подчеркивал он, говоря о чертах, присущих высшей стадии капитализма. Именно при капитализме коррупция проникает чуть ли не во все сферы человеческой деятельно-

-174-

сти, пронизывая общество снизу доверху. Удручающие факты на сей счёт приводятся в докладе, подготовленном совместными усилиями Совета по внешней и оборонной политике и регионального общественного фонда «Информатика для демократии». Цитирую:

«Она (коррупция. — В. К.) свойственна всем странам, независимо от политического устройства и уровня экономического развития. Дело лишь в масштабах. Ни одна страна не может считать себя застрахованной от коррупции. Так, в 1994 г. Швейцария, которая гордилась неподкупностью своих государственных служащих, была потрясена грандиозным скандалом вокруг чиновника из кантона Цюрих — ревизора ресторанов и баров. Ему инкриминировались взятки на сумму почти 2 миллиона долларов. Сразу вслед за этим было начато расследование против пяти ревизоров-взяточников из состава правительства Швейцарии, покровительствовавших отдельным фирмам при организации государственных поставок. Затем разразились ещё два скандала.

Во Франции происходят массовые расследования коррупционных действий, совершаемых бизнесменами и политическими деятелями. В 1993 г. премьер-министр впервые пообещал, что не будет этому препятствовать. «Ситуация во Франции постепенно меняется, ещё десять лет назад здесь запрещалось расследование случаев взяток и коррупции», — утверждал французский судья Жан-Пьер Тьери.

Многочисленные случаи коррупции в Италии, затронувшие самые высокие политические круги, привели к тому, что более 700 бизнесменов и политических деятелей предстали перед судами в результате начавшихся в 1992 г. расследований в Милане.

В сентябре 1996 г. в Берлине прошла специальная конференция по проблемам борьбы с коррупцией. По представленным там материалам во многих крупных городах ФРГ прокуратуры заняты расследованием нескольких тысяч случаев коррупции: во Франкфурте-на-Майне более 1000, в Мюнхене — около 600, в Гамбурге — около 400, в Берлине — около 200. В 1995 г. было официально зарегистрировано почти 300 случаев взяточничества. В 1994 г. перед судом оказались почти 1500 человек, а в 1995 г. — более 2000, причём эксперты считают эти данные лишь вершиной айсберга. В коррупцию вовлечены ведомства по проверке иностранных беженцев, пункты регистрации новых автомобилей и многие другие учреждения. Так, за наличные деньги можно незаконно купить право на открытие ресторана или казино, водительские удостоверения, лицензии на отбуксировку неверно припар-

-175-

кованных автомобилей. Наиболее сильно коррупцией заражена строительная индустрия.

Время от времени мы становимся свидетелями крупных коррупционных скандалов, герои которых — лидеры ведущих держав мира и высшие руководители уважаемых международных организаций. Сумма взяток, о которых идёт речь, многократно превосходят доходы наших коррупционеров. В одном из своих бюллетеней международная общественная организация «Трансперенси Интернэшнл» (далее — ТИ), цель которой — оказание сопротивления коррупции на международном и национальных уровнях и в бизнесе, утверждала: «Она (коррупция. — В. К.) стала привычным явлением во многих ведущих индустриальных государствах, богатство и устойчивые политические традиции которых позволяют, однако, скрыть размах огромного ущерба, наносимого коррупцией социальной и гуманитарной сферам». Исследование, проведенное национальными филиалами ТИ в 1995 г., показало, что «коррупция в государственном секторе принимает одинаковые формы и воздействует на те же сферы независимо от того, происходит ли это в развитой или развивающейся стране»[139].

Не застрахована, более того — не свободна от коррупции и современная Россия. Ежегодно наша экономика теряет из-за коррупции как минимум 20 миллиардов долларов США. Авторы вышеупомянутого доклада справедливо полагают, что «...опасность коррупции во многом проистекает из массы удобств, которые она предоставляет всем, кто прибегает к её услугам. Для многих государственных служащих — от рядового «гаишника» до матерого министра — она является источником весьма солидного дохода, причём дохода не только приятного, как говорят у нас, не пыльного, но даже овеянного в наше циничное время некоторым ореолом романтики. Для рядового гражданина взятка, даваемая чиновнику, — единственное средство направить власть на путь истинный и заставить её служить обществу, точнее — конкретному его представителю, покупающему услуги чиновника... Для бизнесмена коррупция — это способ экспорта рыночных отношений в те сферы, где им нет места, и одновременно средство подавить конкуренцию там, где она нужна обществу, но очень не нужна этому бизнесмену. Взятка бизнесмена — это приобретение чужой воли, присвоение чужих правовых и властных прерогатив. Для политика коррупция — не только удобная среда, дающая ему постоянный заработок как медиатору между сферой принятия решения и сферой, в которой эти решения прорастают обильной зеленой порослью. И конечно, это не только тема для упражнения в красноречии. Коррупция для

-176-

него — это важнейший инструмент политической борьбы, это кувалда, которой можно сокрушить любого соперника. Наконец, это трамплин, который может забросить на верхушку властной пирамиды. Коррупция — любимое дитя журналиста. Ничто не приносит такой доход (следовало бы уточнить: нетрудовой доход. — В. К.), как разоблачение коррупционеров или, наоборот, уклонение от этого разоблачения»[140].

Коррупция — неотъемлемый атрибут капиталистического, а если быть точнее, эксплуататорского общества. Именно поэтому авторы указанного доклада в лице Г. А Сатарова и К°, будучи приверженцами капиталистического развития России, убеждены в бессмертии коррупции. «Короче говоря, — резюмируют они, — коррупция нужна всем. Поэтому она непобедима»[141]. Отсюда и их уверенность в том, что «борьба с коррупцией — это не разовая компания. Это постоянная часть государственной политики, которая должна пронизывать всю законодательную, административную и правоохранительную деятельность даже тогда, когда власть с полным на то основанием может сказать: «У нас в стране коррупции практически нет»[142]. Одно неясно: как можно вести борьбу с коррупцией при её практическом отсутствии? У Сатарова и К° нет ответа на поставленный вопрос. Их сильно беспокоит другое: «Бесплодная антикоррупционная компания, предпринимаемая исключительно в целях приобретения каким-либо политиком или какой-нибудь партией дополнительного кусочка власти, ещё больше усугубит и без того критическое разочарование граждан в нынешнем политическом истеблишменте. Будет окончательно подорвано доверие людей к нынешней политической системе»[143].

Обеспокоенные недопущением усугубления и без того критического разочарования граждан России в нынешнем политическом истеблишменте в лице Ельцина, Гайдара, Чубайса, Черномырдина, Березовского и других «славных» сынов отечества; недопущения окончательного подрыва доверия россиян к нынешней политической системе, отбросившей 85% населения страны за черту бедности, той самой политической системы, которая ежегодно сокращает численность россиян почти на миллион человек, Сатаров и К° предлагают управлять антикоррупционной программой, базируясь на точном понимании процесса, т. е. осмысленно. «Любая осмысленная политика, — говорят они, — базируется на точном понимании процессов, которыми предстоит управлять»[144]. А поскольку их понимание процесса сводится к необходимости — и более того, непобедимости — коррупции, постольку предлагаемые ими принципы и содержание

-177-

антикоррупционной политики направлены не на ликвидацию коррупции, а на изменение её формы. Отсюда и их предельная конкретность: «...Мы рассчитываем на здравый смысл и инстинкт самосохранения многих из тех, кто вынужден подчинять себя правилам коррупционной игры, но понимает, что коррупция, когда с ней не борются, растёт и подминает под себя всё. Когда падают обломки прогнившей демократии, первыми жертвами становятся те, кто больше всех раздражает рассвирепевшую толпу обывателей. Нетрудно догадаться, что эти жертвы — кичащиеся своим богатством покупатели чиновников и уверовавшие в свою безнаказанность продавцы коррупционных услуг»[145]. Нетрудно догадаться и о том, что рассвирепевшая толпа обывателей — это ежедневно обманываемые миллионы и миллионы продавцов рабочей силы. Чтобы эти самые ежедневно обманываемые миллионы и миллионы продавцов рабочей силы не послали к черту нынешнюю политическую систему, Сатаров и К° предлагают её истеблишменту договориться между собой о том, кто, когда и в каких размерах может заниматься коррупцией.

Стоит ли после этого удивляться успехам борцов борьбы с коррупцией в нашей стране? «Из общего числа осужденных за взяточничество в 1994—1996 гг. приговоры, связанные с лишением свободы, получили лишь 1169 человек (34%). Если сопоставить эти сведения с данными прокуратуры РФ, которая за это же период выявила в среднем около 5000 «проявлений» взяточничества в год, то выяснится, что обвинительные приговоры выносятся не более чем каждому пятому обвиняемому прокуратурой, а вероятность попасть за решетку после возбуждения дела прокуратурой не превосходит 0,08%»[146]. И это только относительно взяточничества. К тому же велика вероятность, что львиная доля из 1169, лишенных свободы за взяточничество, была осуждена, образно говоря, за вынос с завода одного ржавого гвоздя. Тех же, кто, опять-таки образно говоря, воровал машинами или вагонами, среди этих 1169 осужденных либо ничтожно мало, либо вовсе нет. Они, как правило, отделываются легким испугом. Вот совсем свежий пример. 3 ноября 2001 года, после нескольких лет судебного разбирательства, Мосгорсуд признал виновным бывшего министра юстиции России В. Ковалева в хищении в особо крупных размерах и получении взятки (в общей сложности речь шла, кажется, о 600 тыс. долл. США). Он был приговорен к 9 годам лишения свободы... условно. Его помощник по фонду «Общественная защита гражданских прав» А. Максимов также был признан виновным по данным обвинениям и приговорен к 6 годам лишения свободы... условно.

-178-

Полагаю, нет надобности доказывать, что, будь на их месте «простой смертный», он бы получил на всю катушку с отбыванием в колонии строгого режима.

В настоящее время коррупция в стране приняла столь угрожающие масштабы, что её дальнейшее игнорирование власть предержащими стало просто невозможно. Устами президента России В. Путина, сменившего на этом посту Ельцина, борьба с коррупцией была объявлена одной из приоритетных задач. С этой целью указом президента России 26.11.03 г. был создан при президенте России Совет по борьбе с коррупцией. Председателем данного совета был назначен Председатель правительства Российской Федерации М. Касьянов. Его заместители — тоже не «маленькие» люди. Одним из них являлся заместитель главы администрации президента России Д. Козак. Первое заседание Совета по борьбе с коррупцией состоялось в начале 2004 года. Судя по всему, отечественный истеблишмент внял советам Сатарова и К° относительно необходимости управления коррупцией на основе разработанной ими программы. А впрочем, всё равно, какую программу будет реализовать новоявленный Совет. Результат известен заранее: при существующем нынешнем общественно-политическом устройстве России — капитализме — борьба с коррупцией равнозначна борьбе с тенью.

Таким образом, в дополнительном заработке нуждаются не только продавцы рабочей силы, являющиеся представителями так называемого преимущественно физического труда, но и продавцы рабочей силы, являющиеся представителями так называемого преимущественно умственного труда. И те и другие вынуждены подрабатывать на стороне (честно или нечестно, к делу не относится) потому, и только потому, что покупатель рабочей силы оценивает рабочую силу продавца рабочей силы ниже её стоимости. Будь иначе, у них не было бы нужды работать в день по полторы-две смены, брать взятки, воровать, убивать и т. д. в целях получения дополнительного заработка, необходимого для поддержания своей жизнедеятельности в нормальном состоянии.

2.2.3 Стоимость рабочей силы как таковой

Невзирая на «небрежность», допущенную Марксом, когда он говорил о том, что в противоположность другим товарам определение стоимости рабочей силы включает в себя исторический и моральный элемент, в целом его точка зрения в части определения стоимости рабочей силы не претерпела каких-либо изменений. За вычетом указанной «небрежности» он твердо придерживается того положения, что стоимость ра-

-179-

бочей силы определяется, как и стоимость всякого другого товара (кто забыл, напомню — это его кредо с 1859 года). Дабы не быть голословным относительно неизменности точки зрения Маркса по вопросу определения стоимости рабочей силы, а заодно высветить читателю дальнейшую тему разговора, приведу следующее его высказывание: «Рабочая сила покупается и продаётся по своей стоимости. Стоимость её, как и стоимость всякого другого товара, определяется рабочим временем, необходимым для её производства. Следовательно, если для производства жизненных средств рабочего, потребляемых им в среднем ежедневно, требуется 6 часов, то в среднем он должен работать по 6 часов в день, чтобы ежедневно производить свою рабочую силу, или чтобы воспроизводить стоимость, получаемую при её продаже»[147]. Введя в политическую экономию понятие «рабочая сила» и придав ей значение товара, Маркс, по большому счёту, вынужден сводить определение стоимости рабочей силы к определению стоимости всякого другого товара, с тем чтобы придерживаться единого правила в качестве закона. Не делай он этого, рабочая сила — и без того преподносимая им то там, то здесь в виде своеобразного товара — теряет последние остатки принадлежности к товару.

Возвращаясь к сказанному Марксом о производстве и воспроизводстве рабочей силы, найдём, читатель, что стоимость любого другого товара, кроме рабочей силы, не содержит ни копейки на собственное производство или воспроизводство. Например, в стоимость одного костюма не входит ни копейки, необходимой для производства или воспроизводство другого костюма. В противном случае покупатель костюма должен платить за него сверх его стоимости, определяемой количеством рабочего времени, общественно необходимого для его изготовления. Нелепость данного положения будет ещё очевидней, если величину стоимости данной потребительной стоимости, т. е. костюма, следуя Марксу, определять количеством общественно необходимого труда, затраченного в продолжение его производства. Для того чтобы стоимость костюма состояла из двух частей, где одна часть представляет собой издержки, связанные с производством данного костюма, а другая — с производством будущего костюма, портному необходимо потратить определённое количество своего труда сверх труда, затраченного им на производство данного костюма. Что это за труд — одному богу известно. Но покупатель рабочей силы, равно как и покупатель костюма, не есть бог. Нелепо платить за то, чего нет. А потому первый платит, по предположению Маркса, за производство костюма ровно столько, сколько он потратил на покупку факторов произ-

-180-

водства, а второй при покупке костюма добавляет к стоимости факторов производства, оплаченной покупателем рабочей силы, стоимость услуг, связанных с его продажей. В высшей степени алогично, скажем, продавать свою рабочую силу, чтобы иметь возможность покупать жизненные средства, и в то же время авансировать производство этих самых жизненных средств из стоимости своей рабочей силы. Это во-первых.

Во-вторых, поскольку деньги служат мерилом для выражения стоимости товара, постольку количество денег, необходимых для обеспечения нормального товарного обращения, прежде всего должно соответствовать сумме стоимостей произведенных товаров. И только потом количество денег, находящихся в обращении, зависит от скорости оборота денежной единицы и использования денег в функции средства платежа. Наличие же денег, необеспеченных товарами, означает инфляцию — главный признак неэффективности, сбоя, болезненного состояния общественного производства.

В-третьих, различают два вида воспроизводства: простое и расширенное. При простом воспроизводстве процесс производства из года в год возобновляется в неизменном виде. Простое воспроизводство есть такое производство, в ходе которого величина произведенного продукта в каждом последующем цикле сохраняется. Соответственно сохраняются и факторы производства. При расширенном воспроизводстве процесс производства из года в год осуществляется во всё возрастающем масштабе. Расширенное воспроизводство есть такое производство, в ходе которого количество произведенного продукта в каждом последующем цикле возрастает. Соответственно изменяются и факторы производства. Основным показателем обоих видов воспроизводства является характер использования прибавочного продукта. Если прибавочный продукт целиком используется членами общества на нужды личного потребления, то, значит, здесь имеет место быть простое воспроизводство. При расширенном воспроизводстве прибавочный продукт не может идти целиком на удовлетворение личных потребностей членов общества. Чтобы осуществлялось расширенное воспроизводство, в начале следующего года (цикла) необходимо задействовать либо дополнительные, либо более качественные производственные ресурсы. Поэтому при расширенном воспроизводстве часть прибавочного продукта идёт на увеличение количества произведенного продукта относительно предыдущего показателя. Как известно, прибавочный продукт производится прибавочным трудом продавца рабочей силы. Стоимость же прибавочного труда не входит в стоимость рабочей силы.

-181-

Поскольку продавец рабочей силы обеспечивает свою жизнедеятельность исключительно на средства, вырученные им от продажи своей рабочей силы, постольку и купить он может себе костюм исключительно на средства, заработанные им в процессе необходимого труда. Следовательно, продавец рабочей силы не в состоянии авансировать воспроизводство костюма, хотя бы даже и в простой форме. В противном случае при всеобщности данного положения, если он будет авансировать воспроизводство товаров, необходимых ему для поддержания своей жизнедеятельности, в довольно скором времени от него останутся ножки да рожки. Тогда, возможно, это должен делать покупатель рабочей силы? Ведь именно ему принадлежат как сам прибавочный продукт, так и стоимость прибавочного продукта. И тоже нет — хотя бы уже потому, что тем самым, как, впрочем, и в случае покупки им товара сверх его стоимости, установленной в соответствии, говоря по Марксу, с количеством труда или рабочего времени, общественно необходимого для его изготовления, нарушается закон стоимости. Очевидно, что разговоры о стоимости воспроизводства рабочей силы, которая якобы входит в стоимость, оплачиваемую покупателем рабочей силы продавцу рабочей силы, рабочей силы, несостоятельны. Спору нет, «собственник рабочей силы смертен. Следовательно, чтобы он непрерывно появлялся на рынке, как того требует непрерывное превращение в капитал, продавец рабочей силы должен увековечить себя, как увековечивает себя всякий индивидуум, т. е. путём размножения. Рабочие силы, исчезающие с рынка вследствие изнашивания и смерти, должны постоянно замещаться по меньшей мере таким же количеством новых рабочих сил»[148]. Другое дело, а именно что «сумма жизненных средств, необходимых для производства рабочей силы, включает в себя поэтому жизненные средства таких заместителей, т. е. детей рабочих, и таким путём увековечивается на товарном рынке раса этих своеобразных товаровладельцев»[149]. Ни один покупатель рабочей силы не платил, не платит и не будет платить за рабочую силу с учётом состава семьи её продавца; не проявлял, не проявляет и не будет проявлять заботу о замещении исчезающего с рынка товара «рабочая сила». Политика покупателя рабочей силы в части «увековечивания на товарном рынке расы этих своеобразных товаровладельцев», которой он придерживался, придерживается и будет придерживаться впредь, ясна как день: покупать рабочую силу за столько, сколько, с одной стороны, не даст её продавцу упасть ниже колен, дабы он не взял в руки оружие и не выступил против него, с другой стороны, не даст продавцу рабочей

-182-

силы подняться с колен, дабы он, чтобы не умереть с голоду, был вынужден работать за хлеб и воду. Частные случаи, когда одному из десятка миллионов продавцов рабочей силы удаётся подняться с колен и встать в ряды покупателей рабочей силы, — не в счёт, ибо это происходит не благодаря заботе со стороны покупателя рабочей силы, а вопреки его противодействию. Будь иначе, прояви последний заботу о продавце рабочей силы в соответствии со сказанным Марксом хотя бы наполовину, он сам неминуемо окажется в рядах продавцов рабочей силы. История знает немало имен покупателей рабочей силы, проявлявших заботу о своих продавцах рабочей силы, но не знает ни одного, кто бы, осчастливив своих подданных, сумел остаться в рядах покупателей рабочей силы. Таковы реалии эксплуататорского общества. Отсюда вывод: становление и развитие продавца рабочей силы любой квалификации не есть результат добродетели покупателя рабочей силы. Предоставь последнему свободу выбора по вопросу размера стоимости рабочей силы, так он тут же прекратит платить за неё, низведя продавца рабочей силы до положения раба. Что ему мешает, так это неудержимое стремление продавца рабочей силы, пробивающее себе дорогу через любые трудности, чинимые покупателем рабочей силы, к жизни, достойной звания человека с большой буквы.

Но природа не производит на одной стороне продавца рабочей силы, а на другой — покупателя рабочей силы. Человек не рождается ни продавцом, ни покупателем рабочей силы. С появлением на свет он становится лишь носителем рабочей силы. Быть ему в капиталистическом обществе продавцом или покупателем рабочей силы, во многом зависит от среды его обитания, определяющей стороной которого служит материальное и духовное условие существования индивида, в котором он находился в процессе созревания к общественной жизни. Среда обитания, в котором находится человек в процессе созревания к общественной жизни, преимущественно зависит от материального и духовного условия существования его родителей. Полагаю, нет надобности доказывать, что в капиталистическом обществе потомки продавца рабочей силы чаще становятся продавцами рабочей силы, нежели потомки покупателей рабочей силы. Все расходы на подготовку подрастающего поколения к общественной жизни ложатся на плечи родителей. При этом, если покупатель рабочей силы за счёт перераспределения прибавочного продукта в состоянии обеспечить своему подрастающему поколению относительно нормальное условие существования, то продавец рабочей силы лишён возможности

-183-

сделать то же самое для своего подрастающего поколения за счёт дневной стоимости своей рабочей силы. Сколь бы ни возрастала фактическая стоимость жизненных средств, необходимых для поддержания жизнедеятельности продавца рабочей силы в нормальном состоянии, например за счёт рождения очередного ребенка, номинальная стоимость его рабочей силы при прочих равных условиях не увеличится. А значит, он не может «поднять на ноги» своего ребенка без ущерба своей рабочей силе: либо за счёт передачи ему части своих и без того скудных жизненных средств, либо за счёт сверхурочных работ в поисках дополнительного заработка. Таким образом, и продавец рабочей силы, и покупатель рабочей силы заботятся о производстве и воспроизводстве своей рабочей силы исключительно за свой счёт, т. е. за счёт тех жизненных средств, которые, говоря по Марксу, установлены и закреплены ими за собой в рамках данного исторического и морального элемента, обусловленых в значительной степени тем, с какими привычками и жизненными притязаниями сформировался каждый из них.

2.3. Потребление рабочей силы

Ещё в «Кратком курсе истории антропогенеза» мной было указано на то, что Маркс крайне неудачно выразился, сказав: «Потребление рабочей силы — это сам труд. Покупатель рабочей силы потребляет её, заставляя работать её продавца»[150]. Тогда, исследуя сущность и происхождение труда, я ограничился освещением данного Марксова казуса в части самого труда. И тогда, и сейчас я говорил и говорю, что Маркс нигде и никогда обстоятельно не рассматривал понятие «труд»; его определения труда, а их у него около десяти, являются однобокими и потому отчасти неверными, как в рассматриваемом случае, ибо представляют собой Марксово понимание труда не вообще, не в целом, а лишь применительно к рассматриваемому им тому или иному вопросу. Отсюда и несводимость его определений труда к единому целому.

Должно быть, в очередной раз, желая свести понятие «рабочая сила» к понятию «труд», Маркс начинает пятую главу «Капитала» под названием «Процесс труда и процесс увеличения стоимости» с вышеприведенной цитаты, не обращая внимание на алогичность своего высказывания. Вот и получается, что если потребление рабочей силы — это и впрямь есть сам труд, то покупатель рабочей силы, потребляя рабочую силу продавца рабочей силы, трудится в поте лица, за-

-184-

ставляя работать последнего, тогда как сам продавец рабочей силы не трудится. Такое, согласно общепринятому мнению, с которым я не согласен, имеет место быть только при взаимодействии человека с лошадью или каким-либо другим животным, стоящим на эволюционной лестнице ниже человека в процессе созидания потребительной стоимости. Разве это имел в виду Маркс? Разумеется, нет! Тем не менее он так сказал — на радость эксплуататоров и на горе отечественных учёных-обществоведов. Впрочем, последние, судя по их научной беспечности, будучи заняты не столько установлением истинности сказанного Марксом и другими основоположниками марксизма-ленинизма, сколько установлением пригодности их изречений тому или иному объекту познания применительно к данному времени, не очень-то и озабочены.

«Однако, — оставим на время отечественных учёных-обществоведов и вслед за Марксом, — возвратимся к нашему капиталисту in spe (в будущем). Мы оставили его после того, как он купил на товарном рынке все факторы, или средства производства, и личный фактор, или рабочую силу. Лукавым глазом знатока он высмотрел средства производства и рабочие силы, требующиеся для его особого предприятия: прядильни, обувной фабрики и т. д. Итак, наш капиталист приступает к потреблению купленного им товара, рабочей силы, т. е. заставляет носителя рабочей силы, рабочего, потреблять посредством своего труда средства производства»[151]. Таким образом, капиталист, согласно Марксу, высмотрев, в смысле приобретя, на товарном рынке средства производства и рабочие силы, требующиеся для его особого предприятия — прядильни, обувной фабрики и т. д., — приступает к труду путём потребления купленного им товара, рабочей силы, заставляя носителя рабочей силы, рабочего, потреблять посредством своего труда средства производства. Так ли это?

Начну с того, что труд не есть потребление капиталистом рабочей силы продавца рабочей силы. Это настолько очевидно, что, полагаю, нет надобности распространяться на эту тему. Тем более что выше она была рассмотрена достаточно подробно. Лишь противники Маркса могут отстаивать его правоту по данному вопросу.

Во-вторых, раз покупателю товара принадлежит потребление товара, то нет ничего удивительного в том, что капиталист приступает к потреблению купленного им товара — рабочей силы. Иначе обстоит дело, когда Маркс говорит о том, что рабочий потребляет посредством своего труда средства производства, купленные капиталистом. Рабочий, продав капиталисту свою рабочую силу, не имеет права потреблять ку-

-185-

пленные последним средства производства, поскольку они ему не принадлежат. В обществе, основанном на частной собственности, каждый волен распоряжаться принадлежащей ему собственностью. Посягательство на чужую собственность здесь преследуется по закону. Частные случаи вроде воровства, добровольного согласия и прочие здесь неуместны, ибо речь идёт о целом, о системе.

В-третьих, капиталист, приступая к потреблению купленного им товара, рабочей силы, должен обходиться без рабочего. Иными словами, процесс потребления капиталистом купленного им товара, рабочей силы, должен совершаться без участия продавца рабочей силы. Рабочий, продавец рабочей силы, продав капиталисту свой товар, как и продавец любого другого товара, не имеет никакого отношения к его потреблению. В самом деле, продавец масла не потребляет проданное им масло совместно с его покупателем.

Данное обстоятельство «затемняется» Марксом тем, что товару «рабочая сила», в отличие от других товаров, он придаёт ряд специфических свойств. По Марксу, сама покупка рабочей силы капиталистом основана на том, что «решающее значение имела специфическая потребительная стоимость этого товара, его свойство быть источником стоимости, притом большей стоимости, чем имеет он сам. Эта специфическая услуга, которой ожидает от него капиталист. И он действует при этом соответственно вечным законам товарного обмена»[152]. О специфическом свойстве товара «рабочая сила» быть источником стоимости, притом большей стоимости, чем имеет он сам, подробно речь пойдёт ниже. Здесь лишь стоит отметить, что по вечным законам товарного обмена ни один товар не может быть источником большей стоимости, чем он имеет сам. Одно из двух: либо неверны вечные законы товарного рынка, либо неверно то, что рабочая сила есть товар. Лично я за второе «либо».

Другим специфическим свойством, которым Маркс наделяет товар «рабочая сила», является его свойство быть проданным своим владельцем бесчисленное количество раз. «Он (продавец рабочей силы. — В. К.) и владелец денег встречаются на рынке и вступают между собой в отношения как равноправные товаровладельцы, различающиеся лишь тем, что один — покупатель, а другой — продавец; следовательно, оба — юридически равные лица. Для сохранения этого отношения требуется, чтобы собственник рабочей силы продавал её постоянно лишь на определённое время, потому что если бы он продал её целиком раз и навсегда, то он продал бы вместе с тем самого себя, превратился бы из свободного человека в

-186-

раба, из товаровладельца в товар. Как личность, он постоянно должен сохранять отношение к своей рабочей силе как к своей собственности, а потому как к своему собственному товару, а это возможно лишь постольку, поскольку он всегда предоставляет покупателю пользоваться своей рабочей силой или потреблять её лишь временно, лишь на определённый срок, следовательно, поскольку он, отчуждая рабочую силу, не отказывается от права собственности на неё»[153]. Стало быть, покупатель любого товара, за исключением рабочей силы, раз и навсегда, целиком и полностью отчуждает купленный им товар от продавца оного. И только товар «рабочая сила», будучи купленным покупателем, остаётся у его продавца. Своего рода нечто вроде волшебной монеты, которую сколько бы раз ни доставали из кармана, всякий раз оказывается в том же самом кармане. Сказка — да и только. В реальности этого нет. Полагаю, никто не будет отрицать недопустимость подобной чертовщины в системе товарно-денежных отношений. Марксово видение равноправия продавца и покупателя рабочей силы в данном случае не имеет ничего общего с законами товарного обмена. Для соблюдения отношения равенства между продавцом и покупателем рабочей силы требуется одно, а именно — чтобы продавец рабочей силы продавал свою рабочую силу, а покупатель рабочей силы покупал рабочую силу продавца рабочей силы по её действительной стоимости. Только и всего.

Неверно и то, что если бы продавец рабочей силы продавал свою рабочую силу целиком раз и навсегда, то он продал бы вместе с тем самого себя, превратился бы из свободного человека в раба, из товаровладельца — в товар. До сих пор в истории не было такой общественно-экономической формации, где бы человек перестал сохранять отношение к своей рабочей силе как к своей собственности. Самый ничтожный раб — и тот никогда не отказывался и в принципе не мог отказаться от права собственности на свою рабочую силу. Чтобы жить, он должен дышать воздухом, выделять фекалии и т. д. посредством потребления своей рабочей силы без участия в этом, без разрешения на это покупателя рабочей силы. Ни один покупатель рабочей силы, даже следуя утверждению Маркса, не в состоянии целиком и полностью потребить рабочую силу продавца рабочей силы. Он может потребить целиком и полностью любой другой купленный им товар, например масло, но только не рабочую силу продавца рабочей силы.

Вне сомнения, потребление рабочей силы отличается от потребления остальных товаров. В этом смысле Марксово утверждение «процесс потребления рабочей силы есть в то

-187-

же время процесс производства товара и прибавочной стоимости»[154], с точки зрения науки, не соответствует истине. Как было установлено выше, человек везде и всюду потребляет, точнее говоря расходует, свою рабочую силу. Что бы человек ни делал — спал, ел, пил, дышал воздухом и т. д. и т. п., — он потребляет, в смысле расходует, свою рабочую силу не только в процессе производства прибавочной стоимости, но и (а также) в процессе поддержания своей жизнедеятельности. Следовательно, определение потребления, т. е. расходования рабочей силы, как процесса производства товара и прибавочной стоимости есть увековечивание товара и прибавочной стоимости на исторической арене. Забегая вперёд, скажу: хотя рабочая сила и присуща всякому человеку с рождения, не всякий человек рождается на свет в качестве продавца своей рабочей силы. Есть люди, и с каждым разом их становится всё больше и больше, которые рождаются на свет свободными от необходимости продажи своей рабочей силы.

Очевидно и то, что потребление рабочим своей рабочей силы на собственные жизненно важные нужды входит в противоречие с потреблением рабочей силы покупателем рабочей силы. «Капиталист, — говорит Маркс, — осуществляет своё право покупателя, когда стремится по возможности удлинить рабочий день и, если возможно, сделать два рабочих дня из одного. С другой стороны, специфическая природа продаваемого товара обуславливает своё право продавца, когда стремится ограничить рабочий день определённой нормальной величиной. Следовательно, здесь получается антимония, право противопоставляется праву, причём оба они в равной мере санкционируются законом товарообмена. При столкновении двух равных прав решает сила»[155]. Бедный капиталист, заплатил дневную стоимость рабочей силы и не может осуществить своё право покупателя — потребить купленный им товар, рабочую силу, по своему усмотрению в течение оплаченного им рабочего дня, поскольку «выясняется», что купленный им товар, рабочая сила, имеет специфическую природу, которая обуславливает предел его потребления покупателем рабочей силы. Продав свою рабочую силу за её дневную стоимость, продавец рабочей силы начинает осуществлять своё право продавца, когда стремится ограничить рабочий день определённой нормальной величиной. Это всё равно как если бы продавец масла, продав масло, ограничил время его потребления покупателем масла нормальной величиной... Более того, с учётом ранее сказанного продавец масла должен был бы в дополнение к этому потребить проданное им масло совместно с покупателем масла. Вот такая получает-

-188-

ся очередная антимония с товаром рабочая сила. Где это видано в эксплуататорском обществе, чтобы продавец товара ограничивал право покупателя товара распоряжаться купленным им товаром по своему усмотрению? Это в корне противоречит закону товарообмена. И потом, что это за закон товарообмена, который санкционирует противопоставление права праву, где при столкновении двух равных прав решает сила?

2.4 Рабочая сила как товар

2.4.1 Рабочая сила и товар

Согласно определению товара, данного Марксом и дополненного Энгельсом: «Вещь может быть потребительной стоимостью и не быть стоимостью. Так бывает, когда её полезность для человека не опосредствована трудом. Таковы: воздух, девственные земли, естественные луга, дикорастущий лес и т. д. Вещь может быть полезной и быть продуктом человеческого труда, но не быть товаром. Тот, кто продуктом своего труда удовлетворяет свою собственную потребность, создаёт потребительную стоимость, но не товар. Чтобы произвести товар, он должен произвести не просто потребительную стоимость, но потребительную стоимость для других, общественную потребительную стоимость. (Но не только для других вообще. Часть хлеба, произведенного средневековым крестьянином, отдавалась в виде оброка феодалу, часть — в виде десятины попам. Но ни хлеб, отчуждавшийся в виде оброка, ни хлеб, отчуждавшийся в виде десятины, не становился товаром вследствие только того, что он произведен для других. Для того чтобы стать товаром, продукт должен быть передан в руки того, кому он служит в качестве потребительной стоимости, посредством обмена)»[156].

В примечании к 4-му изданию «Капитала» Энгельс поясняет: «Я вставил заключенные в скобке слова, так как при их отсутствии очень часто возникало недоразумение, будто, по Марксу, всякий продукт, потребляемый не тем, кто его произвёл, является товаром» (см. там же, сноска 11а). Важным в дополнении Энгельса является то место, где он говорит: «Для того чтобы стать товаром, продукт должен быть передан в руки того, кому он служит в качестве потребительной стоимости, посредством обмена)» (см. выше). Но об этом чуть позже. Остальное не только несущественно, но и ошибочно. Крестьянин отдавал часть своего хлеба феодалу в виде оброка, часть — попам в виде десятины не просто так, а в обмен на покровительство первого на земле, второго — на небесах. Не

-189-

«заботься» феодал о защите крестьянина от произвола других феодалов, не стал бы крестьянин отдавать ему часть своего хлеба. Не «заботься» поп о сохранении души крестьянина в чистоте и покое, не стал бы крестьянин отдавать ему часть своего хлеба. В том, что часть хлеба, переданного крестьянином феодалу и попу, служит им в качестве потребительной стоимости, сомневаться не приходится. Налицо и передача крестьянином части своего хлеба феодалу и попу посредством обмена.

Хотя Энгельс и усилил определение товара, данного Марксом, при ближайшем рассмотрении и оно не в состоянии характеризовать рабочую силу в качестве товара. Ведь если верно то, что «под рабочей силой, или способностью к труду, мы понимаем совокупность физических и духовных способностей, которыми обладает организм, живая личность человека и которые пускаются им в ход всякий раз, когда он производит какие-либо потребительные стоимости»[157], как и то, что «согласно материалистическому пониманию, определяющим моментом в истории является в конечном счёте производство и воспроизводство непосредственной жизни. Но само оно опять-таки бывает двоякого рода. С одной стороны — производство средств к жизни: предметов питания, одежды, жилища и необходимых для этого орудий; с другой — производство самого человека, продолжение рода»[158], то очевидно, что рабочая сила пускается в ход человеком всякий раз, когда он производит себе подобного.

Выражение «полезность вещи делает её потребительной стоимостью»[159] в сочетании с вышеприведенным определением товара, данном Марксом и дополненном Энгельсом, для тех, кто подзабыл, напомню: «вещь может быть потребительной стоимостью и не быть стоимостью. Так бывает, когда её полезность для человека не опосредствована трудом. Таковы воздух, девственные земли, естественные луга, дикорастущий лес и т. д. Вещь может быть полезной и быть продуктом человеческого труда, но не быть товаром. Тот, кто продуктом своего труда удовлетворяет свою собственную потребность, создаёт потребительную стоимость, но не товар. Чтобы произвести товар, он должен произвести не просто потребительную стоимость, но потребительную стоимость для других, общественную потребительную стоимость», применительно к рабочей силе означает, что она есть потребительная стоимость, но не стоимость; что она является полезной вещью и продуктом человеческого труда, но не товаром. Человек в процессе производства человека или, иначе говоря, рабочей силы продуктом своего труда удовлетворяет свою собственную по-

-190-

требность, создаёт потребительную стоимость для себя, а не для других людей, не общественную потребительную стоимость. «Чтобы стать товаром, — говорит Маркс, — продукт должен производиться не как непосредственное средство существования для самого производителя»[160]. Даже оставляя в стороне физическую природу совокупления двух разнополых половин человечества как непосредственное средство их существования, вполне очевидно, что производство рабочей силы есть непосредственное средство существования самого производителя. Спору нет, бывали и, к великому сожалению, есть до сих пор исключения, когда некоторые люди производили или воспроизводят человека с целью продажи его рабочей силы. Хотя сегодня эти случаи и редки, зато перед извращенностью большинства из них меркнет «слава» прошлых лет. Если в прошлом в основе такого позорного явления как производство человека в виде общественной потребительной стоимости, т. е. товара, лежало использование свойственной ему рабочей силы «кредиторами» его родителей, то в настоящее время сей товар всё чаще используется в качестве запчасти для замены сердца, почки, глаза или других органов толстосумов. Какими бы ужасными ни были эти исключения, они лишь подтверждают ту истину, что рабочая сила не является товаром. Человек производится или воспроизводится не ради производства или воспроизводства рабочей силы.

Есть по крайней мере две причины, по которым та часть добавления Энгельса, где говорится «для того чтобы стать товаром, продукт должен быть передан в руки того, кому он служит в качестве потребительной стоимости, посредством обмена» неприемлемо относительно товара «рабочая сила». Во-первых, как было указано выше, производство рабочей силы ради её передачи в руки того, кому она служит в качестве потребительной стоимости, посредством обмена является исключением из правила. Производство или воспроизводство рабочей силы есть непосредственное средство существования для самого производителя.

Во-вторых, согласно Марксу, «...для того чтобы владелец денег мог найти рабочую силу на рынке как товар, должны быть выполнены различные условия. Обмен товаров сам по себе не содержит никаких иных отношений зависимости, кроме тех, которые вытекают из его собственной природы. А раз так, рабочая сила может появиться на рынке в качестве товара лишь тогда и лишь постольку, когда и поскольку она выносится на рынок или продаётся её собственным владельцем, т. е. тем самым лицом, рабочей силой которого она является. Чтобы её владелец мог продавать её как товар, он должен

-191-

иметь возможность распоряжаться ею, следовательно, должен быть свободным собственником своей способности к труду, своей личности»[161]. Но в том-то и дело, что человек в процессе производства рабочей силы продуктом своего труда удовлетворяет свою собственную потребность, создаёт потребительную стоимость для себя, а не для других людей, не общественную потребительную стоимость, не товар. Следовательно, носитель рабочей силы не может вынести её на продажу в качестве товара.

Говоря о производстве человека человеком, уместно вспомнить приведенное ранее высказывание Маркса о том, что: «труд, который имеет значение более высокого, более сложного труда по сравнению со средним общественным трудом, есть проявление такой рабочей силы, образование которой требует более высоких издержек, производство которой стоит большего рабочего времени и которая имеет поэтому более высокую стоимость, чем простая рабочая сила»[162]. Оно абсолютно непригодно применительно к производству самой рабочей силы. Каким бы сложным ни был труд производителей рабочей силы и сколь большее время они бы ни затратили на её производство, при прочих равных условиях она никогда не будет овеществлена в более высоких стоимостях, чем стоимость рабочей силы, созданной простым трудом.

2.4.2. Рабочая сила и стоимость товара

Согласно определению стоимости товара, данного Марксом, «...величина стоимости данной потребительной стоимости определяется лишь количеством труда, или количеством рабочего времени, общественно необходимого для её изготовления»[163]. Применительно к рабочей силе Маркс неоднократно подчеркивал, что «стоимость рабочей силы, как и всякого другого товара, определяется рабочим временем, необходимым для производства, а следовательно, и воспроизводства этого специфического предмета торговли»[164].

Лишь однажды, как было показано выше, Маркс допустил «небрежность», говоря о том, что в противоположность другим товарам определение стоимости рабочей силы включает в себя исторический и моральный элемент (см. выше). Там же было указано, что за вычетом этой «небрежности» он твердо придерживался того положения, что стоимость рабочей силы определяется как и стоимость любого другого товара. Почему же в таком случае продавец рабочей силы на 99,99 процентов из ста продаёт свою рабочую силу ниже её стоимости? Он же не дурак и не враг сам себе, чтобы продавать свой товар по заведомо низкой стоимости? Очевидно, это понимал и Маркс.

-192-

Должно быть, не найдя экономического решения данного противоречия, он был вынужден объяснить его действием исторического и морального элемента, дабы сохранить последние остатки принадлежности рабочей силы к товару.

А что, если Маркс прав и определение стоимости рабочей силы в противоположность другим товарам действительно включает в себя моральный и исторический элементы? Оставим, читатель, гадание другим, а сами рассмотрим процесс капиталистического производства. Капиталист идёт на рынок и покупает там необходимые ему товары, как-то: средства производства и рабочую силу. Организовав таким образом производство, скажем, масла, он получает товар, стоимость которого состоит из стоимости средств производства, плюс стоимость рабочей силы, плюс прибавочная стоимость. Следовательно, стоимость рабочей силы является составной и неотъемлемой частью стоимости произведенного товара. А поскольку стоимость рабочей силы включает в себя исторический и моральный элементы, постольку и стоимость произведенного товара должна включать в себя исторический и моральный элементы. Но это противоречит определению стоимости товара, данного Марксом, в соответствии с которым величина стоимости данной потребительной стоимости определяется лишь количеством труда, или количеством рабочего времени, общественно необходимого для её изготовления.

Определение стоимости товара, кроме всего прочего, историческим и моральным элементами далеко от научности. В особенности когда в качестве товара выступает рабочая сила. Достаточно указать на рабовладельческие общества, чтобы понять весь ужас влияния исторического и морального элемента на определение стоимости рабочей силы. Зависимость стоимости рабочей силы от исторического и морального элемента освобождает покупателя рабочей силы от необходимости покупки им рабочей силы по её научно обоснованной стоимости. С другой стороны, сия зависимость ставит предел требованию продавца рабочей силы платить за его товар научно обоснованную стоимость, ибо при таком положении дел покупатель рабочей силы будет прав, если скажет, что он платит за неё ровно столько, сколько необходимо в соответствии с историческим и моральным элементом.

2.4.3 Рабочая сила и эквивалентность товаров

Согласно Марксу, все товары продаются и покупаются по их стоимости. «В своей чистой форме процесс обращения товаров обуславливает собой обмен эквивалентов. Однако в действительности процессы не совершаются в чистом виде.

-193-

Предположим поэтому, что обмениваются не эквиваленты»[165], — говорит он. Развивая далее эту свою мысль, он приходит к выводу: «Как не вертись, а факт остаётся фактом: если обмениваются эквиваленты, то не возникает никакой прибавочной стоимости, и если обмениваются неэквиваленты, тоже не возникает никакой прибавочной стоимости. Обращение, или товарообмен, не создаёт никакой стоимости»[166].

Итак, на товарном рынке обмениваются эквиваленты. Существующее на практике отклонение в стоимости товара, когда один продаёт свой товар выше его стоимости, а другой покупает товар ниже его стоимости — или наоборот, взаимно уравновешивается. Поэтому при анализе данного процесса принято считать, что все товары покупаются и продаются по своей стоимости. Экстраполируя данное положение марксизма на товар «рабочая сила», найдём, читатель, что оно не соответствует ему, ибо рабочая сила зачастую всегда и везде продаётся и покупается ниже своей стоимости. Красноречивое тому свидетельство — беспрерывная борьба рабочего, то бишь продавца рабочей силы, за своё экономическое освобождение. Продавай рабочий свою рабочую силу по её фактической стоимости, он бы не требовал повышения своей заработной платы до уровня стоимости жизненных средств, необходимых ему для нормальной жизнедеятельности; не перепродавал бы свою рабочую силу в неурочное время; не воровал бы; не убивал бы другого человека и т. д. и т. п. с целью получения дополнительного заработка, с тем чтобы свести концы с концами. К чему всё это, когда покупатель рабочей силы платил бы продавцу рабочей силы фактическую стоимость его товара? Потому-то и борется рабочий за своё экономическое освобождение, что он, как никто иной из продавцов рабочей силы, непосредственно и остро осознает недостаточность для нормальной жизнедеятельности того количества жизненных средств, которое можно приобрести за деньги, вырученные от продажи своего товара. Если до Маркса с Энгельсом продавец рабочей силы смутно догадывался о своей эксплуатации, его уровне и формах, то усилиями основоположников марксизма он отчетливо видит, что покупатель рабочей силы всячески его надувает, недоплачивая ему за проданный им товар. Отсюда и стремление рабочего навести порядок в своих торговых делах. Маркс явно ошибался, полагая, что «сфера обращения, или обмена товаров, в рамках которого осуществляется купля-продажа рабочей силы, есть настоящий эдем прирожденных прав человека. Здесь господствует только свобода, равенство, собственность и Бентам. Свобода! Ибо покупатель и продавец товара, напри-

-194-

мер рабочей силы, подчиняются лишь велениям своей свободной воли. Они вступают в договор как свободные, юридически равноправные лица. Договор есть тот конечный результат, в котором их воля находит своё общее юридическое выражение. Равенство! Ибо они относятся друг к другу лишь как товаровладельцы и обменивают эквивалент на эквивалент. Свобода! Ибо каждый из них располагает лишь тем, что ему принадлежит. Бентам! Ибо каждый заботится лишь о себе самом. Единственная сила, связывающая их вместе, — это стремление каждого к своей собственной выгоде, своекорыстие, личный интерес. Но именно потому, что каждый заботится только о себе и никто не заботится о другом, все они в силу предустановленной гармонии вещей или благодаря всехитрейшему провидению осуществляют лишь дело взаимной выгоды, общей пользы общего интереса»[167]. О какой свободе продавца рабочей силы, о каком велении его свободной воли может идти речь, когда он, дабы не умереть с голоду, вынужден продавать свою рабочую силу, чтобы иметь возможность приобрести жизненные средства?! О каком обмене эквивалентов может идти речь, когда продавец рабочей силы вынужден продавать свою рабочую силу по заведомо низкой стоимости, достаточной лишь для жалкого нищенского, полуголодного, полуодетого, полубритого, полумытого, одним словом, получеловеческого существования?! О какой взаимной выгоде, общей пользе от купли-продажи рабочей силы может идти речь, когда в результате этого акта продавец рабочей силы неизменно остаётся в проигрыше, в дураках?! Наличие отрицательной разницы между фактической (в смысле действительной) и номинальной (в смысле установленной) стоимостями рабочей силы наносит продавцу рабочей силы и вынужденно не работающим членам его семьи непоправимый вред вплоть до преждевременной смерти от нехватки денег, вырученных от продажи рабочей силы, на питание, лечение и прочие жизненно важные факторы, необходимые для поддержания нормальной жизнедеятельности человека.

Соблюдайся при купле-продаже рабочей силы эквивалент товаров, продавец рабочей силы не имел бы никакого права — ни юридического, ни морального, ни политического, ни экономического, ни какого-либо вообще — требовать от покупателя рабочей силы повышения своей заработной платы, улучшения своих жизненных условий и т. д. и т. п.

Осуществляйся при купле-продаже рабочей силы дело взаимной выгоды, общей пользы, общего интереса между продавцом и покупателем — не было бы со стороны продавца

-195-

рабочей силы забастовок, восстаний, революций и иных выступлений, направленных против покупателя рабочей силы.

Вне всякого сомнения, что при купле-продаже рабочей силы разговоры о соблюдении эквивалента товаров, о свободе и равенстве товаропроизводителей, о взаимной выгоде, о общей пользе и общем интересе продавца и покупателя рабочей силы лишены научного основания.

2.4.4 Рабочая сила и своеобразие товара

Выше неоднократно было показано, что, говоря о рабочей силе как о товаре, Маркс то и дело наделяет её свойствами, не присущими другим товарам. Здесь же предстоит выяснить научную обоснованность придания им рабочей силе как товару свойств, отличных от свойств других товаров. Поскольку некоторые из отличительных свойств рабочей силы как товара так или иначе были освещены в предыдущих разделах, постольку ниже речь пойдёт главным образом о таком специфическом свойстве товара «рабочая сила», как быть источником стоимости.

В 3-м разделе VI главы «Капитала» говорится: «Изменение стоимости денег, которым предстоит превратиться в капитал, не может совершиться в самих деньгах, ибо как покупательное средство и средство платежа они лишь реализуют цену товаров, покупаемых на них или оплачиваемых ими, между тем как, застывая в своей собственной форме, они превращается в окаменелости неизменных величин стоимости. Столь же мало может возникнуть это изменение из второго акта обращения, из перепродажи товара, так как этот акт лишь превращает товар из его натуральной формы опять в денежную. Следовательно, изменение должно произойти с товаром, покупаемым в первом акте Д — Т, а не с его стоимостью, так как обмениваются эквиваленты, причём товары оплачиваются по их стоимости. Таким образом, это изменение может возникнуть только из потребительной стоимости товара как таковой, т. е. только из его потребления. Но извлечь стоимость из потребления товара нашему владельцу денег удастся лишь в том случае, если ему посчастливится открыть в пределах сферы обращения, т. е. на рынке, такой товар, сама потребительная стоимость которого обладала бы оригинальным свойством быть источником стоимости, — такой товар, действительное потребление которого было бы овеществлением труда, а следовательно, созиданием стоимости. И владелец денег находит на рынке такой специфический товар — это способность к труду, или рабочая сила»[168].

-196-

Итак, рабочая сила не такой товар, как все другие товары, а специфический товар, который в отличие от других товаров обладает оригинальным свойством быть источником стоимости. Иначе говоря, все товары равны, но рабочая сила равнее.

Правильно ли это? Разумеется, нет — с точки зрения науки. Исключения, опровергающего правило, не существует. В данном случае либо рабочая сила не является товаром, либо всякий товар обладает свойством быть источником стоимости. Конечно, было бы просто закрыть вопрос, сославшись на ранее установленный факт, что рабочая сила не является товаром по определению. Но это значит уйти от ответа по существу. Поэтому возьмём, к примеру, не рабочую силу, а костюм, произведённый портным в качестве потребительной стоимости для других. Спрашивается: может ли этот товар иметь свойство быть источником стоимости, отличающее его от всех других товаров?

Поскольку речь идёт о свойстве товара быть источником стоимости, постольку начать следует с понятия «стоимость». Стоимость есть овеществлённый в товаре общественный труд. Накопленный в товаре труд товаропроизводителя и образует стоимость товара. Это следует из приведённого ранее высказывания Маркса: «Рассмотрим теперь, что же осталось от продуктов труда. От них ничего не осталось, кроме одинаковой для всех призрачной предметности, простого сгустка лишенного различий человеческого труда, т. е. затраты человеческой рабочей силы безотносительно к форме этой затраты. Все вещи представляют собой лишь выражение того, что в их производстве затрачена человеческая рабочая сила, накоплен человеческий труд»[169].

Теперь взглянем на товар через призму стоимости. «Когда мы в начале этой главы, придерживаясь общепринятого обозначения, говорили «товар есть потребительная стоимость и меновая стоимость», то, строго говоря, это было неверно, — поясняет Маркс. — Товар есть потребительная стоимость или предмет потребления и «стоимость»... Следовательно, простая форма стоимости товара есть простая форма проявления заключающейся в нём противоположности потребительной стоимости и стоимости»[170]. Значит, наш товар в форме костюма наряду с прочими товарами есть потребительная стоимость и стоимость. Как вода не может быть источником воды, так и стоимость не может быть источником стоимости. Стоит сказать «вода есть источник воды», как нелепость выражения «стоимость есть источник стоимости» будет очевидна. По законам товарного производства любой товар, участвующий в процессе производства другого товара

-197-

лишь переносит (частично или целиком, к делу не относится) свою стоимость на вновь созданный товар. При этом величина перенесенной стоимости никогда не превысит величину стоимости «переносчика». Отсюда вывод: товар не может быть источником стоимости.

Аналогичный результат получится и при рассмотрении дела с другой стороны. Придав стоимости её сущность, найдём, читатель, что товар на самом деле есть потребительная стоимость и накопленный сгусток лишенного различий человеческого труда. В этом смысле ранее приведенное утверждение Маркса «вещь может быть полезной и быть продуктом труда, но не быть товаром... Тот, кто продуктом своего труда удовлетворяет свою собственную потребность, создаёт потребительную стоимость, но не товар»[171] верно лишь применительно к субъекту производства. Оно не имеет никакого отношения к самой производимой вещи. Потребительная стоимость созданного человеком продукта — ничто без сгустка человеческого труда. Скажу больше, а именно: без сгустка человеческого труда не существует продукта человеческого труда. Потребительная стоимость есть способ выражения, показатель полезного свойства продукта труда. Поэтому сказанное Марксом «...потребительная стоимость, или благо, имеет стоимость лишь потому, что в ней овеществлён, или материализован, абстрактно человеческий труд»[172] надо перевернуть с головы на ноги. Не потребительная стоимость, или благо, имеет стоимость лишь потому, что в ней овеществлён, или материализован, абстрактно человеческий труд, а стоимость имеет потребительную стоимость лишь потому, что в ней овеществлён, или материализован, абстрактно человеческий труд. В обществе, основанном на товарном производстве, вещь не может быть полезной и быть продуктом человеческого труда, но при этом не быть товаром. Полезная вещь, будучи продуктом человеческого труда, изначально имеет стоимость, ибо является не чем иным, как сгустком человеческого труда. Другое дело, что при изготовлении вещи для удовлетворения собственной потребности полученный сгусток человеческого труда в глазах её изготовителя и потребителя в одном лице не имеет форму стоимости, отличной от потребительной стоимости. А всё потому, что он лишён надобности обмениваться сам с собой продуктами своего труда. Другое дело, когда обмениваются продукты одного человека на продукты труда другого человека. Именно поэтому любой продукт труда, стоит его вынести на рынок, тут же становится товаром, хотя и был изготовлен для удовлетворения собственной потребности его изготовителя. А разве изготов-

-198-

ление продукта труда ради его продажи или передачи в руки того, кому он служит в качестве потребительной стоимости, посредством обмена не осуществляется с целью удовлетворения собственной потребности изготовителя?

Таким образом, сгусток человеческого труда неприемлем в качестве источника стоимости, так как сам является стоимостью. Именно потому, что все товары есть потребительная стоимость и стоимость, они не могут быть источником стоимости. Следовательно, даже оставаясь в рамках сказанного Марксом, очевидно, что рабочая сила как товар не является источником стоимости. Тем более глупо утверждать, как это делает Маркс, что рабочая сила обладает свойством быть источником большей стоимости, чем имеет сама.

Забегая вперёд, скажу: Маркс явно запутался в том, что именно является источником стоимости. В одном месте «Капитала» он говорит, что источником стоимости является труд, в другом — рабочая сила. Поскольку одну цитату о рабочей силе как источнике стоимости я уже приводил, а другую приведу позже, постольку здесь ограничусь несколькими цитатами о труде как источнике стоимости. Цитирую:

«Только выражение эквивалентности разнородных товаров обнаруживает специфический характер труда, образующего стоимость, так как разнородные виды труда, содержащиеся в разнородных товарах, оно действительно сводит к тому, что в них есть общего, — к человеческому труду вообще... Поскольку труд прядильщика создаёт стоимость, т. е. является источником стоимости, он нисколько не отличается от труда оружейника или, что в данном случае ближе для нас, от труда хлопковода и производителя веретен, воплощенного в средствах производства пряжи»[173].

Наличие двух источников стоимости однозначно свидетельствует о неопределённости Маркса. Следует заметить, что, говоря о труде как создателе стоимости, Маркс упорно отрицает принадлежность труда к товару и столь же упорно причисляет к товару рабочую силу. При этом он всячески сводит их между собой. Это хорошо видно и из предпринятой им очередной попытки свести понятие «рабочая сила» к понятию «труд»: «Человеческая рабочая сила в текучем состоянии, или человеческий труд, образует стоимость, но сам труд не есть стоимость»[174]. По его логике, если сам труд, о котором он говорит, человеческий труд, не есть стоимость, а человеческий труд есть человеческая рабочая сила в текучем состоянии, то и последняя (человеческая рабочая сила) не есть стоимость. В противном случае следует признать, что тот самый «сам труд», который «не есть стоимость», отличен от труда, а тем более от человеческого труда.

-199-

2.5 Рабочая сила и прибавочная стоимость

Придав рабочей силе значение товара и наделив оригинальным свойством быть источником стоимости, Маркс «выносит» её на рынок и «продаёт» капиталисту. Затем путём несложных математических вычислений находит, что капиталист, потребив купленную им рабочую силу, получает прибавочную стоимость.

«Присмотримся к делу поближе, — говорит Маркс. — Дневная стоимость рабочей силы составляла 3 шилл., потому что в ней самой овеществлена половина рабочего дня, т. е. потому что жизненные средства, ежедневно необходимые для производства рабочей силы, стоят половину рабочего дня. Но прошлый труд, который заключается в рабочей силе, и тот живой труд, который она может выполнить, ежедневные издержки по её сохранению и её ежедневная затрата — это две совершенно различные величины. Первая определяет её меновую стоимость, вторая составляет её потребительную стоимость. То обстоятельство, что для поддержания жизни рабочего в течение 24 часов достаточно половины рабочего дня, нисколько не препятствует тому, чтобы рабочий работал целый день. Следовательно, стоимость рабочей силы и стоимость, создаваемая в процессе её потребления, суть две различные величины. Капиталист, покупая рабочую силу, имел в виду это различие стоимости. Её полезное свойство, её способность производить пряжу или сапоги было только необходимым условием, потому что для создания стоимости необходимо затратить труд в полезной форме. Но решающее значение имела специфическая потребительная стоимость этого товара, его свойство быть источником стоимости, притом большей стоимости, чем имеет он сам. Это та специфическая услуга, которой ожидает от него капиталист. И он действует при этом соответственно вечным законам товарного обмена»[175].

Присмотримся к делу поближе и мы, читатель. И что же видим? Мы видим, что Марксова теория прибавочной стоимости основана на разнице между стоимостью рабочей силы и стоимостью созданной рабочей силой в процессе её «потребления» капиталистом. При этом Маркс, как правило, исходит из того, что для поддержания жизни рабочего в течение 24 часов достаточно половины рабочего дня. При таком подходе само собой разумеется, что в эксплуататорском обществе во второй половине рабочего дня рабочий в угоду эксплуататору занят производством прибавочной стоимости. И это было бы правильно, если бы для поддержания жизни

-200-

рабочего в течение 24 часов в самом деле было достаточно половины рабочего дня. К сожалению, Маркс не указал, откуда он почерпнул, с чего это он взял, что для поддержания жизни рабочего в течение 24 часов достаточно половины рабочего дня. Кроме голословного утверждения, с его стороны не представлено никакого сколько-нибудь маломальского объяснения того, почему для поддержания жизни рабочего в течение 24 часов достаточно половины рабочего дня. А между тем вопрос этот архиважен, ибо он представляет собой центральное звено в теории прибавочной стоимости Маркса.

Перечень жизненных средств, ежедневно необходимых рабочему для поддержания его жизнедеятельности в нормальном состоянии, широк и разнообразен. В каждом конкретном случае всё зависит от того, кто и как его определяет. Для одних этот перечень ограничивается хлебом и водой. Для вторых — хлебом, водой и мясом. Для третьих — хлебом, водой, мясом и телевизором и т. д. и т. п. Поэтому когда Маркс говорит, что «сумма жизненных средств должна быть достаточна для того, чтобы поддержать трудящегося индивидуума как такового в состоянии нормальной жизнедеятельности»[176], то это требует уточнения. Одно дело, когда под поддержанием трудящегося индивидуума как такового в состоянии нормальной жизнедеятельности подразумевается функциональная способность его мускулов. И совсем другое дело, когда под поддержанием трудящегося индивидуума как такового в состоянии нормальной жизнедеятельности подразумевается не только функциональная способность его мускулов, но и его мозга, нервов и других составных частей. Таким образом, с точки зрения политической экономии, понятие «сумма жизненных средств» носит относительный характер. Кому больше, кому меньше — зависит от обстоятельств, порожденных субъективными причинами. А всё потому, что в политической экономии само понятие «рабочая сила» является абстрактным. Конкретным понятие «рабочая сила» становится при её рассмотрении через призму естествознания. Рабочая сила материальна. Следовательно, на восстановление рабочей силы требуется такое же количество жизненных средств, которое ею было потрачено (разумеется, в аналогичных единицах измерения). Одним словом, для того чтобы поддержать трудящегося индивидуума как такового в состоянии нормальной жизнедеятельности ему необходимо возместить столько жизненных средств, сколько им было затрачено. Образно говоря, сколько воды из бочки вытекло, столько в неё и надо влить. Скажем, длится рабочий день 10 часов — значит стоимость рабочей силы равна стоимости жизненных

-201-

средств, произведенных ею в течение указанного рабочего времени. Между прочим это явствует и из определения общественно необходимого рабочего времени, данного Марксом: «Общественно необходимое рабочее время есть то рабочее время, которое требуется для изготовления кокой-либо потребительной стоимости при наличных общественно нормальных условиях производства и при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда»[177]. Отсюда видно, что общественно необходимое рабочее время, которое требуется для производства рабочей силы, не может разниться с общественно необходимым рабочим временем, затраченным на производство товаров, созданных в процессе её — рабочей силы — «потребления».

Итак, стоимость рабочей силы и стоимость, создаваемая в процессе её «потребления», не две различные величины, а суть две одинаковые величины. Наличие разницы между стоимостью рабочей силы и стоимостью, создаваемой в процессе её «потребления», свидетельствует о её эксплуатации. И чем меньше стоимость рабочей силы и больше стоимость, создаваемая в процессе её «потребления», тем выше уровень эксплуатации рабочей силы.

Практика показывает, что если рабочая сила и может поддерживаться и проявляться в меньшей стоимости жизненных средств, чем ею было израсходовано, то исключительно в хиреющем виде. В подобных условиях срок её жизнедеятельности, несомненно, сокращается. Чем больше жизненных средств недополучает рабочая сила, тем больше степень её износа. А чем больше степень износа рабочей силы, тем меньше время её существования. Вовсе не случайно покупатели рабочей силы при прочих равных условиях живут дольше продавцов рабочей силы. По статистике, самым смертельным из всех профессий цивилизованного общества является профессия шахтера. При средней продолжительности жизни 70—80 лет шахтеры из-за недостатка жизненных средств редко доживают даже до пенсионного возраста. Чаще всего они окончательно изнашиваются к 45—50 годам от роду. Ну и что? — скажут покупатели рабочей силы и дружно процитируют Маркса, имевшего «неосторожность» сказать: «Как мы знаем, дневная стоимость рабочей силы рассчитывается сообразно определённой продолжительности жизни рабочего, которой соответствует определённая длина рабочего дня»[178]. Тут в пору хвататься за голову и выносить всех святых. Стало быть, при определении стоимости рабочей силы первична продолжительность жизни её продавца, а не количество и качество необходимых ей жизненных средств.

-202-

Неудивительно, что Маркс исходит из того, что для поддержания жизни рабочего в течение 24 часов достаточно половины рабочего дня. Удивительно другое: почему половина рабочего дня, а не четверть или того меньше? В самом деле, отведя рабочему 30 лет жизни, легко добиться соответствующих показателей...

В действительности же стоимость рабочей силы не должна определяться продолжительностью жизни её продавца. Иначе продолжительность жизни продавца рабочей силы никогда не достигнет своей естественной величины.

Развивая свою мысль о достаточности половины рабочего дня для поддержания жизни рабочего в течение 24 часов, Маркс приходит к следующему выводу: «То обстоятельство, что дневное содержание рабочей силы стоит только половину рабочего дня, между тем как рабочая сила может действовать, работать целый день, что поэтому стоимость, создаваемая потреблением рабочей силы в течение одного дня, вдвое больше, чем её собственная дневная стоимость, есть лишь особое счастье для покупателя (покупателя рабочей силы. — В. К.), но не составляет никакой несправедливости по отношению к продавцу (продавцу рабочей силы. — В. К.)»[179]. Вот тебе, читатель, и Юрьев день! Сколько было сказано Марксом о эксплуатации, освобождении труда, уничтожения частной собственности и так далее, и вдруг выясняется, что «то обстоятельство, что дневное содержание рабочей силы стоит только половину рабочего дня, между тем как рабочая сила может действовать, работать целый день, что поэтому стоимость, создаваемая потреблением рабочей силы в течение одного дня, вдвое больше, чем её собственная дневная стоимость, есть лишь особое счастье для покупателя (покупателя рабочей силы. — В. К.), но не составляет никакой несправедливости по отношению к продавцу (продавцу рабочей силы. — В. К.). Зачем надо было Марксу призывать к классовой борьбе, к свержению капитализма, к революции и так далее, если производство капитала не составляет никакой несправедливости по отношению к эксплуатируемому? Выходит, знай себе рабочий производи прибавочную стоимость и радуйся жизни, ибо то, что тебя эксплуатирует капиталист, не составляет никакой несправедливости? Конечно, это не так! Маркс явно напутал, силясь доказать законное происхождение прибавочной стоимости из разницы между стоимостью рабочей силы и стоимостью, созданной в процессе её «потребления» капиталистом. Каков посыл, таков и результат.

Беда не в том, что Маркс ошибся — никто не может избежать ошибок, — беда в том, что сделанные им ошибки не

-203-

только не исправляются, но и повсеместно тиражируются. Причём не столько противниками Маркса, сколько его патентованными защитниками, демонстрирующими таким образом своё поразительное невежество. Какой спрос с обывателя, если такие корифеи политической экономии, как Медведев В. А., Абалкин Л. И., Ожирельев О. И., Аганбегян А. Г., Петраков Н. Я., Шаталин С. С. и другие, в изданном ими учебнике для высших учебных заведений страны громогласно заявляют: «Присвоение результатов труда наёмного рабочего происходит не путём нарушения объективных экономических законов товарного производства, а на их основе»[180]. И эти люди имели наглость называть себя учёными-марксистами. Их псевдоученость, ставшая очевидной в конце 80-х — начале 90-х годов, дорого стоила строительству социализма (коммунизма) в нашей стране. Как говорится, нет худа без добра. Крушение Советского Союза вывело на чистую воду многих лживых умом оракулов и тем самым создало предпосылки для научного осмысления марксизма, в особенности его догматизированных ими положений.

3. Труд

3.1 Бытие и стоимость труда

Налицо трудности, с которыми сталкивается политическая экономия при отказе труду в принадлежности к товару. Говоря так, я имею в виду политическую экономию социализма. Что касается политической экономии капитализма, хотя она и пользуется отдельными высказываниями Маркса, то лишь такими, которые при научном осмыслении оказываются либо недостаточно корректными, либо и вовсе ложными. К числу последних принадлежат такие высказывания Маркса, как «рабочая сила покупается и продаётся по своей стоимости; дневная стоимость рабочей силы рассчитывается сообразно определённой продолжительности жизни рабочего, которой соответствует определённая длина рабочего дня; для поддержания жизни рабочего в течении 24 часов достаточно половины рабочего дня; то обстоятельство, что дневное содержание рабочей силы стоит только половину рабочего дня, между тем как рабочая сила может действовать, работать целый день, что поэтому стоимость создаваемая потреблением рабочей силы в течение одного дня, вдвое больше, чем её собственная дневная стоимость, есть лишь особое счастье для покупателя рабочей силы, но не составля-

-204-

ет никакой несправедливости по отношению к продавцу рабочей силы». Не случайно эти и другие пассажи Маркса как нельзя кстати пришлись ко двору буржуазной политической экономии. Остаётся только сожалеть, что до сегодняшнего дня отечественными учёными-обществоведами не был положен конец подобного рода спекуляциям марксизмом.

Итак, заменив понятия «труд» и «стоимость труда» на понятия «рабочая сила» и «стоимость рабочей силы», Маркс запутался в неразрешимых противоречиях, кратковременный выход из которых им был найден посредством придания рабочей силе специфического, оригинального свойства, несвойственного другим товарам. В итоге некритического применения понятия «рабочая сила» он приходит к выводу: «...То, что она (классическая политическая экономия. — В. К.) называет стоимостью труда (value of labour), есть в действительности стоимость рабочей силы, которая существует в личности рабочего и столь же отлична от своей функции, труда, как машина отлична от своих операций. Занятые различием между рыночными ценами труда и его так называемой стоимостью, отношением этой стоимости к норме прибыли, к товарным стоимостям, создаваемым трудом, и т. д., экономисты никогда не замечали, что ход анализа не только ведёт от рыночных цен труда к его мнимой «стоимости», но и заставляет самую эту стоимость труда, в свою очередь, свести к стоимости рабочей силы»[181].

В основе данного вывода Маркса лежит следующее его рассуждение:

«Но что такое стоимость товара? Предметная форма затраченного при его производстве общественного труда. А чем измеряем мы величину стоимости товара? Величиной содержащегося в нём труда. Чем же могла бы определяться стоимость, например, двенадцатичасового рабочего дня? Очевидно, лишь 12 часами труда, содержащимися в двенадцатичасовом рабочем дне; но это плоская тавтология.

Для того чтобы быть проданным на рынке в качестве товара, труд, во всяком случае, должен существовать до этой продажи. Но если бы рабочий имел возможность дать своему труду самостоятельное существование, он продавал бы созданный трудом товар, а не труд.

Но и независимо от этих противоречий прямой обмен денег, т. е. овеществлённого труда, на живой труд уничтожил бы или закон стоимости, который свободно развивается как раз на основе капиталистического производства, или же само капиталистическое производство, которое основывается как раз на наёмном труде. Пусть, например, рабочий день в 12 ча-

-205-

сов выражается в денежной стоимости 6 шиллингов. Если обмениваются эквиваленты, рабочий получит за свой двенадцатичасовой труд 6 шиллингов. Цена его труда будет равна цене продукта труда. В этом случае он не произведёт никакой прибавочной стоимости для покупателя его труда, эти 6 шилл. не превратятся в капитал, вместе с тем исчезнет сама основа капиталистического производства; но как раз на этой основе рабочий продаёт свой труд, как раз на этой основе его труд является наёмным трудом. Или же рабочий получает за 12 часов труда менее 6 шилл., т. е. менее чем 12 часов труда. 12 часов обмениваются на 10, 6 и т. д. часов труда. Это приравнивание неравных величин не только делает невозможным определение стоимости. Такое само себя уничтожающее противоречие не может быть вообще даже высказано или формулировано в качестве закона»[182].

Присмотримся к нему поближе.

Начнём с того, что «каждую полезную вещь, как, например, железо, бумагу и т. д., можно рассматривать с двух точек зрения: со стороны качества и со стороны количества»[183] и что: «полезность вещи делает её потребительной стоимостью»[184]. Полагаю, никто не будет спорить, что труд является полезной вещью, а потому имеет потребительную стоимость. Вещь покупается и продаётся не потому, что она имеет стоимость, а потому, что она имеет потребительную стоимость. Вещь, не имеющая потребительную стоимость, не имеет стоимости. По признанию Маркса, «...той «потребительной стоимостью», которую рабочий доставляет капиталисту, является в действительности не рабочая сила, а её функция, определённый полезный труд, труд портного, сапожника, прядильщика и т. д.»[185]. Дополнительно учитывая тот факт, что под качественной характеристикой товара Маркс различал потребительную стоимость, а под его количественной определённостью — стоимость, здесь нет оснований, сомневаться в принадлежности труда к товару. Это с одной стороны

С другой стороны, как помнит читатель, «вещь, — согласно Марксу, — может быть потребительной стоимостью и не быть стоимостью. Так бывает, когда её полезность не опосредована трудом. Таковы воздух, девственные земли, естественные луга, дикорастущий лес и т. д. Вещь может быть полезной и быть продуктом человеческого труда, но не быть товаром. Тот, кто продуктом своего труда удовлетворяет свою собственную потребность, создаёт потребительную стоимость, но не товар. Чтобы произвести товар, он должен произвести не просто потребительную стоимость, но потребительную стоимость для других, общественную потребительную стои-

-206-

мость»[186]. Исходя из этого, какие есть основания не признавать труд в качестве товара? Труд как раз и отличается от приведенных Марксом вещей тем, что является продуктом человеческой деятельности. Труд рабочего в капиталистическом обществе есть не просто потребительная стоимость, но потребительная стоимость для других, общественная потребительная стоимость.

Очевидно, что будучи скованным табу на труд в качестве товара, Маркс вынужден изъясняться эзоповым языком. Выше было показано, что труд, полезный труд, о котором он говорит в том числе, не есть потребительная стоимость рабочей силы; что потребительной стоимостью рабочей силы является её способность к труду; что способность к труду ещё не означает труд, подобно тому, как способность желудка переваривать пищу вовсе ещё не совпадает с фактическим переваривание пищи. Рабочий не может придать своему труду самостоятельное существование по определению, ибо он не является собственником используемого им на предприятии у покупателя рабочей силы средства труда и предмета труда. Чтобы владелец денег мог найти на рынке рабочего, владелец рабочей силы должен быть лишен возможности продавать товары, в которых овеществлён его труд. В противном случае само понятие «рабочий» теряет смысл. Иное дело, когда владелец рабочей силы является собственником используемых им средства труда и предмета труда. В этом случае выясняется, что человек, скажем, изготовивший на продажу костюм с использованием принадлежавших ему швейной машины и материала, даёт своему труду самостоятельное существование.

Труд существует не только до его продажи человеком, но и задолго до появления последнего на исторической арене. Ещё при жизни Маркса Энгельс был близок к пониманию этого. «...Мы в известном смысле должны сказать: труд создал самого человека»[187], — полагал он. Хотя Маркс явно и не отрицал данного положения, но, видимо, не совсем был согласен с ним. Возможно, это явилось одной из причин невыхода в свет работы Энгельса «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека», где и содержалось данное его высказывание. Как бы то ни было, но по сей день не утихают жаркие споры относительно роли труда в процессе превращения обезьяны в человека. Своё отношение к данному вопросу я высказал в 1999 году в книге «Краткий курс истории антропогенеза, или Сущность и происхождение труда, сознания и языка». Вывод, к которому я пршёл, таков: «Труд возникает исторически в процессе становления живого мира как специфический способ удовлетворения жизненных потребностей представителей

-207-

живого мира; труд есть процесс расходования и потребления энергии, необходимое всеобщее условие обмена энергии между живым организмом и остальной природой, естественное вечное условие жизнедеятельности живого организма, независимое от какой бы то ни было формы жизни. Труд был до человека, есть при человеке и будет после человека»[188].

Чтобы жить, надо трудиться. Трудиться — значит расходовать и потреблять энергию. Любая деятельность живого организма, человека в частности, объективно связана с процессом расходования и потребления энергии. Спит ли человек, ест ли, изготавливает ли орудия труда и т. д. — он всякий раз везде и всюду расходует и потребляет энергию. С этой точки зрения понятие «нетрудоспособный человек» означает мёртвый человек.

Итак, первичность труда не вызывает сомнения. «Ну и что? — скажет номинальный марксист. — И первичность земли не вызывает сомнения. Однако, несмотря на это, земля не есть товар». По этому поводу можно сказать следующее. Подобные, с позволения сказать, марксисты давно освоились с ролью «срезальщика». Заучат несколько фраз из сказанного основоположниками марксизма-ленинизма — и давай козырять. А если учесть, что до последнего времени марксизм-ленинизм был в цене до такой степени, что изобилие цитат из Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина выводило дурака в академики, то сомневаться в их способности не приходится.

Маркс, если помнит читатель, действительно говорил о том, что воздух, девственные земли, естественные луга, дикорастущий лес и другие вещи, не опосредованные трудом человека, не являются товаром. Но это не имеет отношения к труду вообще, человеческому труду в частности. Последний как раз и отличается от указанных Марксом вещей именно тем, что является продуктом деятельности человека. Следует особо отметить, что труд как процесс расходования и потребления энергии живого организма; как способ удовлетворения жизненных потребностей представителей живого мира; как вечное естественное условие жизнедеятельности живого организма вообще и человека в частности существует независимо от сознания последнего, т. е. объективно. Вне зависимости от уровня познания труда человеком он — труд — имеет место быть в жизнедеятельности человека. Но поскольку он познан, а он познан на принципиально новом уровне, постольку необходимо отказаться от вышеуказанных несуразностей, противоречий, связанных с понятиями «труд» и «рабочая сила». И чем скорее это будет сделано, тем лучше, тем меньше будет в политической экономии казусов вроде

-208-

«покупатель рабочей силы платит продавцу рабочей силы дневную стоимость его рабочей силы, равную стоимости половины рабочего дня; продавец рабочей силы продаёт покупателю рабочей силы свою рабочую силу, а отдаёт ему свой труд; покупатель рабочей силы покупает рабочую силу продавца рабочей силы, а получает его труд» и т. д. и т. п.

В примере, приведшем Маркса к самому себя уничтожающему противоречию, нет ничего удивительного. Удивительно другое: почему Маркс использовал данный пример? Нет ничего проще взять изначально противоречивый пример, а потом сетовать на его противоречивость. Кстати сказать, всякий раз желая доказать, что такой вещи, как стоимость труда, не существует, Маркс приводит пример аналогичного рода. Так, в уже указанной работе «Заработная плата, цена и прибыль», начав с утверждения: «Однако такой вещи, как стоимость труда, в обычном смысле этого слова в действительности не существует», — Маркс продолжает: «Мы видели, что количество кристаллизованного в товаре необходимого труда образует его стоимость. Так вот, применяя это понятие стоимости, как смогли бы мы определить понятие стоимости, скажем, 10-часового рабочего дня? Сколько труда содержится в этом дне? 10 часов труда. Если бы мы сказали, что стоимость 10-часового рабочего дня равна 10 часам труда, или количеству содержащегося в этом рабочем дне труда, то это было бы тавтологией и даже больше того — бессмыслицей»[189].

Ведь изначально было понятно, что при обмене эквивалентов, если рабочий получает за свой дневной труд стоимость, равную стоимости дневного продукта своего труда, то в этом случае он не произведёт для покупателя своей рабочей силы никакой прибавочной стоимости. Ясно как день: приравнивание неравных величин не только делает невозможным определение стоимости, но такое само себя уничтожающее противоречие не может быть даже высказано или формулировано в качестве закона. И тем не менее Маркс приводит подобный пример. Почему?

Потому, и только потому, чтобы избежать нарушения принципа обмена эквивалентов. Именно поэтому он говорит не о стоимости (цене) рабочей силы, а о стоимости (цене) труда. Желая уйти от равенства дневной стоимости (цены) труда рабочего дневной стоимости (цене) произведенного им продукта, Маркс хватается за неравенство дневной стоимости (цены) двенадцатичасового труда стоимости (цене) продукта произведенного менее, чем двенадцатичасовым трудом. Вероятно, в этом случае он озабочен не столько высвечиванием труда, сколько сокрытием рабочей силы. Неуди-

-209-

вительно, что в данном направлении становится невозможно определение стоимости труда. Стоит здесь взамен понятия «труд» употребить понятие «рабочая сила», и тайное становится явным: товары не оплачиваются по их стоимости, обмен эквивалентов не является имманентным законом товарообмена. Наоборот — обмен эквивалентов противоречит имманентным законам товарообмена. Одновременно рушится и Марксова теория прибавочной стоимости. Но Маркс останавливается на полпути и потому не видит никакой несправедливости в том, каким образом деньги покупателя рабочей силы превращаются в капитал. Он озабочен тем, что: «...если бы действительно существовала такая вещь, как стоимость труда, и он (капиталист. — В. К.) действительно уплачивал бы эту стоимость, то не могло бы существовать никакого капитала, его (капиталиста. — В. К.) деньги не могли бы превратиться в капитал»[190]. В итоге, по глубокому убеждению Маркса, рабочая сила оплачивается сполна, а то, что капиталист в день платит за рабочую силу меньше, в два раза меньше, чем получает от её «потребления» в течение указанного времени, так в этом нет ничего противозаконного, ибо это, как он выразился, для тех, кто успел забыть, напоминаю, «есть лишь особое счастье для покупателя (покупателя рабочей силы. — В. К.), но не составляет никакой несправедливости по отношению к продавцу (продавцу рабочей силы. — В. К.)»[191].

Отрицать наличие такой вещи, как «стоимость труда», на том основании, что если бы действительно существовала такая вещь, как стоимость труда, и покупатель рабочей силы (капиталист) действительно уплачивал бы эту стоимость, то не могло бы существовать никакого капитала, его деньги не смогли бы превратиться в капитал, — мягко говоря, алогично. Логично признать наличие такой вещи, как стоимость труда, указать на тот факт, что в действительности покупатель рабочей силы (капиталист) не уплачивает действительную стоимость рабочей силы, и потому существует капитал, и его деньги превращаются в капитал. Капитал не берётся из воздуха, а создаётся трудом продавца рабочей силы. Будучи материалистом, Маркс это прекрасно понимал. В конце концов он был вынужден признать, что «капитал есть не только командование над трудом, как выражается А. Смит. Он, по существу своему, есть командование над неоплаченным трудом. Всякая прибавочная стоимость, в какой бы особенной форме она впоследствии ни кристаллизовалась, в виде ли прибыли, процента, ренты и т. п., по самой своей субстанции есть материализация неоплаченного рабочего времени. Тайна самовозрастания капитала сводится к тому, что капитал располагает

-210-

определённым количеством неоплаченного чужого труда»[192]. Это же прекрасно понимал и Энгельс, когда в 1885 г. в предисловии к первому немецкому изданию «Нищеты философии», защищая Маркса от нападок Родбертуса, писал: «Маркс говорит только о том простом факте, что прибавочная стоимость состоит из неоплаченного труда»[193]. Таким образом, ни образование прибавочной стоимости, ни самовозрастание капитала не имеют ничего общего с эквивалентом товаров. Более того — противоречат ему.

Маркс напрасно полагает, что «прямой обмен денег, т. е. овеществлённого труда, на живой труд уничтожил бы или закон стоимости, который свободно развивается как раз на основе капиталистического производства, или же само капиталистическое производство, которое основывается как раз на наёмном труде». Ничего подобного. В соответствии с вышеуказанной сущностью труда, неведомой во времена Маркса, прямой обмен денег, т. е. овеществлённого труда, на живой труд, является неотъемлемой частью товарообмена. В производстве любого продукта человеческой деятельности участвуют два вида труда: живой труд и овеществлённый труд. Всякий продукт труда есть результат взаимообмена живого труда и овеществлённого труда. В данном случае неважно, в какой пропорции. Что важно, так это способ производства продукта труда. Общество, в котором продукт труда предназначен для передачи в руки того, кому он служит в качестве потребительной стоимости, посредством обмена, основано на товарном производстве. Именно при товарном производстве взаимообмен живого труда и овеществлённого труда представляется, более того — оказывается, невозможным без наличия у них стоимости. Что же касается закона стоимости, который свободно развивается как раз на основе капиталистического производства, то необходимо сказать следующее. Без товара нет стоимости, а значит, и закона стоимости. Происхождение товара отстоит от капиталистического производства на многие тысячелетия, в течение которых люди обменивались товарами в куда более свободных условиях, чем на основе капиталистического производства. История свидетельствует, что чем дальше от истоков становления товара, тем больше несвободы у закона стоимости.. Например, в рабовладельческом обществе закон стоимости был более подвижен и свободен, чем в феодальном и уж тем более капиталистическом обществе. В рабовладельческом обществе не было ни единого критерия определения стоимости товара, ни её фиксированной меры. Скажем, продавец раба в рабовладельческом обществе имел гораздо больше шансов про-

-211-

дать свой товар выше или ниже его стоимости, чем продавец автомобиля в капиталистическом обществе. А всё потому, что в капиталистическом обществе действие закона стоимости носит более ограниченный характер и в перечне товаров, и в определении стоимости последних. Так, в капиталистическом обществе человек, как правило, не является товаром.

Дальнейшее ограничение закон стоимости претерпевает на следующей после капитализма стадии развития общества, т. е. при социализме. Социалистическое производство, основанное на общественной собственности на средства производства при отсутствии частной собственности, эксплуатации человека и анархии производства, ограничивает товарное производство. При социализме, помимо человека, не являются товарами, например, фабрики и заводы. С ростом производительных сил социалистического общества претерпит изменение и закон стоимости: чем дальше, тем больше он перестает играть роль регулятора общественного производства. В последующем с ликвидацией товарного производства исчезнут с исторической арены и стоимость, и закон стоимости.

Вернёмся, однако, к сказанному Марксом, а именно: к той цитате, в которой он, исходя из положения «стоимость товара есть предметная форма затраченного при его производстве общественного труда, а стоимость товара измеряется величиной содержащегося в нём труда», доводит определение стоимости двенадцатичасового рабочего дня до плоской тавтологии. До вчерашнего дня, т. е. до выхода в свет «Краткого курса истории антропогенеза», данное положение марксизма не вызывало сомнений. Сегодня, т. е. после выхода в свет «Краткого курса истории антропогенеза», оно не соответствует истине.

Когда-то и определение стоимости одного килограмма золота стоимостью одного килограмма золота тоже являлось плоской тавтологией. Но это отнюдь не препятствовало тому, чтобы золото служило в качестве всеобщего эквивалента. Лишь после того как Маркс раскрыл сущность денег и стало ясно, что золото в качестве денег представляет собой общественное производственное отношение, отпала необходимость определения стоимости одного килограмма золота стоимостью одного килограмма золота. Скажу больше, а именно: с тех пор как Маркс установил, что «меновая стоимость есть лишь определённый способ выражать труд, затраченный на производство вещи»[194], золото «перестает» играть роль всеобщего эквивалента. Отныне труд вступает в свои права всеобщего эквивалента товаров.

-212-

Немалая доля вины в том, что труд не завоевал себе монополию всеобщего эквивалента товаров, не приобрел объективную прочность и общественную значимость, лежит на Марксе. Не в последнюю очередь благодаря ему труд до сих пор, по крайней мере в коммунистической литературе, не признается в качестве товара. Следует исправить эту ошибку, и мы, читатель, исправим её. В своё время не кто иной, как сам Маркс, был близок, очень близок к выражению труда в эквивалентной форме. Настолько близок, что после сказанного им «...люди сопоставляют продукты своего труда как стоимости не потому, что эти вещи являются для них вещными оболочками однородного человеческого труда. Наоборот. Приравнивая свои различные продукты при обмене один к другому как стоимости, люди приравнивают свои различные виды труда один к другому как человеческий труд. Они не осознают этого, но они это делают»[195] остаётся только сожалеть, что этого не случилось. Таким образом, с раскрытием сущности труда настало время избавления и от необходимости определения стоимости труда стоимостью труда. Тавтология имеет место быть там, где нет понимания сути.

По Марксу, стоимость товара есть предметная форма затраченного при его производстве общественного труда, или, в соответствии с его ещё ранее данным определением, «...как стоимости, товары суть простые сгустки человеческого труда»[196]. А чем измерить предметную форму общественного труда, затраченного при производстве товара? Иначе говоря, чем измерить величину стоимости товара в форме простого сгустка человеческого труда? «Величиной содержащегося в нём труда», — отвечает Маркс. Тут-то и обнаруживается алогизм. Одно дело сказать: величина стоимости товара определяется величиной содержащегося в нём труда. И совсем другое дело сказать: величина предметной формы общественного труда, или величина простого сгустка человеческого труда, определяется величиной содержащегося в нём труда. Очевидно, что в первом случае, т. е. без учёта содержания понятия «стоимость» труд как бы сам собой выходит за рамки товара. Во втором случае, т. е. при учёте содержания понятия «стоимость», оказывается, что такое выражение, как «стоимость товара определяется величиной содержащегося в нём труда», не только содержит само себя уничтожающее противоречие, но даже не может быть высказано, а не то что сформулировано в качестве закона.

Раз бытие труда дано — а оно дано, — то от него нельзя отмахнуться. Не смог этого сделать и Маркс. Все его усилия выдать стоимость труда за мнимое выражение не увенчались

-213-

успехом. Вероятно, и вовсе обессилев от бесплодных попыток покончить со стоимостью труда, он начинает жаловаться читателю на то, что в отличие от других наук политическая экономия не признает проявление вещей в извращенном виде. «В выражении «стоимость труда» понятие стоимости не только совершенно исчезает, но и превращается в свою противоположность. Это такое же мнимое выражение, как, например, стоимость земли. Но такие мнимые выражения возникают из самих производственных отношений. Это категории для форм проявления существенных отношений. Что вещи в своём проявлении часто представляются в извращенном виде, признано как будто во всех науках, за исключением политической экономии»[197], — сетует Маркс.

В связи с этим хочу сказать несколько слов. Не вдаваясь в дискуссию относительно мнимости выражения «стоимость земли», отмечу, что каким бы оно мнимым ни было, стоимость земли имеет вполне конкретную форму и содержание. Несмотря на указанную Марксом мнимость, земля продавалась и до Маркса и при Марксе и продолжает продаваться после Маркса. Сегодня, спустя почти 135 лет после выхода в свет первого тома «Капитала», нельзя по данному вопросу прятаться за сказанное Марксом и делать вид, что здесь всё гладко. Наука на то она и наука, чтобы избавляться от мнимых выражений, устранять проявление вещей в извращенном виде, а не констатировать их, расписываясь в собственном бессилии. Грош цена политической экономии как науке, если она не может разобраться в формах проявления существенных отношений. Известно, что определение форм проявления мнимых отношений выходит за рамки науки вообще и политической экономии как науки в частности.

Чем дальше Маркс пытался уйти от стоимости труда, тем больше он к ней приближался. Исписав почти 500 страниц на базе отрицания труда как товара и наличия такой вещи, как стоимость труда, он в дальнейшем оказывается не в состоянии придерживаться данного положения. Пока понятия «труд» и «стоимость труда» рассматривались им разрозненно и отвлеченно, он хоть и с большими издержками и оговорками, принимавшими порой, как было показано выше, противоречивый характер, но преодолевал связанные с ними трудности. Преодолевал не в смысле разрешал, а в смысле обходил те трудности, с которыми сталкивался относительно понятий «труд» и «стоимость труда», когда речь шла о товаре. Стоило ему приступить к рассмотрению господствующих основных форм заработной платы, как он стал говорить о цене труда. Исходя из сказанного Марксом: «Цена есть денежное назва-

-214-

ние овеществлённого в товаре труда»[198] и на основании его ранее приведенного высказывания: «…то общее, что выражается в меновом отношении, или меновой стоимости товаров, и есть их стоимость»[199] — а выражается, как помнишь, читатель, овеществлённый в товаре труд (см. выше), — несомненно, что Маркс, говоря о цене труда, вольно или невольно говорит о стоимости труда. Причём без тени намека на употребление выражения «цена труда», как обычный ходячий термин для обозначения «цены (стоимости) рабочей силы». Неоспоримость данного утверждения основывается на использовании Марксом стоимости рабочей силы для нахождения цены труда. Цитирую:

«Та сумма денег, которую рабочий получает за свой дневной, недельный и т. д. труд, образует сумму его номинальной заработной платы, т. е. заработной платы в её стоимостном выражении. Очевидно, однако, что в зависимости от продолжительности рабочего дня, т. е. в зависимости от количества труда, ежедневно доставляемого рабочим, одна и та же подённая, понедельная и т. д. заработная плата может представлять очень различную цену труда, т. е. различные денежные суммы за одно и то же количество труда. Таким образом, при повремённой плате необходимо далее различать общую сумму заработной платы — подённой, понедельной и т. д. — и цену труда. Но как найти эту цену, или денежную стоимость, данного количества труда? Мы получим среднюю цену труда, если разделим среднюю дневную стоимость рабочей силы на число часов среднего рабочего дня. Пусть, например, дневная стоимость рабочей силы равняется 3 шилл., или стоимости, вновь созданной в 6 рабочих часов, и пусть рабочий день продолжается 12 часов; тогда цена одного часа труда = 3 шилл./12 = 3 пенсам. Найденная таким образом цена одного часа труда служит единицей измерения цены труда»[200].

3.2 Мера стоимости труда

Отказывая труду в принадлежности к товару и отрицая наличие такой вещи, как стоимость труда, Маркс основывается на двух положениях классической политической экономии: 1) труд не является товаром; 2) труд является мерой стоимости. Свидетельством тому многочисленные цитаты из сочинений Б. Франклина, А. Смита, Д. Рикардо и других её представителей, которыми изобилуют работы Маркса в части политической экономии, начиная с «Нищеты философии». Поскольку «Нищета философии» вышла в свет задолго до

-215-

1859 года, т. е. до того как Маркс, по словам Энгельса, завершил критику политической экономии, постольку обратимся, читатель, к работе Маркса «К критике политической экономии». «Первый сознательный, почти тривиально ясный анализ меновой стоимости, сводящий её к рабочему времени, мы находим у человека Нового Света, где буржуазные производственные отношения, ввезенные туда вместе с их носителями, быстро расцвели на почве, на которой недостаток исторической традиции уравновешивался избытком гумуса. Этот человек — Бенджамин Франклин, который в своей первой юношеской работе, написанной в 1729 г. и напечатанной в 1731 г., сформулировал основной закон современной политической экономии. Он объявляет необходимым искать иную меру стоимостей, чем благородные металлы. Эта мера — труд»[201]. Остаётся только недоумевать, каким образом Маркс из почти тривиально ясного анализа меновой стоимости, сводящего её к рабочему времени, вывел труд в качестве меры стоимости. Мы, читатель, ещё вернёмся к этому, а пока в продолжение разговора обратимся к «Капиталу», где указанный факт отражен как на ладони всего в четырех строчках. «Труд есть субстанция и имманентная мера стоимостей, но сам не имеет стоимости»[202], — говорит Маркс и тут же в доказательство оного приводит сказанное Томасом Годскином: «Труд, исключительное мерило стоимости... созидатель всякого богатства, сам не является товаром»[203].

Итак, Маркс заимствовал из классической политической экономии два положения: 1) труд не является товаром; 2) труд является мерой стоимости. В данном разделе речь пойдёт о мере стоимости труда, поэтому нашему, читатель, рассмотрению подлежит выявление истинности положения «труд является мерой стоимости». Тем более что положение «труд не является товаром» было рассмотрено выше достаточно основательно. Общий вывод, к которому следовало прийти, таков: труд является товаром.

Труд в качестве товара предполагает наличие у него стоимости, а это противоречит труду как мере стоимости. Впервые Маркс столкнулся с этим в «Нищете философии», где он, кроме всего прочего, критиковал Прудона за его отказ признать труд в качестве товара. «Измеряя стоимость товаров трудом, — писал Маркс, — г-н Прудон смутно догадывается, что нельзя не подвести под эту общую меру и труд, поскольку он имеет стоимость, является трудом-товаром. Он предчувствует, что это, значит, признать минимум заработной платы естественной и нормальной ценой непосредственного труда, а следовательно, признать современный общественный

-216-

строй. Чтобы увернуться от этого рокового вывода, он делает крутой поворот и утверждает, что труд не товар, что он не может иметь стоимости»[204]. Спустя 20 лет Маркс берёт критикуемое им утверждение Прудона за основу «Капитала», забывая о последнем. Прудон не был одинок в своих изысканиях. Не он один «смутно догадывался» о противоречии между трудом в качестве товара и трудом в качестве меры стоимости. Особенно жаркие споры велись относительно учения Рикардо. Маркс не мог пройти мимо данного обстоятельства. В «К критике политической экономии», освободив полемику, поднятую экономистами против Рикардо, от её в большинстве своём нелепой формы, Маркс нашёл, что она, кроме всего прочего, сводится к следующим пунктам:

«Во-первых. Труд сам имеет меновую стоимость и различные виды труда имеют различные меновые стоимости. Делать меновую стоимость мерой меновой стоимости — значит создавать порочный круг, так как изменяющаяся меновая стоимость сама нуждается в мере. Это возражение сводится к следующей проблеме: Дано рабочее время в качестве имманентной меры меновой стоимости; развить на этой основе заработную плату. Учение о наёмном труде даёт на это ответ.

Во-вторых. Если меновая стоимость продукта равна содержащемуся в нём рабочему времени, то меновая стоимость рабочего дня равна его продукту. Другими словами, заработная плата должна быть равна продукту труда. Между тем в действительности имеет место обратное. Ergo, это возражение сводится к проблеме: каким образом производство на базе меновой стоимости, определяемой исключительно рабочим временем, приводит к тому результату, что меновая стоимость труда меньше, чем меновая стоимость его продукта? Эту проблему мы решаем в исследовании капитала»[205].

Решение проблемы неравенства между меновой стоимостью труда и стоимостью его продукта было показано выше, где говорилось о том, что стоимость продукта труда состоит из совокупности стоимости факторов производства, основными из которых являются живой труд, предмет труда и средство труда. Отсюда ясно, почему заработная плата не может и не должна быть равна продукту труда. Производство на базе меновой стоимости приводит к тому результату, что меновая стоимость труда меньше, чем меновая стоимость его продукта лишь тогда, когда под меновой стоимостью труда подразумевается меновая стоимость живого труда. Если же под меновой стоимостью труда подразумевается меновая стоимость труда вообще, т. е. совокупная стоимость живого и неживого труда, затраченного на производство товара, то здесь должно

-217-

соблюдаться равенство между меновой стоимостью труда и меновой стоимостью его продукта. Недоосознание Марксом разницы между живым трудом и трудом вообще при определении стоимости товара и привело его к выводу (для тех, кто помнит, повторяю, кто не помнит, напоминаю): то обстоятельство, что дневное содержание рабочей силы стоит только половину рабочего дня, между тем как рабочая сила может действовать, работать целый день, что поэтому стоимость, создаваемая потреблением рабочей силы в течение одного дня, вдвое больше, чем её собственная дневная стоимость, есть лишь особое счастье для покупателя рабочей силы, но не составляет никакой несправедливости по отношению к продавцу рабочей силы (см. выше).

Коли труд есть мера стоимости, то, разумеется, «делать меновую стоимость мерой меновой стоимости — значит создавать порочный круг, так как измеряющая меновая стоимость сама нуждается в мере». Определить стоимость труда трудом действительно невозможно. Но это возражение служит зыбким основанием для отказа труду в принадлежности к товару и придания мнимости выражению «стоимость труда». Тут впору вспомнить, что первый сознательный, почти тривиально ясный анализ меновой стоимости, сводящий её к рабочему времени, мы находим у Франклина. Дальше — больше. «Давид Рикардо выработал четкое определение стоимости товара рабочим временем и показал, что этот закон господствует также и над буржуазными производственными отношениями, на первый взгляд более всего противоречащими ему». Именно «Рикардо в качестве завершителя классической политической экономии наиболее последовательно сформулировал и развил определение меновой стоимости рабочим временем»[206]. Но поскольку в условиях недоосознания разницы между живым трудом и трудом вообще при определении стоимости товара определение стоимости товара рабочим временем противоречило практике начисления заработной платы, постольку Марксу требовалась иная мера стоимости, чем рабочее время. И он вопреки и родоначальнику определения меновой стоимости товара рабочим временем, и завершителю классической политической экономии, наиболее последовательно сформировавшему и развившему определение меновой стоимости товара рабочим временем, стал использовать труд в качестве меры стоимости. Это было тем более легко сделать, что, как признался Энгельс, «...из теории стоимости Рикардо можно, кроме того, делать ещё и другие выводы, и это было сделано. Стоимость товаров определяется необходимым для их производства трудом... Но рикардовское

-218-

определение стоимости, несмотря на свои зловещие свойства, имеет одну сторону, которая делает его милым сердцу добропорядочного буржуа. Оно с необоримой силой взывает к чувству справедливости. Справедливость и равенство прав — таковы основные устои, на которых буржуа XVIII—XIX веков хотел бы воздвигнуть себе общественное здание на развалинах феодальных несправедливостей, неравенств и привилегий. Определение же стоимости товара трудом и совершающийся на основании этой меры стоимости свободный обмен продуктов труда между равноправными товаровладельцами — таковы, как уже доказал Маркс, реальные основы, на которых строится вся политическая, юридическая и философская идеология современной буржуазии. Раз установлено, что труд есть мера стоимости товара, то добропорядочный буржуа должен чувствовать себя глубоко оскорбленным в своих лучших чувствах, в бесчестности этого мира, который, правда, признает этот основной закон справедливости на словах, на деле же, по-видимому, ежеминутно бесцеремонным образом им пренебрегает»[207].

Тем самым, не желая того, из-за нехватки знания своего времени о труде Маркс, по большому счёту, был вынужден солидаризироваться с теми, кто выдвигал труд в качестве меры стоимости, кто отрицал принадлежность труда к товару, — забыв разве что о Прудоне, хотя и мог бы вспомнить его, как Гамлет — «бедного Йорика». Не иначе как по большому счёту, ибо до конца дней своих Маркс так и не определился окончательно в выборе меры стоимости между рабочим временем и трудом. Даже в «Капитале» у него нет четкости в этом вопросе. Полагаю, нет надобности повторно указывать номер страницы «Капитала», на которой Маркс говорит следующее: «Итак, величина стоимости данной потребительной стоимости определяется лишь количеством труда, или количеством рабочего времени, общественно необходимого для её производства. Каждый отдельный товар в данном случае имеет значение лишь как средний экземпляр своего рода. Поэтому товары, в которых содержатся равные количества труда или которые могут быть изготовлены в течение одного и того же рабочего времени, имеют одинаковую величину стоимости» (см. выше). Очевидно, что Маркс отождествлял труд не только с рабочей силой, но и (а также) с рабочим временем. Дабы избежать повтора большинства, если не всего, сказанного ранее о нетождественности труда и рабочей силы применительно к рабочему времени, я говорю: смотри выше. Продолжим же мы, читатель, с рассуждения Маркса: «Как количественное бытие движения есть время, точно так же количественное бытие

-219-

труда есть рабочее время. Различие в продолжительности самого труда является единственным различием, свойственным ему, предполагая данным его качество. Как рабочее время труд получает свой масштаб в единственных мерах времени, часах, днях, неделях и т. д. Рабочее время суть живое бытие труда, безразличное по отношению к его форме, содержанию, индивидуальности; оно является живым количественным бытием труда и в то же время имманентным мерилом этого бытия»[208].

Неверно, что количественное бытие движения есть время. Последнее абсолютно непригодно для измерения количества бытия движения. Движение суть взаимодействие материальных объектов и смена их состояний, которые вызываются этим взаимодействием. Взаимодействие материальных объектов и смена их состояний может протекать быстро или медленно. Мерой длительности этих процессов и является время. Иными словами, время есть мера длительности движения, а не количественного бытия движения. Это во-первых.

Во-вторых, неверно, что рабочее время является живым количественным бытием труда. В соответствии с вышесказанным время вообще и рабочее время в частности есть мера длительности труда, а не живого количественного бытия труда. В силу ряда причин длительность труда может равняться 12 часам. Что касается количества труда, то ни при каких обстоятельствах оно не может равняться 12 часам. Определять количество труда рабочим временем — это всё равно что определять количество дождя дождевым временем. Допустим, дождь длился 12 часов. Спрашивается: какое количество дождя выпало на землю в течение 12 часов дождя? Тот, кто скажет: «В течение 12 часов дождя на землю выпало 12 часов дождя», — непременно сойдет за дурака. Так почему же тогда тот, кто на вопрос «какое количество труда содержится в товаре, изготовленном в течение 12 часов труда?» даёт ответ: «В товаре, изготовленном в течение 12 часов, труда содержится 12 часов труда», — непременно сходит за умного??

Не видя этой проблемы в «К критике политической экономии», Маркс переносит её в «Капитал». «Итак, потребительная стоимость, или благо, имеет стоимость лишь потому, что в ней овеществлён, или материализован, абстрактно человеческий труд. Как же измерить величину её стоимости? Очевидно, количеством содержащегося в ней труда, этой «созидающей стоимость субстанции». Количество самого труда измеряется его продолжительностью, рабочим временем, а рабочее время находит, в свою очередь, свой масштаб в определённых долях времени, каковы: час, день и т. д.»[209]. Стало быть, говоря

-220-

по Марксу, стоимость рабочей силы, потребляемой капиталистом в течение 12 часов, равна 12 часам труда. Сказав это почти в начале «Капитала», в дальнейшем Маркс на протяжении всего «Капитала» противоречит сам себе, сводя стоимость рабочей силы к половине рабочего дня.

Поскольку труд, опять-таки по Марксу, не имеет стоимости, постольку выражение «12 часов труда» есть выражение «12 часов труда». Не более того! Сказав «стоимость рабочей силы, потребляемой капиталистом в течение 12 часов равна 12 часам труда», мы ни на шаг не продвинулись в познании величины стоимости рабочей силы, потребляемой капиталистом в течение 12 часов. В данных обстоятельствах, не зная стоимости труда, нельзя определить стоимость рабочей силы. Маркс осознал это ближе к концу первого тома «Капитала». Об это-то он и споткнулся при рассмотрении господствующих основных форм заработной платы своего времени. Как помнит читатель, именно тогда Маркс привёл формулу вычисления стоимости одного часа труда и сформулировал общий закон определения размера подённой или понедельной, а точнее говоря, повремённой заработной платы в зависимости от цены труда.

Используя две меры стоимости товара, Маркс жонглирует ими по своему усмотрению. Чередуя их, он вынужден ходить по кругу. Его пояснение: «Для понимания определения меновой стоимости рабочим временем необходимо придерживаться следующих основных положений: сведение труда к простому, так сказать, бескачественному труду; специфический способ, благодаря которому труд, создающий меновую стоимость, стало быть, производящий товары, является общественным трудом; наконец, различие между трудом, поскольку он имеет своим результатом потребительные стоимости, и трудом, поскольку он имеет своим результатом меновые стоимости. Чтоб измерять меновые стоимости товаров заключающимся в них рабочим временем, нужно свести различные виды труда к лишенному различий однородному, простому труду, — короче, к труду, который качественно одинаков и различается поэтому лишь количественно»[210], — только увеличивает размер круга, но не даёт выйти из него. Находясь меж двух мер определения стоимости товара — определением стоимости товара количеством содержащегося в нём труда, общественно необходимого для его изготовления, с одной стороны, и определением стоимости товара количеством рабочего времени, общественно необходимого для его изготовления, с другой стороны, — Маркс не видит между ними никакой разницы. Для нас, читатель, познавших сущ-

-221-

ность труда и много других научных истин, неведомых Марксу, эти меры определения стоимости товара различны. Одно дело — определять стоимость товара количеством содержащегося в нём труда, общественно необходимого для его изготовления, и другое дело — определять стоимость товара рабочим временем, общественно необходимым для его изготовления.

Непреодолимые трудности, с которыми столкнулся Маркс при определении стоимости товара трудом (полагаю, нет надобности уточнять, что речь идёт о труде общественно необходимом для изготовления товара), были показаны выше достаточно обстоятельно, чтобы сделать вывод о непригодности труда в качестве меры стоимости. Кто до сих пор этого не понял, тому уже ничем не поможешь.

Что касается определения стоимости товара рабочим временем (полагаю, и здесь нет надобности уточнять, что речь идёт о рабочем времени, общественно необходимом для изготовления товара, хотя правильнее было бы сказать — времени, а не рабочем времени, но об этом позже), то, судя по всему, основной причиной отказа Маркса от использования рабочего времени в качестве действительной меры стоимости товара является упомянутое им выше «неопровержимое» для своего времени возражение относительно неравенства заработной платы стоимости продукта труда. «Это возражение, — поясняет Маркс в сноске, — выдвинутое против Рикардо буржуазными экономистами, впоследствии было подхвачено социалистами. Предполагая теоретическую верность этой формулы, они обвинили практику в том, что она противоречит теории, и призывали буржуазное общество осуществить на практике мнимый вывод из его теоретического принципа»[211].

Как известно, в «К критике политической экономии» Маркс анонсировал решение проблемы неравенства стоимости продукта, измеряемого рабочим временем, меновой стоимости рабочего дня, в исследовании капитала. Известно и то, как оно им было реализовано. Да простит меня читатель, но я вынужден повторить суть Марксова решения: то обстоятельство, что дневное содержание рабочей силы стоит только половину рабочего дня, между тем как рабочая сила может действовать, работать целый день, что поэтому стоимость, создаваемая потреблением рабочей силы в течение одного дня вдвое больше, чем её собственная дневная стоимость, есть лишь особое счастье для покупателя рабочей силы, но не составляет никакой несправедливости по отношению к продавцу рабочей силы. При всей однозначности данного моего утверждения во избежание кривотолков и недоразумений

-222-

обратимся, читатель, к сказанному по этому поводу самим Марксом:

«Как стоимость труда есть лишь иррациональное выражение для стоимости рабочей силы, то само собой понятно, что стоимость труда всегда должна быть меньше, чем вновь созданная трудом стоимость, потому что капиталист всегда заставляет рабочую силу функционировать дольше, чем это необходимо для воспроизводства её собственной стоимости. В приведенном выше примере стоимость рабочей силы, функционирующей в течение 12 часов, равна 3 шилл. — стоимости, для воспроизводства которой рабочая сила должна функционировать 6 часов. Между тем вновь созданная стоимость равна 6 шилл., так как фактически рабочая сила функционировала 12 часов, а вновь созданная ею стоимость зависит не от её собственной стоимости, а от продолжительности её функционирования. Мы получаем, таким образом, тот на первый взгляд нелепый результат, что труд, создающий стоимость в 6 шилл., сам обладает стоимостью в 3 шиллинга»[212]. Сказав это, Маркс делает сноску: «Ср. «К критике политической экономии». Берлин, 1859. С. 40, где я заявляю, что исследование капитала должно разрешить следующую проблему: «Каким образом производство на базе меновой стоимости, определяемой исключительно рабочим временем, приводит к тому результату, что меновая стоимость труда меньше, чем меновая стоимость его продукта»[213]. Очевидно, что два различных мнения тут неуместны.

Итак, в обоснование теоретической неверности формулы Рикардо Маркс полагает, что «стоимость труда, как иррациональное выражение для стоимости рабочей силы, всегда должна быть меньше, чем вновь созданная трудом стоимость». В одном из разделов этой книги была показана несостоятельность данного Марксова положения. Чего там не было сказано, так это то, почему стоимость труда (по Марксу — рабочей силы) всегда должна быть меньше, чем созданная трудом (по Марксу — рабочей силой) стоимость. Теперь выясняется, что стоимость труда (по Марксу — рабочей силы) всегда должна быть меньше, чем созданная трудом (по Марксу — рабочей силой) стоимость, потому что капиталист всегда заставляет рабочую силу функционировать дольше, чем это необходимо для воспроизводства её собственной стоимости. Как и при решении вопроса неравенства величины заработной платы стоимости продукта труда, Маркс заблуждается, приводя теорию в соответствие с практикой, лишь исходя из видимости вещей, ибо здесь тот самый случай, когда вещь в своём проявлении представляется в извращённом

-223-

виде. Стоимость труда никогда не должна быть меньше, чем созданная трудом стоимость. Отклонение стоимости труда от созданной трудом стоимости есть нарушение закона сохранения и превращения энергии, который гласит: энергия не создаётся и не исчезает, а лишь передаётся от одного тела к другому или превращается из одной формы в другую в равных количествах. Существующее на практике отклонение стоимости труда от вновь созданной трудом стоимости носит не объективный, а субъективный характер. Капиталист не может заставить рабочую силу функционировать дольше, чем это необходимо для воспроизводства её собственной стоимости, а точнее говоря, чем это необходимо для её воспроизводства, поскольку она (рабочая сила) не в состоянии функционировать дольше своей возможности. В процессе труда она может израсходовать столько энергии, сколько имеет сама. Не более того! Отсюда ясно как день, почему, говоря языком Маркса, рабочая сила не может быть источником стоимости, притом большей стоимости, чем имеет сама. Неверность Марксова положения — «следовательно, действием рабочей силы не только воспроизводится её собственная стоимость, но и производится кроме того избыток стоимости» — более чем очевидна. Особенно рельефно в свете вышесказанного выступает Марксово утверждение: «Второй период процесса труда — тот, в течение которого рабочий работает уже за пределами необходимого труда, — хотя и стоит ему труда, затраты рабочей силы, однако не образует никакой стоимости для рабочего. Он образует прибавочную стоимость, которая прельщает капиталиста всей прелестью созидания из ничего»[214].

Разумеется, неверно, что стоимость труда всегда должна быть меньше, чем вновь созданная трудом стоимость; что труд, создающий стоимость в 6 шилл., сам обладает стоимостью в 3 шиллинга; что второй период процесса труда рабочий работает уже за пределами необходимого труда; что хотя этот, указанный Марксом, второй период труда и стоит рабочему труда, затраты рабочей силы, однако не образует никакой стоимости для рабочего; что прибавочная стоимость создаётся из ничего. Так, делая одну ошибку за другой, Маркс получает нелепый результат и выдаёт его за истину. Обо всем этом достаточно основательно речь шла выше — и, замечу, не в пользу Маркса. Не вижу необходимости задерживаться на сказанном, а потому перехожу к разговору о рабочем времени как мере стоимости.

Для начала приведу расширенное определение стоимости товара, данное Марксом. «Итак, величина данной потре-

-224-

бительной стоимости определяется лишь количеством труда или количеством рабочего времени, общественно необходимого для её изготовления. Каждый отдельный товар в данном случае имеет значение лишь как средний экземпляр своего рода. Поэтому товары, в которых содержатся равные количества труда или которые могут быть изготовлены в течение одного и того же рабочего времени, имеют одинаковую величину стоимости. Стоимость одного товара относится к стоимости другого товара, как рабочее время, необходимое для производства первого, к рабочему времени, необходимому для производства второго. «Как стоимости все товары суть лишь определённые количества застывшего рабочего времени»[215]. В высшей степени примечателен тот факт, что последнее предложение, заключенное Марксом в кавычки, взято им из «К критике политической экономии», где буквально перед этим написано: «Рабочее время, овеществлённое в потребительных стоимостях товаров, составляет субстанцию, делающую их меновыми стоимостями и поэтому товарами, равно как измеряет определённые величины их стоимостей. Соотносительные количества различных потребительных стоимостей, в которых овеществлено одинаковое рабочее время, суть эквиваленты, или все потребительные стоимости суть эквиваленты в тех пропорциях, в каких они заключают одинаковые количества затраченного, овеществлённого рабочего времени»[216]. И только вслед за этим Маркс пишет: «Как стоимости все товары суть лишь определённые количества застывшего рабочего времени» (там же). К чему я это? А всё к тому же: несмотря на переработку «К критике политической экономии», сделанную им в «Капитале», Маркс не смог «избавиться» от использования рабочего времени в качестве меры стоимости. Но рабочее время как мера стоимости не отвечало требованию Маркса, а потому для преодоления трудностей, возникавших при использовании рабочего времени в качестве меры стоимости, он дополнительно ввёл новую меру стоимости: труд. Это привело Маркса в «Капитале» к тому, что в потребительных стоимостях овеществлено не рабочее время, а труд; что субстанцией, созидающей стоимость, является не рабочее время, а труд; что как меновые стоимости все товары не суть лишь определённые количества застывшего рабочего времени, а суть лишь простые сгустки человеческого труда и т. д. и т. п. (см. выше). Преодолевая одни трудности с помощью труда в качестве меры стоимости, Маркс сталкивался с другими, которые в свою очередь преодолевались им с помощью рабочего времени в качестве меры стоимости.

-225-

Если в конце XIX — начале XX века данное обстоятельство и не имело какого-либо значения из-за множественности, глубины и широты вопросов, поднятых Марксом и Энгельсом, то по мере теоретического осмысления и практического воплощения оных в ряде случаев стали видны не только мелкие изъяны, но и грубые промахи основоположников марксизма. Труд как мера стоимости — один из них.

Итак, труд не является мерой стоимости. Отныне он вскрывает свою товарную форму и обнаруживает стоимость. Ему больше незачем уродливо ютиться под личиной рабочей силы. Рабочий продаёт свой труд капиталисту, а последний платит ему заработную плату за его труд лишь частично. Другую часть заработной платы, представляющую собой стоимость неоплаченного труда рабочего, капиталист забирает себе, ибо неоплаченный труд есть условие существования капиталиста. Капитал — это украденная, называя вещи своими именами, насильственно и безвозмездно присвоенная часть стоимости труда рабочего.

Марксово деление дневного труда рабочего на необходимый труд и прибавочный труд ошибочно, ибо подобного деления труда в эксплуататорском обществе не существует. Теоретически данная Марксова ошибка безобидна, практически — вредна и опасна, поскольку придаёт эксплуатации видимость законности. Маркс этого явно не понимает и потому всячески стремится обосновать наличие прибавочного труда. На это мной уже было указано выше, но тем не менее поскольку мы, читатель, вновь вышли на этот разговор, остановимся здесь поподробнее. Тем более что Маркс неоднократно возвращается к этой теме. Цитирую:

«Если рабочий всё имеющееся в его распоряжении время вынужден затрачивать на производство необходимых жизненных средств для себя и своей семьи, то у него, конечно, не останется времени для безвозмездного труда в пользу третьих лиц. Таким образом, пока производительность труда не достигла определённого уровня, в распоряжении рабочего нет времени для безвозмездного труда, а пока у него нет такого времени, невозможен прибавочный труд, невозможны, следовательно, и капиталисты; но в таких условиях невозможны также рабовладельцы, феодальные бароны, одним словом — какой бы то ни было класс крупных собственников. Таким образом, — продолжает Маркс с красной строки, — можно говорить о естественном базисе прибавочной стоимости, но лишь в том совершенно общем смысле, что в природе нет какого-либо абсолютного препятствия, мешающего одному человеку сложить с себя и переложить на другого труд,

-226-

необходимый для поддержания его собственного существования»[217].

Не правда ли, знакомая опера? И потом, как тут не вспомнить то обстоятельство, что дневное содержание рабочей силы стоит только половину рабочего дня, между тем как рабочая сила может действовать, работать целый день, что поэтому стоимость, создаваемая потреблением рабочей силы в течение одного дня, вдвое больше, чем её собственная дневная стоимость, есть лишь особое счастье для покупателя рабочей силы, но не составляет никакой несправедливости по отношению к продавцу рабочей силы. А тут ещё... естественный базис прибавочной стоимости. С такими предпосылками прямая дорога к теории прибавочной стоимости во главе с рабочей силой. Трудно сказать, где здесь причина, а где следствие. Ясно одно, теперь уже это можно смело утверждать: прибавочная стоимость обязана своим происхождением не рабочей силе, а труду. Заодно ликвидируется такое противоречие, обнаруженное у Маркса, как «стоимость создаётся трудом, а прибавочная стоимость — рабочей силой».

На самом деле дневной труд рабочего в эксплуататорских обществах делится исключительно на оплаченный труд и неоплаченный труд. Имеется множество причин, по которым прибавочному труду нет места ни при рабовладельческом, ни при феодальном, ни при капиталистическом способах производства. Укажу лишь на две их них.

1. Становление эксплуататорского способа производства во многом стало возможно благодаря, кроме всего прочего, прибавочному продукту. Не вдаваясь в историю последнего (хотя тема, безусловно, интересная, а я знаю, о чём говорю, т. к. она мной уже отработана — и, надо сказать не в пользу отечественных учёных-обществоведов), следует отметить, что он есть результат прибавочного труда. Прибавочный труд был свойствен человеку ещё в эпоху первобытного способа производства. Его назначение состояло в производстве жизненных средств первобытного человека сверх минимально необходимого ему уровня. Удовлетворив свои насущные потребности, первобытные люди продолжали трудиться по личной инициативе, добровольно, без насилия со стороны себе подобного. Ведя коллективный образ жизни, каждый из них, выражаясь по-современному, работал не только за себя, но и «за того парня», в надежде, что когда-нибудь кто-нибудь отработает и за него. Но вот настало время, когда кое-кто из «тех парней» решил, что можно и нужно жить, ничего не делая. Оставалось найти того, кто бы работал за тебя по гроб жизни. А поскольку никто не хотел работать даром на чужого

-227-

дядю, от которого нет никакой пользы, постольку задача дяди состояла в том, чтобы заставить кого-либо работать на себя. Такова краткая предыстория эксплуатации. С возникновением эксплуатации изменился и характер труда эксплуатируемого: он перестал делиться на необходимый труд и прибавочный труд. Последний исчез вместе с исчезновением своей основы — добровольности. Став принудительным, прибавочный труд принял форму неоплаченного труда.

2. Прибавочный труд есть проявление внутренней потребности человека. Из всех существовавших до сих пор способах производства прибавочный труд имел место быть только там, где характерной особенностью отношений между людьми, особенно в сфере производства материальных благ, были коллективизм, взаимовыручка и сотрудничество, основанные на общенародной собственности. Это первобытный и социалистический способы производства. Поскольку в эксплуататорском обществе характерной особенностью отношений между людьми, особенно в сфере производства материальных благ, являются индивидуализм, господство и подчинение, основанные на частной собственности, постольку прибавочный труд чужд и рабовладельческому, и феодальному, и капиталистическому способам производства. Именно частная собственность позволяет одному человеку сложить с себя и переложить на другого труд, необходимый для поддержания его собственного существования. В эксплуататорском обществе весь дневной труд рабочего представляет собой необходимый труд. Одна часть дневного труда рабочего необходима ему самому для поддержания своей собственной жизнедеятельности, другая часть дневного труда рабочего необходима эксплуататору для поддержания его жизнедеятельности. Так как та часть труда, которая необходима для поддержания жизнедеятельности самого рабочего, оплачивается, то она и называется оплаченным трудом. А так как та часть труда, которая необходима для поддержания жизнедеятельности эксплуататора не оплачивается, то она и называется неоплаченным трудом.

Нет прибавочного труда — нет прибавочной стоимости. Следовательно, естественного базиса прибавочной стоимости не существует. Тот совершенно общий смысл, в котором Маркс говорит о естественном базисе прибавочной стоимости, совершенно не выдерживает критики. Препятствие, мешающее одному человеку сложить с себя и переложить на другого труд, необходимый для поддержания его собственного существования, имеет совершенно косвенное отношение к разговору о естественном базисе прибавочной стоимости.

-228-

Исходя из этого, нам, читатель, совершенно незачем и далее углубляться в этом направлении. Полагаю, вышесказанного совершенно достаточно для уяснения сути.

Вернёмся, однако, к «нашим баранам». Труд не является мерой стоимости, сказал я ранее. Мерой стоимости является время или, чтобы пока было понятней, — рабочее время, говорю я теперь. Соответственно стоимость товара определяется не количеством труда, общественно необходимого для его изготовления, а определяется количеством рабочего времени, общественно необходимого для его изготовления. Не труд, а рабочее время представляет собой то общее, что заключено в различных товарах. Как правильно заметил Маркс в «К критике политической экономии», «труд отдельного человека, чтобы иметь своим результатом меновую стоимость, должен иметь своим результатом всеобщий эквивалент, т. е. должен выразить рабочее время отдельного человека в качестве всеобщего рабочего времени или выразить всеобщее рабочее время в качестве рабочего времени отдельного лица»[218]. Заметил, но, отягощенный решением насущных вопросов своего времени, не придал этому должного значения. Не узрев главного, Маркс легко проходит мимо «второстепенного»: «Подобно тому как фунт железа и фунт золота, несмотря на их различные физические и химические свойства, представляют один и тот же вес, точно так же потребительные стоимости двух товаров, содержащих одинаковое рабочее время, представляют одну и ту же меновую стоимость. Таким образом, меновая стоимость выступает как общественная определённость потребительных стоимостей, как определённость, по природе присущая им как вещам, и благодаря которой они в процессе обмена точно так же замещают друг друга в определённых количественных отношениях и составляют эквиваленты, как простые химические вещества, соединяясь в определённых количественных отношениях, составляют химические эквиваленты»[219].

Труд, который, чтобы иметь своим результатом меновую стоимость, должен иметь своим результатом всеобщий эквивалент в виде всеобщего рабочего времени, абсолютно непригоден в качестве меры стоимости. Так же и меновая стоимость, выступающая как общественная определённость потребительных стоимостей, как определённость, по природе присущая им как вещам, отрицает труд в качестве созидателя стоимости субстанции. И там и тут речь может идти только о времени или, чтобы опять-таки было понятно, о рабочем времени. Рабочее время, овеществлённое в потребительных стоимостях товаров, будучи субстанцией, делающей их мено-

-229-

выми стоимостями и поэтому товарами, действительно дана как определённость, присущая им как вещам. Тем самым преодолеваются непреодолимые преграды, вставшие перед Марксом при определении стоимости, скажем, произведения искусства, количеством содержащегося в нём труда. Посредством рабочего времени как меры стоимости выражается не только стоимость любого товара сегодняшнего дня, но и дня вчерашнего. Возьмём, к примеру, труд одного из выдающихся русских художников И. Е. Репина. Как оценить стоимость его картины «Бурлаки на Волге»? По Марксу — количеством труда, общественно необходимого для её изготовления.

Репин писал картину «Бурлаки на Волге» четыре года — с 1870 по 1873 г. Исходя из Марксовой теории прибавочной стоимости, для поддержания жизнедеятельности Репина в процессе её написания достаточно половины указанных рабочих лет, т. е. 2 года. Другая половина идёт на поддержание жизнедеятельности эксплуататора, снабжавшего Репина красками и прочими необходимыми для написания данной картины материалами. Дело не меняется, даже если Репин сам себя снабжал средствами производства, выступая в одном лице и покупателем и продавцом рабочей силы. Хоть верть, хоть круть, а 4 года труда должны обеспечить его жизнедеятельность минимум как в течение этих 4 лет. Затем, дабы не умереть с голоду, он должен приступить к очередной картине.

Не будем мелочиться и допустим, что денег, вырученных от продажи картины «Бурлаки на Волге», Репину хватило на безбедное существование до конца его жизни. Опуская подробности жизни самой картины в бытность Репина, как-то перепродажа и т. д. и т. п., обратимся к её истории уже после его смерти. И что же мы, читатель, видим? Мы видим, что она многократно подорожала по сравнению с первоначальной стоимостью. При определении стоимости товара количеством содержащегося в нём труда такое возможно в случае увеличения труда, потраченного на изготовление товара. Не хочу пугать читателя, но «получается», что Репин, находясь на том свете, продолжает работать над картиной, оставленной им на этом свете. Да так активно, что, судя по росту стоимости картины «Бурлаки на Волге», выходит, он вложил в неё уже после своей смерти многократно больше труда, чем при жизни. И не он один. Как пишет газета «Труд»: «За последние несколько лет цены на картины Саврасова, Шишкина, Серова, Левитана выросли в пять раз. Особенно высоко котируется Айвазовский. Его картины, говорят, продаются по цене 1000 долларов (долларов США. — В. К.) за квадратный сантиметр»[220]. По данным этой же газеты, старые конфетные коробочки от

-230-

монпансье сейчас стоят до 150 долларов США, т. е. больше средней месячной заработной платы по России. Да что там картины или старые конфетные коробочки от монпансье, когда поношенные носки, трусы и прочие части одежды знаменитостей, в особенности из числа певцов и киноактеров, продаются на аукционах в тысячу и более раз дороже своей себестоимости. И чем дырявее или вонючее носки, трусы или другая часть одежды знаменитости — тем дороже. Так, 22 июля 2003 г., на московском аукционе затертая кепка Лужкова, мэра города Москвы, была выставлена на продажу за 500 долл. США. По российским меркам это 16 тысяч рублей, или полугодовая заработная плата одного человека. Синее платье Моники Левински, ставшей знаменитостью после всемирного скандала относительно её минетной связи с президентом США Биллом Клинтоном, с так называемым пятном от спермы последнего оценивается в 16 (шестнадцать!) миллионов рублей, или, по-другому, в 500 тыс. (пятьсот тысяч!) долл. США. К слову сказать, отечественные апологеты капитализма молчали, молчат и будут хранить молчание о том, как Билл кончил с Моникой. Зато то и дело судачат о троекратном поцелуе Брежнева... Не знаю, чего здесь больше: холуйства или ... Некоторый свет проливает на это событие, произошедшее с приездом Билла Клинтона в Москву в разгар скандала вокруг его порочной связи с Моникой. На приём в честь приезда президента США Билла Клинтона была приглашена отечественная элита. В числе прочих был и губернатор Саратовской области Аяцков, который после встречи с Биллом, выступая перед собравшимися журналистами и глядя в телекамеры, широко улыбаясь, сказал следующее (за текст не ручаюсь, а только за его содержание): «Вот такой парень этот Билл! — И показал большим пальцем вверх. — Чем там недовольна Моника, не знаю». Аяцков был явно доволен. Только вот чем? И это демонстрировалось по телевизору, да к тому же, надо полагать, не только у нас в стране.

На этом «чертовщина» не заканчивается. Всякий товар с течением времени при неизменности качества и количества вложенного в него труда имеет свойство не только дорожать, но и обесцениваться. Та же картина Репина «Бурлаки на Волге» нынче претерпевает не лучшие времена. Виной тому происходящая в настоящее время смена общественно-политического строя в России с социализма на капитализм. С начала правления в стране демократов, пришедших к власти под лозунгом капитализации России, стоимость «Бурлаков на Волге» не только перестала расти, но и пошла вспять. А всё потому, что, как правильно заметили Маркс и Энгельс в со-

-231-

вместном черновике «Немецкая идеология», «...тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть в то же время и его господствующая духовная сила»[221]. С установлением в стране общественных отношений, основанных на господстве маленькой кучки людей над огромным большинством, т. е. оставшейся частью общества, стало дурным тоном говорить о тяжёлом труде наёмного рабочего. Современную политическую и экономическую силу российского общества не интересуют жизнь и быт простого народа. Её интересует получение сверхприбыли за счёт минимальных издержек на оплату труда наёмного рабочего. Сегодня, как и до Октябрьской социалистической революции 1917 года, слово рабочий ассоциируется со словами «чернь», «быдло» и тому подобными. Рабочий — значит, сам дурак. Реалии сегодняшнего дня таковы, что вор, убийца, наркоман и проститутка по статусу стоят выше рабочего. При таких обстоятельствах не стоит удивляться тому, что такие произведения Репина, как: «Бурлаки на Волге», «Отказ от исповеди», «Арест пропагандиста», равно и произведения других художников на эти темы, отправляются в запасники музеев, мастерских и выставочных залов. У сегодняшнего политически и экономически господствующего класса российского общества спрос на такие картины, как «Клятва преступника», «Арест киллера», «Исповедь грешника». В последнем случае возможны варианты: «Исповедь бывшего коммуниста» с Ельциным со свечкой и «Исповедь коммуниста» с Зюгановым со свечкой. Уверен, обе эти картины однозначно будут в большой цене, по крайней мере, с точки зрения истории.

Одновременно со сменой морали, нравственных ценностей и идеалов общества, проводимой в стране господствующей в ней сегодня материальной и духовной силой, из запасников музеев, мастерских и выставочных залов извлекаются «подзабытые» картины, а ранее малозначащие картины вдруг приобретают высокую стоимость. Приведу характерный пример. Недавно в связи с «реанимацией» в структуре государственной власти страны такого органа, как Госсовет, в Москве, прошла выставка, посвященная истории Госсовета России. Её главным экспонатом стала картина Репина: «Торжественное заседание Государственного Совета», доставленная в столицу из Русского музея в Санкт-Петербурге. Она была написана в 1901 году по заказу, инициированному рядом высокопоставленных членов царского Госсовета к столетию со дня его учреждения (исторической справедливости ради необходимо отметить, что в 1801 года был издан лишь указ об учреждении Непременного совета, и только 1 января 1810 года

-232-

был издан манифест об упразднении Непременного совета и создании Государственного совета). Так вот, данная картина, в своё время написанная Репиным за копейки, сегодня имеет страховую стоимость 400 милл. (четыреста миллионов!) рублей. В переводе на доллары США это 12 миллионов долларов. Для сравнения: в 1867 году, за 34 года до выхода в свет картины Репина «Торжественное заседание Государственного Совета», т. е. при жизни самого Репина (он тогда учился в Академии художеств), Россия продала Соединенным Штатам Америки свои северные территории (Аляску и прилегающие острова) всего за 7 (семь) миллионов 200 тысяч долларов США.

В чём дело? Почему при неизменности труда, израсходованного на изготовление картины «Бурлаки на Волге» (труд на её хранение, реставрацию, организацию выставки и прочее оставляем без внимания по причине мизерности относительно возросшей стоимости картины) стоимость последней выросла в несколько раз?

Ответ получится сам собой при ответе на другой вопрос: что есть в товаре такого, что имеет для человека непреходящее значение? Просто так, без причины ничего не происходит. Значит, для самовозрастания стоимости товара, т. е. увеличения стоимости товара без дополнительного его опосредования человеческим трудом, в нём должно быть нечто, что, при прочих равных условиях будучи неизменным, имеет свойство влиять на стоимость товара.

Труд явно не подходит на эту роль. Он не только не постоянен, но ещё и конечен, и обратим. Сегодня легко можно сделать копию картины «Бурлаки на Волге», написать аналогичную картину с аналогичным названием или написать новую картину под названием «Бурлаки на Каме». Очевидно, что и в первом, и во втором, и в третьем случае стоимость картин будет невысока. За редким исключением подобная картина покроет понесенные художником издержки на краску, холст и т. д., включая необходимые ему жизненные средства. Чаще всего она будет художнику в убыток. Именно потому, что материал на эту тему, этот сюжет, эта техника написания картины уже отработаны Репиным и посему нет нужды заново «изобретать велосипед», картина «Бурлаки на Волге» как произведение искусства единственна в своём роде.

Иначе обстоит дело со временем, израсходованным на изготовление товара. Время нельзя ни добавить, ни убавить, ни вернуть, ни предвосхитить. По сути, ошибочно утверждение, согласно которому тот или иной человек либо отстал от своего времени, либо опередил своё время. Выражение «отстал от своего времени» или «опередил своё время» при-

-233-

менительно к человеку не соответствует истине. Скажем, Герон Александрийский, изобрел спидометр около I века н. э., применять же его стали лишь в конце XX века н. э. Многие писатели, вроде Ж. Верна, не говоря уже о знаменитых учёных, писали о том, чего не было при их жизни, но стало реальностью после их смерти. Однако никто из них не опережал своё время. Они жили и работали в своё время, а не в какое-либо другое время. Что они опередили, так это труд своего времени. Тогда как другие занимались тем, что было свойственно их времени жизнедеятельности, Герон Александрийский, Ж. Верн и прочие частично делали то, что должно было делать будущее поколение людей, иными словами, предвосхитили труд своих потомков. Точно так же обстоит дело и с теми, кто в настоящее время, нарядившись первобытным человеком, изготавливает, допустим в целях эксперимента, с помощью камня каменные орудия труда. Нельзя сказать, что эти люди вернулись в прошлое время, во времена каменного века. Но можно и должно сказать, что они вернулись к труду людей каменного века. Время не подвержено влиянию человека, ибо оно неподвластно ему. Вот почему время, овеществлённое в потребительных стоимостях, является субстанцией, созидающей стоимость, равно как служит имманентным мерилом стоимости товара.

Важно не то, сколько труда вложено в производство данного товара, а важно то, сколько времени израсходовано на это. «В области непосредственного материального производства, — писали Маркс и Энгельс в совместном произведение «Святое семейство», — решение вопроса о том, должен ли данный предмет быть произведен или нет, т. е. решение вопроса о стоимости предмета, будет существенно зависеть от рабочего времени, требующегося для его производства. Ибо от этого времени зависит, имеет ли общество время для подлинно человеческого развития. И даже что касается духовного производства, — продолжали они с красной строки, — то разве и там, если хочешь поступать разумно, не приходится при определении объёма, характера и плана духовного произведения принимать во внимание время, необходимое для его производства? В противном случае я рискую по меньшей мере тем, что мой в идее существующий предмет никогда не превратится в предмет действительный, — следовательно, тем, что он может приобрести только стоимость воображаемого предмета, т. е. только воображаемую стоимость»[222]. Догматики, схоласты и начетники марксизма, не говоря уже о врагах марксизма, могут сколько угодно пытаться выплеснуть вместе с водой и ребенка, указывая на год выхода в свет «Свя-

-234-

того семейства». И дело даже не в том, что ни Маркс, ни Энгельс не опровергли данное своё высказывание, сделанное ими в поддержку сказанного А. Смитом и Прудоном. Просто сказанное основоположниками марксизма настолько верно, что не скажи они так в своё время, это следовало бы сделать сейчас.

Производителю товара глубоко безразлично количество труда, необходимое на производство товара. Сколько бы труда не потребовалось, его стоимость будет включена в стоимость произведенного товара. Оборачиваемость труда (даже если она и частичная из-за заниженной стоимости труда, как в эксплуататорском обществе) при соблюдении имеющихся социально-экономических условий ведёт к косвенной зависимости стоимости от количества труда.

Стоит заметить, что до сих пор отсутствует само понятие «количество труда». Не случайно трудоёмкость продукции определяется чем угодно и как угодно, но только не через труд. Невероятно, но факт: «Трудоёмкость продукции — экономический показатель, характеризующий количество рабочего времени, затрачиваемого производственными рабочими на единицу продукции или выполнение определённой работы (в секундах, минутах, часах, и рабочих днях)»[223], — гласит общепринятое определение трудоёмкости продукции. Во избежание недоразумения данная статья из «Экономического словаря-справочника» приведена мной целиком, и я могу с полным основанием утверждать, что среди понятий, используемых для выражения трудоёмкости продукции, отсутствует понятие «труд». Это определение годится, разве что для выражения времяёмкости продукции, но никак не годится для выражения трудоёмкости продукции. Трудоёмкость продукции должна показывать долю затрат труда, а не количество затраченного рабочего времени. Например, в товарном производстве, придав труду стоимостное значение, получим следующее определение трудоёмкости продукции: трудоёмкость продукции — отношение стоимости трудовых затрат ко всей стоимости продукции. Допустим, речь идёт о живом труде. Тогда трудоёмкость продукции определяется как отношение стоимости затрат живого труда ко всей стоимости продукции.

Но вернёмся к косвенной зависимости стоимости от количества труда. Так вот, в нормальных условиях существования продолжительность жизни человека в гораздо меньшей степени лимитирована количеством затраченного им труда, нежели количеством затраченного им времени. А всё потому, что время есть мера жизни человека. Всякий знает, даже если он больше ничего не знает, что он смертен. Многие, если не все, «знают» и приблизительное время наступления своей

-235-

смерти. Отсюда главным критерием жизнедеятельности человека, а значит, и осуществляемого им производства и обмена товара является время. Поэтому в эксплуататорском обществе никто и не занимается производством товара, окончательный срок выхода в свет которого превышает продолжительность жизни человека. В то же время имеется масса примеров, когда количество труда, затраченного на производство того или иного товара, значительно больше труда, общественно необходимого на его производство, и тем не менее товар, содержащий большее количество труда, продаётся по стоимости аналогичного товара, содержащего меньшее количество труда. Уже Маркс обратил на это внимание:

«Если стоимость товара определяется количеством труда, затраченного в продолжение его производства, то могло показаться, что стоимость товара тем больше, чем ленивее или неискуснее производящий его человек, так как тем больше времени требуется ему для изготовления товара. Но тот труд, который образует субстанцию стоимостей, есть одинаковый человеческий труд, затрата одной и той же человеческой рабочей силы. Вся рабочая сила общества, выражающаяся в стоимостях товарного мира, выступает здесь как одна и та же человеческая рабочая сила, хотя она и состоит из бесчисленных человеческих рабочих сил. Каждая из этих индивидуальных рабочих сил, как и всякая другая, есть одна и та же человеческая рабочая сила, раз она обладает характером общественной средней рабочей силы и функционирует как такая общественная средняя рабочая сила, следовательно, употребляет на производство данного товара лишь необходимое в среднем или общественно необходимое рабочее время. Общественно необходимое рабочее время есть то рабочее время, которое требуется для изготовления какой-либо потребительной стоимости при наличных общественно нормальных условиях производства и при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда. Так, например, в Англии после введения парового ткацкого станка для превращения данного количества пряжи в ткань требовалось, быть может, лишь половина того труда, который затрачивался на это раньше. Конечно, английский ручной ткач и после того употреблял на это превращение столько же рабочего времени, как прежде, но теперь в продукте его индивидуального рабочего часа была представлена лишь половина общественного рабочего часа, и потому стоимость этого продукта уменьшилась вдвое»[224].

Не будь Маркс пленён отождествлением труда с рабочей силой, с одной стороны, и демонстрацией непринадлежно-

-236-

сти труда к товару, с другой стороны, он бы не стал городить огород в первой части данного своего высказывания, а ограничился тем, что стоимость товара определяется количеством общественно необходимого рабочего времени, затраченного в продолжение его производства. Это во-первых.

Во-вторых, ленивость человека при прочих равных условиях никак не отражается на количестве затраченного им труда при производстве данного товара. Костюм, сшитый за один год, при прочих равных условиях будет содержать такое же количество труда, как и костюм, сшитый в общественно необходимое рабочее время, например, равное трем дням.

В-третьих, в числе производителей товаров немало трудолюбивых и искусных людей. И хотя для производства того или иного товара они и расходуют меньшее количество своего труда по сравнению с другими производителями аналогичного товара, стоимость их товара будет равна стоимости товара, созданного в общественно необходимое рабочее время, ибо не труд, а общественно необходимое рабочее время, по Марксу (время, по-нашему), читатель, лежит в основе определения стоимости товара.

Особо следует отметить, что ручное ткачество как вид общественного производства исчезло с исторической арены не потому, что требовало на единицу продукции большего количества труда по сравнению с ткацким станком, а потому, что с изобретением последнего у человека появилась возможность высвободить своё время на занятие другими делами. Уменьшение трудоёмкости товара есть лишь видимая сторона изобретения и внедрения в производство новой техники и оборудования. Можно сколь угодно снизить трудоёмкость товара, но при этом нельзя ни облегчить, ни сэкономить труд его изготовителя. За примерами далеко ходить не надо. Труд современного крестьянина, вооруженного механическими и автоматическими средствами производства, ничуть не легче труда первобытного человека. Более того, думается, последний тратил меньше труда в поисках средств пропитания, чем первый. Полагаю, никто не будет спорить, что первобытный человек не трудился в поте лица от зари до зари, обрабатывая землю или собирая урожай подобно современному крестьянину. Ни машины, ни трактора, ни комбайны, ни другое современное сельскохозяйственное оборудование не облегчило труд крестьянина. Нет ни одного вида человеческой деятельности в структуре общественного производства, где бы был облегчен или сэкономлен труд конкретного человека. Неважно обстоит дело и в домашнем быту. Несмотря на обилие бытовой техники, как-то кофемолка,

-237-

миксер, стиральная машина, бритва, пылесос, дрель, фен, газо- и электроплита, посудомоечная машина и т. д., и т. п., современный домашний труд отягощает человека не менее, а быть может, и более сильно, чем в средние или гораздо ранние века его существования. Единственное, что происходит с трудом по мере развития в обществе производительных сил и производственных отношений, так это преобразование, превращение труда из одной формы в другую в различных пропорциях: 1:1, 1:2 или ещё как-нибудь. При любом превращении или делении труда на более мелкие части его совокупная величина остаётся неизменной, т. е. равной исходному, первоначальному значению. Скажем, современный костюм содержит в себе труд 10 человек: один снимал мерку, другой кроил и прочее. Первоначально всем этим занимался один человек. Он и снимал мерку, он и кроил и прочее. И сегодня всё это может сделать один человек. Но он, как и его далекий предок, затратит сегодня на шитье одного костюма, условно говоря, 14 часов, тогда как бригада портных из 10 человек сошьет за, опять-таки условно говоря, те же 14 часов 15 костюмов. Налицо преимущество специализации, механизации и автоматизации труда. А что изменилось? Изменилась производительность труда. Только и всего. Количество труда на человека не изменилось. Как? — возможно, воскликнет читатель. — Ведь 10 человек за аналогичное время сшили 15 костюмов, а значит, на каждого из них приходится в среднем по 1,05 костюма, т. е. больше одного костюма. В том и дело, что на каждого из десяти портных приходится по 1,05 костюма, тогда как на одного портного — 1 костюм. Если бы соблюдалось равенство, то это означало, что совокупный труд 10 портных и, следовательно, труд каждого из них в отдельности меньше труда портного, сшившего костюм в одиночку. А так всё правильно, ибо тот самый недостающий труд 10 портных, полученный при равенстве количества продукции на каждого человека с обеих сторон, как раз и дополняется трудом, израсходованным этими 10 портными на тот самый костюм, который и позволил им говорить о том, что они сшили в пересчёте на одного человека больше единицы продукции, чем портной-одиночка. Таким образом, в нашем случае 0,05 костюма — это и есть доля специализации, механизации и автоматизации труда.

И это закономерно. В соответствии с ранее указанной сущностью труда, труд — основа жизнедеятельности человека. Его нельзя ни накопить, ни сэкономить. Труд, сэкономленный в одном месте, непременно выльется в другом. А всё потому, что для того чтобы жить, человек должен расходовать

-238-

и потреблять энергию, т. е. трудиться. На поддержание метаболических потребностей своего организма ему необходимо проявлять определённую степень трудовой активности, ниже и выше которой он перестает быть живым существом. Следовательно, труд, будь то ниже или выше естественных потребностей человека, свойственных ему как определённому виду животного, вредит его здоровью. Нет надобности распространяться касательно вредности чрезмерно тяжёлого труда для здоровья человека. Чего-чего, а это знает преобладающее большинство людей на Земле. Что касается вредности здоровью человека чрезмерно легкого труда (напоминаю: и там и тут под чрезмерным трудом имеется в виду труд, выходящий за рамки естественных потребностей человека, свойственных ему как определённому виду животного), то до начала прошлого века мало кто из людей вообще догадывался об этом, а в настоящее время, несмотря на некоторый рост догадывающихся о вредности чрезмерно легкого труда, мало кто из них придаёт этому серьёзное значение. «Смысл и назначение всевозможных развлечений трудоспособных (в старом понимании, пока ограничимся этим) людей, не занятых ни материальным, ни духовным производством, — писал я в «Кратком курсе истории антропогенеза», — в том и состоит, чтобы посредством физических или умственных упражнений усилить активность своей жизнедеятельности, поднять жизненный тонус дряхлеющего от безделья организма. В условиях отношения господства и подчинения в обществе одни люди бегают, прыгают и т. д. от безделья, скуки ради, другие в это же время орудуют лопатой, сохой и т. д., изнемогая от бремени невольного труда. Первые озабочены праздным времяпрепровождением за себя и за вторых, вторые — поиском средств пропитания и других жизненных благ для себя и для первых»[225].

Труд, чтобы быть полезным для организма человека, должен быть умеренным в том смысле, что не должен выходить за объективные рамки. И тем не менее умеренность труда не служит панацеей от смерти. Сколь бы ни был умеренным труд, человек умирает по истечении очень короткого — относительно существования вселенной — времени. И чем дальше, тем больше человек осознает нехватку отведённого ему природой времени на реализацию своих физических и умственных способностей. Отсюда и стремление человека экономить время, принимающее порой уродливые формы. Укажу на некоторые. Ранний брак, узаконенный государством, самое малое есть узаконение детской проституции. Одна пара из тысячи сочетавшихся до совершеннолетия, возможно, и будет счастливой. Ещё маловероятнее, чтобы союз Ро-

-239-

мео и Джульетты, вкусивших до совершеннолетия тяготы и прелести семейной жизни, явился здоровой ячейкой общества. Допустим, я ошибаюсь. Всё равно счастье 2-3 и даже 100 семей несовершеннолетних из тысячи не стоят несчастья оставшегося громадного большинства, увлеченных модой и дозволенностью. Разрешить можно всё. Главное, чтобы ответственность за последствия разрешения нес давший разрешение, а не тот, кто действовал по разрешению. Пока же всё наоборот. Переложив на хрупкие плечи и неокрепшее сознание несовершеннолетних груз ответственности за семью, государство умывает руки от необходимости заниматься воспитанием подрастающего поколения. Зачем строить пионерские лагеря и прочие оздоровительные детские заведения, когда семейная пара малолетних детей, да ещё и с грудным ребёнком на руках, озабочена решением семейных проблем, зачастую неподвластных даже взрослому человеку? Хочешь жениться или выйти замуж в 14 лет? Пожалуйста! В 12 лет? Пожалуйста!! А дальше хоть потоп!!! Государство негласно толкает несовершеннолетнего ребенка бросить учебу и идти на работу. Между строк своих законов, указов и постановлений, направленных на введение в стране неполного среднего образования (9 классов); трудоустройства с 14 лет; бракосочетания с 14 лет и т. д. и т. п. оно словно двадцать пятым кадром говорит несовершеннолетнему: избавь меня от необходимости заботиться о тебе и возьми на себя заботу обо мне — бросай учебу, иди на работу. Главное, говорит власть с экранов телевизоров, плати налоги и спи спокойно. В то же время, как уже отмечалось, экономика страны ежегодно теряет из-за коррупции как минимум 20 миллиардов долларов США. Вот где надо навести порядок, а не отнимать детство у несовершеннолетних, не обдирать пенсионеров, инвалидов и других малообеспеченных граждан, коих 95 процентов населения страны.

А тут ещё нечистоплотные партийные деятели потирают руки от удовольствия, что в их ряду избирателей прибыло. Ибо с таким контингентом легче работать. Пообещаешь ему перед очередными выборами отстаивать его интересы, вроде квартиры и машины, каждому 14—12-летнему, так он и за черта с рогами проголосует.

Другой уродливой формой борьбы за экономию времени является уклонение от службы в армии. С приходом к власти демократов в обществе ширится и крепнет мнение, согласно которому двух- и трехгодичная служба в армии по призыву представляет собой напрасно потерянное время в жизни человека. Особенно ярко это проявляется в больших городах, где более всего ощущается дефицит времени. Сего-

-240-

дня немало взрослых дядей и тетей изначально готовят своих отпрысков, а при наступление срока призыва в армию активно помогают им «косить» от службы в армии. Они всерьёз уверены, что тем самым сберегут для него два-три года плодотворной жизни. А потом искренне удивляются, почему их чадо похоже на хилого дохляка; не может ни прибить гвоздь в стену, ни даже вкрутить лампочку. Им и невдомек, что всеобщая воинская повинность не плод досуга ума и фантазии советской власти, а проверенная временем многовековая практика, уходящая корнями в тысячелетия истории человечества. Так, в Древней Греции по выходу из юношеского возраста восемнадцатилетний юноша вносился в общий список граждан Афины. Но воспользоваться правом гражданина сполна он мог только через два года, в течение которых отбывал воинскую обязанность в Эфебии, являвшейся государственным учреждением. Службу, подобную афинским эфебам, несли и юноши Спарты, достигшие восемнадцатилетнего возраста.

Но это ещё не всё. В результате повальной дискредитации армии в глазах общества демократы добились-таки её перевода на контрактную основу. Теперь «рядовые» армии будут не призываться, а наниматься, как на работу. Кто от этого выиграет, так это маменькины сынки. В целом же сие нововведение негативно отразится на обществе. Если раньше, грубо говоря, каждый мужчина, проходя службу в армии помимо обучения военному делу, оттачивал такие качества, как выносливость, смелость, стойкость и мужество, а заодно и шлифовал понятия долга, чести, взаимовыручки, товарищества, любви и преданности Родине, то теперь с переводом армии на контрактную основу большинство мужчин в стране пополнят ряды маменькиных сынков. Это плохо прежде всего по двум причинам. Во-первых, мужчина отличается от женщины не только тем, что у него болтается между ног, но и, кроме всего прочего, здоровым духом охотника, защитника семьи, дома и т. д., которое и будет атрофировано у мужчин, не служивших в армии. Между прочим, всеобщая воинская обязанность способствует не только и не столько созданию большого резерва людей, обученных военному искусству, что в условиях войны имеет немаловажное значение вплоть до сегодняшнего дня, сколько воспитанию тела и духа человека. Не случайно в Древней Греции писатели частенько славили патриотизм и гражданственность, а живописцы и скульптуры, как правило, изображали сильных, стройных, статных и красивых молодых людей. Всевозможные Гераклы и Аполлоны — это всё оттуда.

Я вовсе не отрицаю присущность грекам некоторых отличительных черт телосложения и не оспариваю правиль-

-241-

ность характеристики эллинской расы, данной Адамантием. Я лишь говорю о том, что развитая мускулатура и спартанский дух не передаются по наследству, а формируются в процессе жизнедеятельности. Это я к тому, что в наш жестокий век общество, в котором большинство его членов лишено мужского начала, обречено попасть в зависимость к обществу, у которого оно развито. Падение Римской империи с её холёной армией от рук варваров — тому порука.

Во-вторых, служба в армии по контракту равнозначна работе по найму. Стало быть, контрактная армия суть наёмная армия. Известно, что кто платит, тот и заказывает музыку. Следовательно, при необходимости — а в эксплуататорском обществе она существует непременно и постоянно — государство может легко и свободно использовать армию против народа. В связи с этим уместно вспомнить, что даже в период смертельной опасности для страны, когда в августе 1991 года было организовано ГКЧП не только с целью спасения социализма в СССР, но самого Советского Союза как единого государства от развала, армия страны Советов, Советская Армия, не применила силу против народа, в лице демократов собравшихся у Дома Совета РСФСР вопреки закону и с антизаконными требованиями. Зато спустя всего каких-то два года, а именно в 1993 году, после прихода к власти демократов путём насильственной ликвидации ГКЧП, а следовательно, и того, что они запоздало пытались было защитить от разрушения, как-то социализм и страну, со стороны кучки насквозь прогнившей интеллигенции во главе с Ельциным это сделала армия России, ставшей на капиталистический путь развития. Именно российская армия, перешедшая на службу капитала, расстреляла из танков народ, выступивший на защиту закона, против антизаконного Указа под номером 1400, изданного главным демократом того времени Ельциным (о разгоне Верховного Совета РСФСР). То был первый в истории постсоветской России опыт использования антинародным режимом продажных военных против народа. Вероятно, этот успех и побудил демократов перевести всю армию на контрактную основу.

Итак, человек издавна стремится экономить время. Осознает он это или нет, а каждый его шаг в развитии производства непременно и неизбежно сопряжен с экономией времени. Эффективно развивать производство — значит эффективно распоряжаться временем. Само становление обмена в конечном счёте зиждется на экономии времени. Возьмём, к примеру, двух обособленных производителей. Один легко и быстро шьет хорошие сапоги, но подолгу засиживается над изготовлением даже плохого глиняного горшка. Другой

-242-

наоборот — легко и быстро изготавливает хорошие глиняные горшки, но подолгу засиживается над шитьем даже плохих сапог. Очевидно, что если, наладив обмен, первый будет специализироваться на сапогах, а второй — на глиняных горшках, то оба они смогут сполна удовлетворить свои потребности как в сапогах, так и в глиняных горшках за гораздо меньший промежуток времени, чем до этого, и, таким образом, высвободить себе время на занятие другими делами. «Чем меньше времени требуется обществу на производство пшеницы, скота и. д., тем больше времени оно выигрывает для другого производства, материального или духовного. Как для отдельного индивида, так и для общества всесторонность его развития, его потребления и его деятельности зависит от сбережения времени. Всякая экономия в конечном счёте сводится к экономии времени. Точно так же общество должно целесообразно распределять своё время, чтобы достичь производства, соответствующего его совокупным потребностям, подобно тому как отдельное лицо должно правильно распределять своё время, чтобы приобрести знания в надлежащих соотношениях или чтобы удовлетворять различным требованиям, предъявляемым к его деятельности. Стало быть, экономия времени, равно как и планомерное распределение рабочего времени по различным отраслям производства, остаётся первым экономическим законом на основе коллективного производства»[226], — писал Маркс в октябре — ноябре 1857 года в рукописи первоначального варианта «Капитала».

Время, а не труд представляет собой то общее, что заключено в различных товарах. Маркс дважды — первый раз в «К критике политической экономии», второй в «Капитале» — повторяет слова У. Петти о том, что труд есть отец богатства, земля — его мать, и оба раза проходит мимо данного обстоятельства. «Следовательно, — подытоживает Маркс в «Капитале», — труд не единственный источник производимых им потребительных стоимостей, вещественного богатства. Труд есть отец богатства, земля — его мать»[227]. В «К критике политической экономии» он делает существенное пояснение, которого нет в «Капитале»: «...Тавтологией является утверждение, что труд есть единственный источник меновой стоимости, а потому и богатства, поскольку оно состоит из меновых стоимостей»[228]. Поскольку ранее уже показано, что товар имеет место быть и вне труда человека, постольку здесь остаётся констатировать: была бы потребительная стоимость, а меновая стоимость непременно найдется, ибо она всегда при ней. Не чужд был этой мысли и Маркс. «...Потребительная стоимость товара, — сказано в третьем томе «Капитала», —

-243-

есть предпосылка его меновой стоимости, а потому и его стоимости»[229].

Имеет ли воздух для человека потребительную стоимость? Да, имеет. И если он до сих пор не имеет меновой стоимости, то лишь потому, что его трудно продать в качестве товара. Но уже и здесь имеются некоторые подвижки. В наиболее загазованных местах делаются первые шаги по продаже воздуха. Скажем, в некоторых городах Японии для желающих подышать чистым воздухом прямо на улице установлены автоматы по продаже «кислорода». Очевидно, со временем по мере загрязнения атмосферы чистый воздух в обществе с товарным производством будет доступен только за деньги. Кое-где уже берут плату за пользование дневным, солнечным светом. Увеличил размер окна или вставил дополнительное окно, чтобы днём солнце ярче освещало твою квартиру, твой дом, — плати больше. Конечно, деньги за размер окна берутся под предлогом утечки тепла, напрочь «забывая» необходимость проветривания помещения; что искусственная вентиляция выдувает гораздо больше тепла, чем естественная; что сквозняки ведут к простудным заболеваниям и т. д. и т. п.

В качестве другого примера можно привести продажу воды. Нет, я не о той воде, которая течет по водопроводу и плата за которую стала неотъемлемой частью наших и без того обременительных денежных расходов, а о «чистой воде». Так вот, эта самая «чистая вода», разлитая в различную тару (начиная от пластмассовой бутылки), в последнее время активно продаётся на прилавках магазинов по явно завышенной стоимости. Самое удивительное здесь то, что одни разливают её, например, по бутылкам просто так, в смысле сами по себе, другие — с благословения патриарха всея Руси. На одной из таких бутылок написано: «Костромская чистая ключевая вода из святого источника бутилирована по благословению Его Святейшества Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II». В итоге вода, освященная Патриархом всея Руси, под названием «Святой источник» при прочих равных условиях стоит значительно дороже, нежели обычная, которая продаётся под названием «Чистая вода». Вот что значит слово «божье». Будь я верующим, непременно бы вымолвил: «Воистину чудны твои дела, Боже». Если в прошлом церковь хоть как-то ещё старалась облачить принудительные поборы в благовидные деяния, то теперь открыто принуждает людей делать ей пожертвование. Разумеется, и сегодня практикуется церковный тет-а-тет, но раньше было проще. За отпущение грехов или обещание рая на небесах иной князь, боярин, помещик, купец и т. д. жертвовал церкви своё состояние. Конеч-

-244-

но, с таким надо было повозиться с целью обставить дело чинно, благородно. Зато... Теперь таких... нет. Поэтому и нет нужды церкви стараться обличать принудительные поборы в благовидные деяния. К чему ей лишние потуги, коли богатые дяди и тети сами несут ей деньги на вполне законных основаниях, вернее сказать, по закону жертвуют церкви, дабы не платить государству более высокие по сравнению с пожертвованной суммой налоги. Не потому ли современные пожертвования церкви сильно смахивают на рэкет, а сами церковнослужители — на рэкетиров. Достаточно вспомнить, какими скандалами сопровождалось «восстановление» храма Христа Спасителя в Москве. И немудрено, коли «…с 1991 года новая (уже не советская) власть потратила, например, около полутора миллиардов долларов на храм Христа Спасителя»[230]. Это большие деньги. Достаточно сказать, что в конце 90-х годов прошлого столетия, т. е. каких-то 3-5 лет назад, бюджет страны был равен 20 миллиардам долларов. Многие предприниматели до сих пор не могут смириться с тем, как они «добровольно» жертвовали церкви на «восстановление» оного храма. И государству отдавать не хочется, и церкви «жертвовать» жалко. Тем более что одноразовое пожертвование не спасает от церкви, ибо пожертвование есть основа её существования. Пожертвование в любом виде, а не только и не столько в виде денег. Чем больше величина пожертвований и количество пожертвователей, тем больше величие церкви. Не будет пожертвования — не будет церкви. Нынче для отечественной церкви сложились благоприятные условия, чтобы не только вернуть своё былое величие, но и преумножить его. От того она и пускается во все тяжкие. Иначе ей не заставить вчерашнего советского человека, который будет грамотнее любого попа, не то что обратиться к богу, но даже просто сделать «богоугодное дело» путём добровольного лишения части своих кровных денег, которых ему самому еле-еле хватает на хлеб и воду. С большинством стариков понятное дело — их и «уговаривать» не надо. Как быть с другими, молодыми и здоровыми? Вот церковь и «принуждает» их сдавать деньги на её благоустройство. Хочешь пить чистую ключевую воду — плати сверх её стоимости в пользу церкви. Нечто подобное практиковалось на Востоке. К примеру, в Средней Азии бай с каждого дехканина брал определённую мзду (в денежной или натуральной форме — не имеет значения) за пользование водой при орошении последним своего участка земли из принадлежащего ему, баю, водоема. Ислам как наиболее распространенный вид религии указанной местности имел (а там где либо сохранился, либо вновь был восстановлен дан-

-245-

ный «обычай») и имеет к продаже воды лишь косвенное отношение. Современная церковь здесь явно впереди планеты всей. На этикетке бутылки воды под названием «Святой Источник», кроме всего прочего, говорится: «Доход от реализации воды поступит на нужды восстановления храмов и монастырей Русской Православной Церкви». Если дело и дальше так пойдёт, то вскоре у каждого источника ключевой воды будет поставлена златоглавая будка с попом внутри для отоваривания страждущих испить ключевой водицы, не отходя от кассы. Не удивлюсь, коли при этом будет выдаваться чек для предъявления всевышнему в качестве документа, подтверждающего отпущение греха его наместниками на земле. Опять золотые купола, кадила, пудовые серебряные кресты на толстой шее у священнослужителя и прочие дорогостоящие церковные атрибуты, включая предметы церковного обихода, за счёт всеобщего обнищания народа. Зачем? Разве мало было на Руси церквей и монастырей? До 1917 года в одной только Москве единовременно насчитывалось около 600 церквей и монастырей, а преобладающее большинство москвичей той поры влачило жалкое существование. Не будь социалистической революции, до сих пор ходили бы в лаптях на босу ногу.

Вещество природы как таковое, т. е. в естественном состоянии, действительно не содержит человеческого труда. Откуда вовсе не следует, что оно не имеет стоимости. Полагаю, выше сказано достаточно, чтобы более никого не убеждать в том, что в обществе, основанным на товарном производстве, земля, не опосредованная трудом человека, является таким же товаром, как и вещество природы, опосредованное трудом человека. В условиях товарного производства всё, что имеет потребительную стоимость, в то же время имеет и меновую стоимость. Именно поэтому девственные земли, естественные луга, дикорастущий лес и т. д. здесь были есть и будут объектами купли-продажи. Они являлись, являются и будут являться такими же элементами богатства, скажем, капиталистического общества, как и товары, созданные трудом человека. Чего-чего, а Луну-то уж точно человек не обрабатывал, и тем не менее она давно уже распродаётся по частям. Отсюда вывод: любое вещество природы становится стоимостью при обнаружении у неё потребительной стоимости. Например, деревянная палка стала полезной тогда, когда выяснилось, что с её помощью можно выкапывать коренья, сбивать плоды с деревьев и т. д. В обществе, основанном на товарном производстве, вещи в качестве потребительной стоимости без стоимости не существует. Другое дело, что до поры до времени стоимость той или иной вещи, являющейся потребитель-

-246-

ной стоимостью, носит скрытый характер. Так бывает, когда вещь, будь она опосредованна или не опосредованна трудом человека, служит непосредственным средством удовлетворения того, кто ею обладает. Это с одной стороны.

С другой стороны, чтобы различные потребительные стоимости обменивались друг на друга в надлежащих пропорциях, они должны содержать нечто общее. И это общее есть время. Именно время представляет собой то общее, что заключено в различных товарах. Не труд, а время или, говоря по-старому (чтобы было понятнее), рабочее время выражается в меновом отношении, меновой стоимости товаров. «Как меновые стоимости, все товары суть лишь определённые количества застывшего рабочего времени»[231], — говорил Маркс, как помнит читатель, в первом томе «Капитала», цитируя сказанное им в «К критике политической экономии».

В предисловии к первому изданию первого тома «Капитала» Маркс, кроме всего прочего, писал: «Содержание более раннего сочинения, упомянутого выше («К критике политической экономии». — В. К.), резюмировано в первой главе этого тома. Я сделал это не только в интересах большей связности и полноты исследования. Само изложение улучшено. Многие пункты, которые там были едва намечены, получили здесь дальнейшее развитие, поскольку это допускал предмет исследования, — и наоборот, положения, обстоятельно разработанные там, лишь вкратце намечены здесь»[232]. Мало кто вдумчиво читал «Капитал». Ещё меньше тех, кто вдумчиво читал «К критике политической экономии». Но и среди первых, и среди вторых, смею полагать, до сих пор не было ни одного, кто бы вдумчиво читал данные сочинения Маркса на предмет времени, рабочего времени. Поэтому будет правильно, читатель, если мы, не ограничиваясь вкратце намеченным Марксом относительно времени, рабочего времени, в «Капитале», обратимся к обстоятельно разработанному им положению по этому вопросу в «К критике политической экономии».

«Рабочее время, овеществлённое в потребительных стоимостях товаров, — поясняет Маркс в «К критике политической экономии», — составляет субстанцию, делающую их меновыми стоимостями и поэтому товарами, равно как измеряет определённые величины их стоимостей. Соотносительные количества различных потребительных стоимостей, в которых овеществлено одинаковое рабочее время, суть эквиваленты — или все потребительные стоимости суть эквиваленты в тех пропорциях, в каких они заключают одинаковые количества затраченного, овеществлённого рабочего времени. Как стоимости, все товары суть лишь определённые коли-

-247-

чества застывшего рабочего времени... Далее, в меновой стоимости рабочее время отдельного индивидуума выступает непосредственно как всеобщее рабочее время, и этот всеобщий характер обособленного труда — как его общественный характер. Рабочее время, представленное в меновой стоимости, есть рабочее время отдельного лица, но отдельного лица без всякого отличия от другого отдельного лица; это рабочее время всех отдельных лиц, поскольку они исполняют равный труд; поэтому рабочее время, требующееся кому-либо одному для производства определённого товара, есть необходимое рабочее время, которое затратил бы для производства того же самого товара всякий другой. Это рабочее время отдельного лица, его рабочее время, но только как общее всем рабочее время, для которого поэтому безразлично, рабочим временем какого именно лица оно является. Как всеобщее рабочее время оно выражается во всеобщем продукте, всеобщем эквиваленте, в определённом количестве овеществлённого рабочего времени; для этого определённого количества овеществлённого рабочего времени безразлична та определённая форма потребительной стоимости, в которой оно выступает непосредственно как продукт отдельного лица, и произвольно оно может быть превращено в любую другую форму потребительной стоимости, в которой оно представляется как продукт любого другого лица. Общественную величину оно представляет собой лишь как такая всеобщая величина... Только потому, что рабочее время прядильщика и рабочее время ткача выступают как всеобщее рабочее время, их продукты выступают как всеобщие эквиваленты... Подобно тому как фунт железа и фунт золота, несмотря на их различные физические и химические свойства, представляют один и тот же вес, точно так же потребительные стоимости двух товаров, содержащих одинаковое рабочее время, представляют одну и ту же меновую стоимость»[233].

В своих черновиках Маркс идёт ещё дальше. «Рабочее время, даже когда меновая стоимость будет устранена, всегда останется созидающей субстанцией богатства и мерой издержек, требующихся для его производства»[234], — говорится им в так называемом четвертом томе «Капитала», изданном отечественными учёными-обществоведами под названием «Теории прибавочной стоимости» на основе черновых рукописей Маркса. Я намеренно привёл эту цитату именно из так называемого четвертого тома «Капитала» Маркса, с тем чтобы наглядно показать то, как отечественные учёные-обществоведы слышат звон, да не знают, где он.

Таким образом, время, и только время, является мерой стоимости товара вообще, труда как товара в частности.

-248-

3.3 Труд и свободное время

Взаимосвязь труда и времени не ограничивается тем, что последний есть единица измерения первого как товара. «Время, — по меткому определению Маркса, — есть пространство человеческого развития»[235]. По большому счёту, оно делится на две части: необходимое время и свободное время. Необходимое время — это время, в течение которого человек непосредственно занят производством жизненных средств, необходимых для поддержания его жизнедеятельности. Свободное время — это время, в течение которого человек непосредственно не занят производством жизненных средств, необходимых для поддержания его жизнедеятельности. Очевидно, что в обществе, основанном на товарном производстве, как и в случае с необходимым трудом, рассмотренном выше, деление рабочего времени на необходимое время и прибавочное время не соответствует истине. Всё рабочее время следует отнести к необходимому времени, поскольку одна часть его необходима для производства жизненных средств рабочего, а другая необходима для производства жизненных средств работодателя. Рабочий не может получить необходимые ему жизненные средства, произведенные им в течение первой части своего рабочего времени, не произведя жизненные средства, необходимые работодателю, во второй её части. Чтобы получить необходимые ему жизненные средства для поддержания своей жизнедеятельности, он должен отработать всё рабочее время. Это во-первых.

Во-вторых, человек производит товары не только в рабочее, т. е. необходимое время, но и зачастую во внерабочее, т. е. в свободное время. В соответствии с вышеуказанной сущностью труда человек трудится везде и всюду: и до, и во время, и после окончания рабочего дня. Выйдя за пределы завода, рабочий перестает быть рабочим, но не перестает работать, т. е. трудиться. Всеобщность труда без указания места труда делает бессмысленным выражение «рабочее время», ибо всякий раз требуется уточнять, о каком рабочем времени идёт речь. Поскольку в процессе труда человек расходует и потребляет энергию, постольку труд рабочего на заводе у капиталиста ничем не отличается от его же труда в своей квартире, на своей даче и т. д. и т. п. Дабы не отвлекать читателя от уяснения сути, приведу самый простой пример. Пусть это будет труд посудомойщика. И на заводе у капиталиста, и у себя дома посудомойщик в процессе мытья посуды расходует и потребляя-

-249-

ет энергию. Больше или меньше — к делу не относится. Не относится к делу и то, получает он за это заработную плату или нет. Здесь важно лишь одно: и там и тут посудомойщик трудится, выполняя одну и ту же работу. Но если на заводе у капиталиста он моет посуду в необходимое время, то у себя дома — в свободное время. Теперь, после уяснения сути, полагаю, читатель легко осознает тот факт, что миллионы и миллионы наёмных рабочих в виду низкого уровня дневной стоимости своего труда, выплачиваемой им работодателем, для возмещения недополученной стоимости жизненных средств вынуждены превращать часть своего свободного времени в необходимое время. Одни делают это по месту своей основной работы, оставаясь трудиться в сверхурочное, а точнее говоря, в своё свободное время, другие берут работу на дом, третьи устраиваются на другую работу либо на ставку, либо на полставки и т. д. Скажем учитель, отработав в школе, после школы даёт платные уроки в частном порядке; швея, отработав в ателье; шьет за деньги на дому в частном порядке; телемастер, отработав в телевизионной мастерской, после работы продолжает оказывать платные услуги телемастера в частном порядке; водитель такси, отработав в таксомоторном парке... и т. д. и т. п. Причём не обязательно, чтобы работа в свободное время была интеллектуально и физически аналогична либо выше или ниже работы в необходимое время. Физик-ядерщик или математик в своё свободное время вполне могут подрабатывать на стороне, работая штукатуром, каменщиком, плотником, столяром, маляром или ещё кем-нибудь, — и наоборот.

В-третьих, превращение части свободного времени наёмного рабочего в необходимое время осуществляется не только в процессе производства им товара, т. е. не только тогда, когда он изготавливает продукт, который «должен быть передан в руки того, кому он служит в качестве потребительной стоимости, посредством обмена», но и тогда, когда он изготавливает продукт для удовлетворения собственной потребности, который является частью жизненных средств, необходимых ему для поддержания своей жизнедеятельности. Любой труд, совершаемый человеком в своё свободное время ради получения им недостающих, а в случае с наёмным рабочим недополученных от работодателя жизненных средств, необходимых ему для поддержания своей жизнедеятельности, будь то выращивание овощей и фруктов, вязание носков и свитера, изготовление стульчика, одним словом всего того, что ему непосредственно необходимо для жизнедеятельности, есть не что иное, как превращение части свободного

-250-

времени в необходимое время. Как сказал Маркс в первом томе «Капитала»: «В капиталистическом обществе свободное время одного класса создаётся посредством превращения всей жизни масс в рабочее время»[236]. Или вот ещё: «Выражаясь более определённо: то прибавочное рабочее время, в течение которого рабочая масса работает сверх меры, необходимой для воспроизводства её собственной рабочей силы, её собственного существования, сверх необходимого труда, это прибавочное рабочее время, выступающее в качестве прибавочной стоимости, в то же время материализуется в прибавочном продукте, и этот прибавочный продукт представляет собой материальный базис существования всех классов, находящихся за рамками работающих классов, всей надстройки общества. Вместе с тем он высвобождает время, представляет неработающим классам свободное время для развития других способностей. Производство прибавочного рабочего времени на одной стороне вместе с тем является производством свободного времени на другой стороне. Всё человеческое развитие в той мере, в какой оно выходит за рамки развития, непосредственно необходимого для естественного существования людей, состоит исключительно в использовании этого свободного времени и предполагает его как свой необходимый базис. Таким образом, свободное время общества создаётся посредством созидания несвободного времени, рабочего времени рабочих, удлиненного за пределы рабочего времени, необходимого для их собственного существования. Свободное время на одной стороне соответствует порабощённому времени на другой»[237].

Хотя оба высказывания Маркса не в бровь, а в глаз, с научной точки зрения, — они требует некоторого уточнения и дополнения. Дело в том, что они относятся лишь к капитализму. По свидетельству истории, не только капиталист, а без исключения все эксплуататоры охочи до свободного времени эксплуатируемого. Любая эксплуатация представляет собой кражу чужого свободного времени. И потом, практически невозможно превращение в рабочее время не только всей жизни масс, но и всей жизни отдельного человека. Это следует опять-таки из приведенного выше определения сущности труда. Раб, несмотря на свою полную зависимость от рабовладельца, и тот не мог работать на своего хозяина все 24 часа в сутки. Рабовладелец несомненно желал этого и прикладывал к этому большие усилия, однако тоже был вынужден считаться с такими объективными физиологическими потребностями, свойственными любому человеку, как сон и употребление пищи. Таким образом, с учётом сделанных замечаний оче-

-251-

видно, что в эксплуататорском обществе увеличение свободного времени одного класса осуществляется за счёт уменьшения свободного времени другого класса. Говоря иначе, прирост свободного времени эксплуататорского класса образуется посредством превращения свободного времени эксплуатируемого в рабочее время. Можно и по-другому. На языке вчерашнего дня это звучит так: уменьшение необходимого труда для поддержания жизнедеятельности одного класса осуществляется за счёт увеличения труда необходимого для поддержания жизнедеятельности другого класса. Согласись, читатель, что после всего вышесказанного, когда большинство точек над «i» уже поставлено, данное мое утверждение без учёта ранее сказанного о необходимом труде кажется неудачным и, не побоюсь этого слова, неверным, хотя ещё вчера оно и казалось истинным. Таково свойство возросшего сознания.

Итак, чтобы жить, человек должен трудиться, проявляя определённую степень активности, ниже и выше которой он обречен на смерть. Трудиться — значит расходовать и потреблять энергию. И чем больше человек расходует энергию, тем больше он должен её потреблять. Следовательно, чем лучше человек трудится, тем лучше он должен жить. Вот основные положения жизнедеятельности человека.

Вопрос: всегда ли они соблюдаются и если нет, то почему и в чём это проявляется?

Ответ: нет, не всегда. И не потому, что так должно быть, а потому, что так оно было во всей предыдущей истории человечества. Жестокий и безоговорочный факт. Причина этого факта банальна: присвоение результата чужого труда или, говоря точнее, кража чужого свободного времени. Разумеется, не так всё просто, ибо, несмотря на свою банальность, она остаётся неосознанной большинством членов общества. Будь иначе, не было бы и этого разговора. Слишком велико действие объективного и субъективного факторов, связанных с воспитанием человека. К первому я отношу исчезновение с исторической арены одних и появление других людей, т. е. прерывность воспитания (образования) человека. Ко второму — качество воспитания (образования) человека. Жизнь и смерть неподвластны (надо думать, пока неподвластны) человеку, и потому процесс образования подрастающего поколения он вынужден начинать сызнова. Пусть и с более высокого уровня, а всё-таки с нуля. Другое дело — качество образования. Оно, безусловно, подвержено влиянию человека. Настолько, что ошибки образования дорого стоят человечеству — вплоть до его уничтожения. В рассматриваемом случае последствия несоблюдения указанных выше основных поло-

-252-

жений жизнедеятельности человека просты до безобразия в прямом и переносном смысле. Тяжёлый труд и нищета на одной стороне, леность и богатство — на другой. А между ними — все пороки человечества. Сказанное Марксом и Энгельсом в совместном черновике «Немецкая идеология»: «...Разделение труда делает возможным — более того, действительным, — что духовная и материальная деятельность, наслаждение и труд, производство и потребление выпадают на долю различных индивидов»[238], — подходит и сюда. Стоит сделать некоторые поправки с учётом времени и места, как всё станет на своё место. Тогда получим: кража чужого свободного времени делает возможным — более того, действительным, — что максимальная духовная и максимальная физическая деятельность, чрезмерное наслаждение и чрезмерный труд, преимущественное производство и преимущественное потребление выпадают на долю различных индивидов.

Итак, читатель, мы имеем дело с кражей чужого свободного времени, совершаемой средь бела дня открыто и бесцеремонно; с кражей, на защите которой стоит вся государственная власть эксплуататорского общества, т. е. с узаконенной кражей. И наша задача — покончить с этим злом.

Исторический экскурс показывает, что в основе взаимоотношений раба и рабовладельца, феодала и крестьянина, капиталиста и рабочего лежит насилие. В своё время Энгельс, в работе «Анти-Дюринг» в заочном споре с Дюрингом сильно напутал по вопросу о роли насилия в истории. Центральным звеном этой полемики явилась убежденность последнего в том, что (цитирую по «Анти-Дюрингу»): «форма политических отношений есть исторически фундаментальное, хозяйственные же зависимости представляют собой только следствие или частный случай, а потому всегда являются фактами второго порядка. Некоторые из новейших социалистических систем выставляют руководящим принципом бросающуюся в глаза видимость совершенно обратного соотношения: они утверждают, что формы политического подчинения как бы вырастают из экономических состояний»[239]. Не умаляя содержание «Анти-Дюринга» в целом, замечу, что в части теории насилия она не просто слабовата, а ошибочна. Хотя отечественные учёные-обществоведы (раньше — все как один, а теперь только те, кто остался сторонником марксизма-ленинизма; о противниках я не говорю, ибо их нет вовсе, а те, кто выдают себя за таковых, ничего путного не сумели противопоставить «Анти-Дюрингу)» и полагают, что «Анти-Диринг» — одно из главных произведений Ф. Энгельса»[240], — лично я так не считаю. И вовсе не из-за ошибочности изложенной в ней

-253-

теории насилия, а потому, и только потому, что у Энгельса есть работы на голову выше «Анти-Дюринга».

Подняв брошенный Дюрингом камень, Энгельс рассуждал следующим образом:

«...Допустим даже на мгновение, что господин Дюринг прав и что вся история до наших дней действительно может быть сведена к порабощению человека человеком; это всё-таки ещё не разъясняет нам существа дела. Ведь прежде всего возникает вопрос: зачем же Робинзону нужно было порабощать Пятницу? Просто ради удовольствия? Конечно, нет. Напротив, мы видим, что Пятница «насильственно сводится до положения раба или простого орудия для хозяйственных услуг и потому содержится также лишь в качестве орудия». Робинзон порабощает Пятницу только для того, чтобы Пятница работал в пользу Робинзона. А каким путём Робинзон может извлечь для себя пользу из труда Пятницы? Только тем путём, что Пятница производит своим трудом большее количество жизненных средств, чем то, какое Робинзон вынужден давать ему для того, чтобы Пятница сохранял свою трудоспособность...

Таким образом, детский пример, придуманный г-ном Дюрингом специально для доказательства «исторически фундаментального» характера насилия, доказывает, что насилие есть только средство, целью же является, напротив, экономическая выгода. Насколько цель «фундаментальнее» средства, применяемого для её достижения, настолько же экономическая сторона отношений является в истории более фундаментальной, чем сторона политическая. Следовательно, приведенный пример доказывает как раз противоположное тому, что он должен был доказать. И точно так же, как в примере с Робинзоном и Пятницей, обстоит дело во всех случаях господства и порабощения, которые имели место до сих пор. Порабощение всегда было, употребляя изящное выражение г-на Дюринга, «средством в целях насыщения желудка» (понимая эти цели в самом широком смысле), но никогда и нигде оно не являлось политической группировкой, введенной «ради неё самой».

Возвратимся, однако, опять к нашим двум мужам. Робинзон «со шпагой в руке» обращает Пятницу в своего раба. Но чтобы осуществить это, Робинзон нуждается ещё кое в чём, кроме шпаги. Не всякому раб приносит пользу. Чтобы быть в состоянии извлечь из него пользу, нужно располагать вещами двоякого рода: во-первых, орудиями и предметами труда и, во-вторых, средствами для скудного содержания раба. Следовательно, прежде чем рабство становится возможным, должна быть уже достигнута известная ступень в развитии произ-

-254-

водства и известная ступень неравенства в распределении. А для того чтобы рабский труд стал господствующим способом производства целого общества, требуется ещё гораздо более значительное повышение уровня производства, торговли и накопления богатств. В первобытных общинах с общей собственностью на землю рабство либо вовсе не существовало, либо играло лишь весьма подчиненную роль. Так было и в первоначально крестьянском городе Риме; когда же он стал «мировым городом» и италийское землевладение всё более и более сосредоточивалось в руках малочисленного класса чрезвычайно богатых собственников, тогда крестьянское население было вытеснено населением, состоящим из рабов. Если во время войн с персами число рабов в Коринфе достигало 460 000, а в Эгине — 470 000, и на каждую душу свободного населения приходилось 10 рабов, то для этого требовалось ещё нечто большее, чем «насилие», а именно — высокоразвитая художественная и ремесленная промышленность и обширная торговля. Рабство в американских Соединенных Штатах поддерживалось гораздо меньше насилием, чем английской хлопчатобумажной промышленностью в местностях, где не произрастал хлопок, или же в тех местностях, которые не занимались подобно пограничным штатам разведением рабов для продажи в хлопководческие штаты; рабство вымерло само собой, без применения насилия, просто потому, что оно не окупалось.

Г-н Дюринг, стало быть, ставит на голову действительное отношение, называя современную собственность насильственной собственностью...

Принуждение человека к подневольной службе во всех его формах предполагает, что принуждающий имеет в своём распоряжении средства труда, с помощью которых он только и может использовать порабощённого, а при существовании рабства — сверх того — жизненные средства, необходимые для поддержания жизни раба. Во всех случаях предполагается, таким образом, обладание известным имуществом, превышающим средний уровень. Откуда же взялось оно? Ясно, во всяком случае, что хотя оно и может быть награблено, следовательно, может основываться на насилии, но что отнюдь не является необходимым. Оно может быть добыто трудом, украдено, нажито торговлей, обманом. Оно вообще должно быть сперва добыто трудом, и только после этого его можно отнять грабежом.

Вообще возникновение частной собственности в истории отнюдь не является результатом грабежа и насилия. Напротив, оно существует уже в древней первобытной общине

-255-

всех культурных народов, хотя и распространяется только на некоторые предметы. Уже внутри этой общины частная собственность развивается в форму товара — сначала в обмене с чужестранцами. Чем больше продукты общины принимают товарную форму, т. е. чем меньшая часть их производится для собственного потребления производителя и чем большая для целей обмена, чем больше обмен вытесняет также и внутри общины первоначальное, стихийно сложившееся разделение труда, тем более неравным становится имущественное положение отдельных членов общины, тем глубже подрывается старое общинное землевладение, тем быстрее община идёт навстречу своему разложению, превращаясь в деревню мелких собственников-крестьян. Восточный деспотизм и господство сменявших друг друга завоевателей-кочевников в течение тысячелетий ничего не могли поделать с этими древними общинами; между тем постепенное разрушение их стихийно сложившейся домашней промышленности, вызываемое конкуренцией продуктов крупной промышленности, всё больше и больше разлагает эти общины. О насилии здесь приходится говорить так же мало, как и при ныне ещё происходящем разделе общинных угодий в «подворных общинах» на Мазеле и в Хохвальде: крестьяне просто считают выгодной для себя замену общей земельной собственности частной. Даже образование первобытной аристократии на почве общей собственности на землю, как это было у кельтов, германцев и в индийском Пенджабе, опирается вначале вовсе не на насилие, а на добровольное подчинение и привычку. Частная собственность образуется повсюду в результате изменившихся отношений производства и обмена — в интересах повышения производства и развития обмена, следовательно, по экономическим причинам. Насилие не играет при этом никакой роли. Ведь ясно, что институт частной собственности должен уже существовать, прежде чем грабитель может присвоить себе чужое добро, что, следовательно, насилие, хотя и может сменить владельца имущества, но не может создать частную собственность как таковую.

Но мы также не можем ссылаться на насилие или на насильственную собственность для объяснения «принуждения человека к подневольной службе» в его самой современной форме — в форме наёмного труда. Мы уже упомянули о том, какую роль играет при разложении древних общин, следовательно, при прямом или косвенном всеобщем распространении частной собственности превращение продуктов труда в товары, т. е. производство их не для собственного потребления, а для обмена. Между тем Маркс в «Капитале» как нельзя

-256-

яснее доказал, — а г-н Дюринг остерегается хотя бы словечком заикнуться об этом, — что товарное производство на известной стадии развития превращается в капиталистическое производство и что на этой ступени «закон присвоения, или закон частной собственности, покоящийся на товарном производстве и товарном обращении, превращается путём собственной, внутренней, неизбежной диалектики в свою противоположность: обмен эквивалентов, каковым представлялась первоначально операция, потерпел такие изменения, что в результате он оказывается лишь внешней видимостью; в самом деле, часть капитала, обмененная на рабочую силу, во-первых, сама является лишь частью продукта чужого труда, присвоенного без эквивалента; во-вторых, она должна быть не только возмещена создавшим её рабочим, но возмещена с новым избытком... Первоначально собственность выступала перед нами как основанная на собственном труде... Теперь же (в конце Марксова анализа) оказывается, что собственность для капиталиста есть право присваивать чужой неоплаченный труд, для рабочего — невозможность присвоить себе свой собственный продукт. Отделение собственности от труда становится необходимым следствием закона, исходным пунктом которого было, по-видимому, их тождество». Другими словами, даже если исключить возможность всякого грабежа, насилия и обмана, даже если допустить, что всякая частная собственность первоначально было основана на личном труде собственника и что во всем дальнейшем ходе вещей обменивались друг на друга только равные стоимости, то мы и тогда при дальнейшем развитии производства и обмена неизбежно придем к современному капиталистическому способу производства, к монополизации средств производства и жизненных средств в руках одного малочисленного класса, к низведению другого класса, составляющего громадное большинство, до положения неимущих пролетариев, к периодической смене спекулятивной производственной горячки и торговых кризисов и ко всей нынешней анархии производства. Весь процесс объяснен чисто экономическими причинами, причём ни разу не было необходимости прибегать к ссылке на грабеж, насилие, государство или какое-либо политическое вмешательство. «Насильственная собственность» оказывается и в этом случае просто громкой фразой, которая должна прикрыть непонимание действительного хода вещей»[241].

Прошу прощения за столь длинную цитату, но таково относительно полное, в смысле более чем достаточное, для нас, читатель, изложение теории насилия Энгельса, которая, не-

-257-

смотря на смену общественного строя в России, до сих пор преобладает среди отечественных учёных-обществоведов.

Последуем за Энгельсом. Допустим даже на мгновение, что он прав и вся история человечества действительно не может быть сведена к порабощению человека человеком. И что же мы видим? Мы видим, что это наше допущение всё-таки далеко ещё не разъясняет существа дела. Ведь прежде всего возникает вопрос: каким образом Робинзон поработил Пятницу? «Чтобы осуществить это, — говорит Энгельс, — Робинзон нуждается ещё в кое в чём, кроме шпаги. Не всякому раб приносит пользу. Чтобы быть в состоянии извлечь из него пользу, нужно располагать вещами двоякого рода: во-первых, орудиями и предметами труда и, во-вторых, средствами для скудного содержания раба». Железная логика, если видеть в Пятнице не человека, а животное, стоящее на эволюционной лестнице ниже человека, или исходить из развитого рабства, т. е. видеть не причину, а следствие. В самом деле, чтобы извлечь пользу, скажем, из коня, (кроме как разве что употребления его в пищу), действительно надо располагать, во-первых, орудиями и средствами труда и, во-вторых, средствами для скудного его содержания. Будь у Робинзона конь вместо Пятницы, тогда бы, чтобы извлечь из коня пользу, Робинзону действительно надо было бы располагать, во-первых, орудиями и средствами труда, например седлом, плугом или, на худой конец, уздечкой, и, во-вторых, средствами для скудного его содержания: водой и сеном (скуднее просто не бывает). Впрочем, и первое, и второе не всегда обязательно и для домашнего животного. Скажем, чтобы извлечь пользу из кошки, её вовсе не обязательно даже поить и кормить. Какими такими орудиями и средствами труда должен располагать Робинзон, чтобы заставить Пятницу лезть на дерево и сорвать для него банан или сходить на берег и посмотреть для него, нет ли на горизонте какого-нибудь корабля? О несостоятельности взгляда о необходимости Робинзону средств для скудного содержания Пятницы и говорить не приходится. Полагаю, никто не будет спорить, что лично Робинзон не готовил никаких средств даже для скудного содержания Пятницы. Энгельс совершает грубую ошибку полагая, что «Робинзон может извлечь пользу из Пятницы лишь тем путём, что Пятница производит своим трудом большее количество жизненных средств, чем то, какое Робинзон вынужден давать ему для того, чтобы Пятница сохранял свою трудоспособность». Разве не сам Пятница произвёл те жизненные средства, которые Робинзон, по словам Энгельса, «вынужден давать ему, чтобы тот сохранил свою трудоспособность»? Разумеется, то количест-

-258-

во жизненных средств, которое Робинзон «вынужден давать Пятнице для поддержания его трудоспособности», есть не что иное, как продукт труда самого Пятницы. Более того, Пятница производит гораздо больше жизненных средств, чем то, какое Робинзон «вынужден дать ему для поддержания его трудоспособности». Если кто кого и содержал, так это Пятница Робинзона. Именно Пятница своим трудом обеспечивал Робинзона дополнительными (сверх произведенных самим Робинзоном) средствами существования. Должен сказать, что применительно к времени, месту и обстоятельствам вовсе даже не скудными были эти средства... Допустим, залез Пятница на дерево за бананом по «просьбе» Робинзона. Сам поел, сидя на дереве, и сорвал несколько связок для Робинзона. Насилие? Да, насилие. Рабство? Да, рабство. Но при чём здесь, во-первых, орудия и предметы труда, якобы необходимые для извлечения пользы из Пятницы, а во-вторых, скудные средства, якобы необходимые для поддержания его трудоспособности? Абсолютно ни при чём!

Таким образом, неверно, что для осуществления насилия насилующий должен располагать, во-первых, орудиями и предметами труда, с помощью которых он только и может использовать насилуемого, а во-вторых, при существовании рабства — сверх того — жизненными средствами, необходимыми для поддержания жизни раба.

Энгельс всячески отрицает это. «Во всех случаях принуждения человека к подневольной службе предполагается обладание известным имуществом, превышающим средний уровень. Оно может быть добыто трудом, украдено, нажито торговлей, обманом. Оно вообще должно быть сперва добыто трудом, и только после этого его можно отнять грабежом», — говорит он. И тоже верно, и тоже отчасти, и тоже в начале. В самом деле, прежде чем что-либо украсть, нажить обманным путём или грабежом, оно должно быть сперва добыто трудом. Но при чём здесь насилие? Обладание имуществом, добытым трудом, если и имеет отношение к насилию, то только в форме производного. Это с одной стороны. С другой стороны, не только наличие имущества, превышающего средний уровень, но и наличие имущества самого высокого уровня не служит ни выражением, ни основанием насилия. Современные этнографически отсталые общества однозначно свидетельствуют против Энгельса. Наличие богатых людей, называемых в ряде мест «биг-менами», т. е. большими людьми, не привело и при существующем положении дел не приведёт к становлению в современных первобытных обществах всеобщей подневольной службы. Рабский труд стал господствующим способом

-259-

производства в Древней Греции, Древнем Риме, а в новое время отчасти и в США вовсе не в результате более значительного повышения уровня производства, торговли и накопления богатства. К примеру, если бы рабство в Соединенных Штатах и в самом деле поддерживалось гораздо меньше насилием, чем английской хлопчатобумажной промышленностью, оно бы продолжало там существовать и по сей день, ибо и по сей день существует английская хлопчатобумажная промышленность; а рабство в Соединенных Штатах вымерло бы лишь после того, как вымерла бы английская хлопчатобумажная промышленность. Если бы количество рабов и в самом деле зависело от высокоразвитой художественной и ремесленной промышленности и обширной торговли, то, вне сомнения, в настоящее время рабство цвело бы махровым цветом и на душу свободного населения высокоразвитых стран приходилось не 10 рабов, как это было в Коринфе или Эгине, а 1000 и более рабов.

И потом, что значит «рабство вымерло само собой, без применения насилия, просто потому, что оно не окупалось»? Значит и наёмный труд когда-нибудь вымрет сам собой без применения насилия, просто потому, что он перестанет окупаться? А как же тогда быть с учением о классовой борьбе, о необходимости и неизбежности революции? К чему тогда призывы к насильственному свержению капитализма? Ответ на эти вопросы даёт сам Энгельс, в частности, в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства», выпущенной им в свет в 1884 году, где, говоря об отмирании рабства, он повторяет сказанное им же в «Анти-Дюринге», но только на более высоком уровне: «Рабство престало окупать себя и потому отмерло. Но умирающее рабство оставило своё ядовитое жало в виде презрения свободных к производительному труду. То был безвыходный тупик, в который попал римский мир: рабство сделалось невозможным экономически, труд свободных считался презренным с точки зрения морали. Первое уже не могло, второй ещё не мог быть основной формой общественного производства. Вывести из этого состояния могла только коренная революция»[242]. Это было сказано им спустя шесть лет после «Анти-Дюринга».

Каким бы значительным ни было повышение уровня производства, торговли и накопления богатства в Древней Греции, Древнем Риме и отчасти в США в период становления в них рабовладельческого способа производства в качестве господствующего способа производства, современное повышение уровня производства, торговли и накопления капитала куда более значительнее, и тем не менее рабовладельческий

-260-

способ производства в качестве господствующего способа производства перестал существовать не только на территории указанных государств, но и во всем цивилизованном мире. Виной тому опять-таки гораздо более значительное повышение уровня производства, торговли и накопления богатств. Полученное противоречие есть результат признания повышения уровня производства, торговли и накопления богатства причиной как становления, так и отмирания рабства в качестве господствующего способа производства целого общества.

Энгельс явно путает две вещи: производство имущества (материальных благ) и обладание имуществом (материальными благами). Человек не всегда является обладателем произведенного им имущества — и наоборот. Тот кто обладает известным имуществом, добытым им посредством насилия — обмана, воровства или каким-либо другим нечестным путём, — не является производителем обладаемого им имущества. Согласен, чтобы обладать имуществом, оно действительно должно быть сперва, говоря по Энгельсу, добыто, а с учётом нового содержания понятия «труд» — произведено трудом. Однако вовсе необязательно обладателем имущества. К тому же вовсе необязательно и то, чтобы оно, имущество, было произведено до акта насилия. Производство имущества может стать и результатом насилия. Тот же Робинзон не крал и не отнимал у Пятницы никакого имущества, но стал обладателем непроизведенного им имущества, за счёт присвоения части имущества, произведенного Пятницей. Иначе говоря, за счёт недополучения Пятницей части произведенного им же продукта труда, т. е. за счёт насилия. Пятница в одночасье стал рабом Робинзона не потому, что последний располагал вещами двоякого рода — во-первых, орудиями и предметами труда и, во-вторых, средствами для скудного содержания раба, — и вовсе не потому, что уровень развития производства, торговли и накопления богатств у Робинзона был выше, чем у Пятницы, а исключительно потому, что между ними было установлено неравенство в труде, говоря точнее, неравенство в производстве и распределении материальных благ. Конечно же, Энгельс прав, говоря о том, что «прежде чем рабство становится возможным, должна быть уже достигнута известная ступень в развитии производства и известная ступень неравенства в распределении». Но он, к сожалению, не осознавал, что именно насилие лежит в основе достижения обществом известной ступени неравенства в производстве и распределении материальных благ.

Относительно роли насилия в возникновении частной собственности вообще и её существовании в древней перво-

-261-

бытной общине всех культурных народов в частности следует заметить, что изначально ни возникновение (образование) частной собственности вообще, ни её существование в древней первобытной общине никоим образом не вызвано интересами повышения производства и развития обмена. Это справедливо лишь по отношению к личной собственности. Возникновение последней вообще и её существование в древней первобытной общине всех культурных народов в частности действительно вызвано интересами повышения производства и развития обмена. Вероятно, под возникновением частной собственности вообще и её существованием в древней первобытной общине всех культурных народов в частности Энгельс понимал смену форм частной собственности. Тогда верно, что насилие может сменить владельца имущества, но не может создать частную собственность. Его доводы против насилия в образовании частной собственности с указанием на «при ныне ещё происходящем разделе общинных угодий в «подворных общинах» на Мозеле и в Хохвальде», с одной стороны, и «образовании первобытной аристократии на почве общей собственности на землю, как это было у кельтов, германцев и в индийском Пенджабе», с другой стороны, несостоятельны. Полагая, что «при ныне ещё происходящем разделе общинных угодий в «подворных общинах» на Мозеле и в Хохвальде, о насилии приходится говорить мало, ибо крестьяне просто считают выгодной для себя замену общей земельной собственности частной»; что «образование первобытной аристократии на почве общей собственности на землю, как это было у кельтов, германцев и в индийском Пенджабе, опирается вначале вовсе не на насилие, а на добровольное подчинение и привычку», Энгельс исходит из существования частной собственности. При таком подходе к делу царь Петр I имеет прямое отношение к возникновению царизма. Понятно, что крестьяне Мозеля и Хохвальда просто считали выгодной для себя замену общей земельной собственности частной, как и то, что образование первобытной аристократии на почве общей собственности у кельтов, германцев и в индийском Пенджабе опирается на добровольное подчинение и привычку. Непонятно другое: откуда крестьяне Мозеля и Хохвальда, а также кельты, германцы и пенджабцы узнали о частной собственности? И что такое выгода, добровольное подчинение и привычка (в контексте сказанного Энгельсом) вне связи с насилием? Очевидно, что замена общей земельной собственности частной ради выгоды, а равно как и образование первобытной аристократии на базе добровольного подчинения и привычки (надо

-262-

думать, привычки подчиняться) местного населения — никудышные аргументы против насилия при объяснении возникновения (образования) частной собственности.

Яркий свет на понимание частной собственности проливает сказанное Марксом:

«Это первоначальное накопление играет в политической экономии приблизительно такую же роль, как грехопадение в теологии: Адам вкусил от яблока, и вместе с тем в род человеческий вошел грех. Его объясняют, рассказывая о нём как об историческом анекдоте, случившиеся в древности. В незапамятные времена существовали, с одной стороны, трудолюбивые, и прежде всего бережливые, разумные избранники и, с другой стороны, ленивые оборванцы, прокучивающие всё, что у них было, и даже больше того. Правда, теологическая легенда о грехопадении рассказывает нам, как человек был осужден есть свой хлеб в поте лица своего; история же экономического грехопадения рассказывает, как могли появиться люди, совершенно не нуждающиеся в этом. Но это всё равно. Так случилось, что первые накопили богатство, а у последних в конце концов ничего не осталось для продажи, кроме их собственной шкуры. Со времени этого грехопадения ведёт своё происхождение бедность широкой массы, у которой, несмотря на весь её труд, всё ещё нечего продать, кроме себя самой, и богатство немногих, которое постоянно растёт, хотя они давным-давно перестали работать. Подобные пошлые сказки передаёт, например, в целях оправдания propriete (собственности) г-н Тьер некогда столь остроумным французам, да ещё с торжественно-серьёзной миной государственного мужа. Но раз дело касается вопроса о собственности, священный долг повелевает поддерживать точку зрения детского букваря как единственно правильную для всех возрастов и всех ступеней развития. Как известно, в действительной истории большую роль играют завоевание, порабощение, разбой — одним словом, насилие. Но в кроткой политической экономии искони царствовала идиллия. Права на «труд» были искони единственными средствами обогащения — всегдашнее исключение оставлял, разумеется, «этот год». В действительности методы первоначального накопления — это всё что угодно, но только не идиллия. Деньги и товары точно так же, как жизненные средства и средства производства, отнюдь не являются капиталом сами по себе. Они должны быть превращены в капитал. Но превращение это возможно лишь при определённых обстоятельствах, которые сводятся к следующему: два очень различных вида товаровладельцев должны встретиться друг с другом и вступить в кон-

-263-

такт: с одной стороны — собственник денег, средств производства и жизненных средств, которому требуется закупить чужую рабочую силу для дальнейшего увеличения присвоенной им суммы стоимости; с другой стороны — свободные рабочие, продавцы собственной рабочей силы и, следовательно, продавцы труда. Свободные рабочие в двояком смысле: они сами не принадлежат непосредственно к числу средств производства, как рабы, крепостные и т. д.; но и средства производства не принадлежат им, как это имеет место у крестьян, ведущих самостоятельное хозяйство и т. д.; напротив, они свободны от средств производства, освобождены от них, лишены их. Этой поляризацией товарного рынка создаются основные условия капиталистического производства. Капиталистическое отношение предполагает, что собственность на условия осуществления труда отделена от рабочих. И как только капиталистическое производство становится на собственные ноги, оно не только поддерживает это разделение, но и воспроизводит его в постоянно возрастающем масштабе. Таким образом, процесс, создающий капиталистическое отношение, не может быть не чем иным, как процессом отделения рабочего от собственности на условия его труда — процессом, который превращает, с одной стороны, общественные средства производства и жизненные средства в капитал, а с другой стороны, непосредственных производителей — в наёмных рабочих. Следовательно, так называемое первоначальное накопление есть не что иное, как исторический процесс отделения производителя от средств производства. Он представляется «первоначальным», так как образует предысторию капитала и соответствующего ему способа производства. Экономическая структура капиталистического общества выросла из экономической структуры феодального общества. Разложение последнего освободило элементы первого.

Непосредственный производитель, рабочий, лишь тогда получает возможность распоряжаться своей личностью, когда прекращаются его прикрепление к земле и его крепостная или феодальная зависимость от другого лица. Далее, чтобы стать свободным продавцом рабочей силы, который несет свой товар туда, где имеется на него спрос, рабочий должен был избавиться от господства цехов, от цеховых уставов об учениках и подмастерьях и от прочих стеснительных предписаний относительно труда. Итак, исторический процесс, который превращает производителей в наёмных рабочих, выступает, с одной стороны, как их освобождение от феодальных повинностей и цехового принуждения; и только эта одна сторона существует для наших буржуазных историков.

-264-

Но, с другой стороны, освобождаемые лишь тогда становятся продавцами самих себя, когда у них отняты все их средства производства и все гарантии существования, обеспеченные старинными феодальными учреждениями. И история этой их экспроприации вписана в летописи человечества пламенеющим языком крови и огня. Промышленные капиталисты, эти новые властители, должны были, со своей стороны, вытеснить не только цеховых мастеров, но и феодалов, владевших источниками богатства. С этой стороны их возвышение представляется как плод победоносной борьбы против феодальной власти с её возмутительными привилегиями, а также против цехов и тех оков, которые налагают цехи на свободное развитие производства и свободную эксплуатацию человека человеком. Однако, рыцарям промышленности удалось вытеснить рыцарей меча лишь благодаря тому, что они использовали события, к которым они были сами совершенно непричастны. Они возвысились, пользуясь теми же грязными средствами, которые некогда давали возможность римским вольноотпущенникам становиться господами своих патронов»[243].

Частная собственность представляет собой материализованное насилие. Первоначально она возникает (образуется) в результате присвоения (полностью или нет, к делу не относится) одним человеком собственности, произведенной трудом другого человека. По Прудону, как правильно заметил Энгельс, «собственность есть кража»[244]. И он частично был прав. Частично, ибо не всякая собственность есть кража. Собственность, созданная посредством материального производства и принадлежащая своему производителю, т. е. личная собственность, не является кражей. Лишь частная собственность есть кража. Поэтому-то частная собственность и принадлежит своему владельцу де-юре. Де-факто она ему не принадлежит. Называя вещи своими именами, частная собственность есть кража собственности, созданной чужим трудом в процессе материального производства. Отсюда и неустойчивое положение в обществе частных собственников. Титул частного собственника не гарантирует владельцу частной собственности спокойной жизни. Мало стать владельцем частной собственности. Необходимо получить согласие на насилие со стороны насилуемого. Спору нет, посредством насилия можно получить от последнего краткосрочное согласие, что делалось и делается до сих пор во всех обществах, где была и есть частная собственность. Но приходит время, и возросшее сознание насилуемого более не приемлет такого положения дел, и тогда происходит социальная революция, влекущая за собой не столько смену частного собственника,

-265-

как то было при переходе от рабовладельческого общества к феодальному и от феодального — к капиталистическому, поскольку это частные случаи, сколько полное уничтожение частной собственности, как то было начато при переходе от капитализма к социализму (коммунизму).

С точки зрения исторической перспективы, уничтожение частной собственности неизбежно.

Конечно, нельзя в одночасье покончить с институтом частной собственности, въевшимся в сознание человечества в течение многих тысячелетий. На этом пути нас ожидает и радость побед в виде Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года, и горечь поражений в виде ГКЧП 1991 года. Чем больше доноров частной собственности перестанет снабжать её жизненной силой, тем быстрее она сойдет с исторической арены.

В современной России, вставшей на капиталистический путь развития, это выразилось в «желании» новоявленных частных собственников делиться частью наворованной ими собственности с обворованными ими гражданами страны. Не случайно после ареста Ходорковского по обвинению в финансовых нарушениях возглавляемой им компании российские олигархи заговорили о необходимости делиться... 19 октября 2003 года эта тема даже стала предметом всенародного обсуждения на первом телеканале в передаче В. Познера «Времена». Как заметил председатель Всероссийского союза промышленников и предпринимателей Аркадий Вольский, «восемь миллиардов долларов (в рублях это 24 миллиарда рублей при средней заработной плате по стране три тысячи рублей в месяц. — В. К.) — это многовато». Аналогичную мысль высказал действующий президент России Путин. Будучи в Италии, он почти повторил приведенное высказывание Вольского, но только другими словами. Данное выступление Путина в очередной раз было показано 9 ноября по третьему телеканалу в передаче П. Толстого «Выводы». С наступлением 7 Ноября — праздника годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, преобразованного Ельциным, Гайдаром, Чубайсом, Черномырдиным и прочими олигархами, включая Ходорковского, в день «Согласия и примирения», идея делиться частью наворованного с обворованными стала ещё актуальнее. В особенности для КПРФ, которая, видимо, окончательно порвала с пролетариатом и решительно перешла на сторону буржуазии. Можно понять «Единую Россию», «Союз правых сил», «Яблоко» и ЛДПР, всячески агитировавших и агитирующих обворованных согласиться и примериться с тем, что их (обворованных), начиная с 1991 года,

-266-

обворовывают и будут обворовывать впредь. Другое дело — КПРФ. Если до недавнего времени, пусть и с трудом и не для всех, но ей ещё хоть как-то удавалось демонстрировать чудеса эквилибристики, находясь на грани интересов пролетариата, с одной стороны, и интересов буржуазии, с другой стороны (достаточно вспомнить возню вокруг Березовского, когда то там, то тут раздавались невнятные и противоречивые высказывания лидеров КПРФ относительно того, брать или не брать деньги у опального олигарха), то очередную годовщину Великой Октябрьской социалистической революции она явно отмечала под лозунгом согласия и примирения эксплуатируемых с эксплуататорами; за согласие и примирение эксплуатируемых быть эксплуатируемыми, с одной стороны, и за согласие и примирение эксплуататоров быть эксплуататорами, с другой стороны. Выступив в защиту Ходоровского, КПРФ переполнила чашу терпения той части своего электората, которая последовательно выражает интересы пролетариата. В результате десятки тысяч сторонников КПРФ (правильнее было бы сказать, вчерашних сторонников КПРФ) праздновали 86-летие Великой Октябрьской социалистической революции отдельно от КПРФ. А на торжественное шествие, организованное левой оппозицией во главе с КПРФ 23 февраля 2004 года, почти никто не пршёл.

И последнее. Сказанное Энгельсом: «Даже если исключить возможность всякого грабежа, насилия и обмана, даже если допустить, что всякая частная собственность первоначально была основана на личном труде собственника и что во всем дальнейшем ходе вещей обменивались друг на друга только равные стоимости, то мы и тогда при дальнейшем развитии производства и обмена неизбежно придем к современному капиталистическому способу производства, к монополизации средств производства и жизненных средств в руках одного малочисленного класса, к низведению другого класса, составляющего громадное большинство, до положения неимущих пролетариев, к периодической смене спекулятивной производственной горячки и торговых кризисов и ко всей нынешней анархии производства», — абсолютно неприемлемо в качестве доказательства возникновения частной собственности вне насилия с вытекающими — по Энгельсу — последствиями. Принимая частную собственность как данность, основанную на личном труде собственника, в дальнейшем Энгельс бессознательно исходит из того, что рано или поздно, раз дана частная собственность, насилие обязательно войдет в жизнь общества, и тогда всё будет так, как он сказал. Он не отрицает насилие, он не видит насилие там, где

-267-

оно есть. В противном случае он бы не стал здесь говорить о частной собственности. К тому же он, как и Маркс, «грешит» с обменом эквивалентов. Допустим, жили А и Б. Каждый из них своим трудом создал свою стоимость и во всем дальнейшем ходе вещей ими обменивались только равные стоимости. Как могло случиться, что со временем у А сконцентрировалась вся совокупная стоимость, произведенная трудом А и Б, и у него теперь есть право присваивать чужой неоплаченный труд, тогда как Б остался ни с чем, без своей собственности, произведенной им своим трудом, и теперь он не имеет возможность присвоить себе свой собственный продукт труда? Комментарии излишни.

Вне полемического задора при детальном рассмотрении вопроса о частной собственности Энгельс приходит к выводу: «И, действительно, все так называемые политические революции, от первой до последней, были совершены ради защиты собственности одного вида и осуществлялись путём конфискации, называемой также кражей, собственности другого вида. Итак, несомненно, что в течение двух с половиной тысяч лет частная собственность могла сохраняться только благодаря нарушениям права собственности»[245]. Ещё один шаг — и он бы непременно нашел, что становление частной собственности и её существование осуществляется благодаря нарушениям права личной собственности. Преградой на этом пути перед ним, как уже было показано выше, стало недоосознание им личной собственности. Потому-то он и полагает, что частная собственность сперва должна быть добыта трудом, и только потом её можно отнять грабежом. Данное обстоятельство лежит в основе ещё более глубокого заблуждения Энгельса.

Возражая на примере взаимоотношений Робинзона и Пятницы как хозяина и раба или человека и скота соответственно против сказанного Дюрингом: «Форма политических отношений есть исторически фундаментальное, хозяйственные же зависимости представляют собой только следствие или частный случай, а потому всегда являются фактами второго порядка», — Энгельс делает заключение: «Таким образом, детский пример, придуманный г-ном Дюрингом специально для доказательства «исторически фундаментального» характера насилия, доказывает, что насилие есть только средство, целью же является, напротив, экономическая выгода. Насколько цель «фундаментальнее» средства, применяемого для её достижения, настолько же экономическая сторона отношений является в истории более фундаментальной, чем сторона политическая». Допустим, целью Робинзона является сорвать с дере-

-268-

ва яблоко, а средством достижения поставленной им цели служит его рука. В данном случае совершенно очевидно, что рука первична, а цель вторична. Не сознание определяет бытие, а бытие определяет сознание. Эту мысль Маркс и Энгельс высказали ещё в своём первом совместном черновике «Немецкая идеология» следующим образом: «Люди, развивающие своё материальное производство и своё материальное общение, изменяют вместе с этой своей действительностью также своё мышление и продукты своего мышления. Не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание»[246]. Затем Маркс выразил это в предисловии к своей работе «К критике политической экономии» словами: «Не сознание людей определяет их бытие, а наоборот, их общественное бытие определяет их сознание»[247]. Энгельс, как и Маркс, осознанно твердо стоял на том, что материя первична, а идея вторична. Так, спустя 10 лет после выхода в свет «Анти-Дюринга» в работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» он пишет: «Материя не есть продукт духа, а дух есть лишь высший продукт материи. Это, разумеется, чистый материализм»[248]. Тем решительнее следует избавляться от заблуждений Энгельса, допущенных им при косвенном рассмотрение основного вопроса философии. Таким образом, как бытие определяет сознание, так и средство определяет цель.

В сообществе людей средством определения цели является человек. Следовательно, цель вторична по отношению к человеку. «...Человечество, — писал Маркс в предисловии к «К критике политической экономии», — ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия её решения уже имеются налицо или, по крайней мере, находятся в процессе становления»[249]. Не вдаваясь в детали опровержения данного высказывания Маркса, сделанного мной в работе «Реставрация капитализма в России. Истоки и причины», замечу, что человечество (общество) ставит себе всегда только такие задачи, в решении которых оно нуждается вне зависимости от существующих материальных условий их решения. Человечество издавна, задолго до появления материальных условий полета в небо, ставило задачу полета в небо. Неверно, что человечество поставило задачу полета в небо потому, что был построен летательный аппарат, а верно, что летательный аппарат был построен потому, что человечество поставило задачу полета в небо. Таким образом, по крайней мере в рассматриваемом случае, цель не «фундаментальнее» средства. Напротив — средство «фундаментальнее» цели.

-269-

Что касается утверждения Энгельса: «Насколько цель «фундаментальнее» средства, применяемого для её достижения, настолько же экономическая сторона отношений является в истории более фундаментальной, чем сторона политическая», — то во второй части готовящейся к выходу в свет своей работы под общим названием «Краткий курс истории происхождения человека и общества» (первая часть вышла в свет в 1999 году под названием «Краткий курс истории антропогенеза, или Сущность и происхождение труда, сознания и языка»), рассматривая взаимосвязь производительных сил и производственных отношений, я пршёл к выводу: общество есть продукт взаимоотношения людей друг к другу, совокупность общественных отношений, и прежде всего производственных отношений. Я не отрицаю истинности сказанного Марксом в письме к Анненкову от 28 декабря 1846 года: «Что же такое общество, какова бы ни была его форма? Продукт взаимодействия людей»[250], — а лишь уточняю его. Необходимость сего обусловлена, кроме всего прочего, сведением отечественными учёными-обществоведами чернового высказывания Маркса «общество есть продукт взаимодействия людей» к виду «общество — совокупность исторически сложившихся форм совместной деятельности людей»[251]. Во избежание кривотолков приведу и определение понятия «деятельность», данного в указанном философском словаре: «Деятельность — представляет собой процесс, в ходе которого человек творчески преобразует природу... Исторически первый её акт — производство орудий с помощью орудий»[252].

Не акцентируя внимание читателя на недопустимости приписывания человеку понятия «деятельность» в качестве специфически человеческого отношения к миру (это уже сделано мной в «Кратком курсе истории антропогенеза») замечу, что люди и до образования общества удовлетворяли свои потребности наряду с другими животными с помощью того, что дано природой. Просто смешно читать россказни отечественных учёных-обществоведов о том, что «в отличие от животных, удовлетворяющих свои потребности с помощью того, что дано природой, человек, производит всё, что необходимо ему для жизни, — пищу, одежду, жилище и т. д.»[253]. Надеюсь, никто не будет спорить, что человеку для жизни необходимо дышать воздухом; что человек, как и другие животные, не производит воздух, необходимый ему для его жизнедеятельности. Так вот: для совместного производства люди должны определённым образом объединяться. Это объединение, выходящее за рамки унаследованной формы объединения ближайшего животного предка человека, не есть про-

-270-

стое, механическое нагромождение людей. Скопище людей сколь угодно большого количества не есть общество. Общество складывается из общественных отношений. Хотя люди и являются материальными носителями общества, их совокупность служит всего лишь необходимым, но не достаточным условием становления общества. Для становления общества, кроме всего прочего, необходимо наличие между его материальными носителями совместных отношений. Без взаимоотношения людей друг к другу общество невозможно. Поэтому перед началом совместной деятельности, скажем, в виде распилки дерева большой (двухсторонней) ручной пилой, два человека должны обозначить между собой (гласно или мысленно — всё едино) как условия совместной деятельности, так и условия распределения результата совместной деятельности. Иначе говоря, прежде чем объединиться для совместной хозяйственной деятельности, люди должны изначально договориться о правиле совместного производства и распределения произведенных ими материальных благ. Например, капиталистическое общество складывается из взаимоотношений капиталиста и наёмного рабочего. Несогласие одного из них с правилами капиталистического производства и распределения материальных благ делает невозможным ни становление, ни дальнейшее существование капиталистического общества.

Таким образом, утверждение Дюринга «форма политических отношений есть исторически фундаментальное, хозяйственные же зависимости представляют собой только следствие или частный случай, а потому всегда являются фактами второго порядка» гораздо ближе к материалистическому пониманию истории Маркса и Энгельса, окончательно уясненному ими со времени написания совместного черновика «Немецкая идеология», где, кроме всего прочего, ими было сказано: «Итак, дело обстоит следующим образом: определённые индивиды, определённым образом занимающиеся производственной деятельностью, вступают в определённые общественные и политические отношения»[254]. Вникни Маркс и Энгельс в суть сказанного Дюрингом, они бы нашли у него много общего...

Не вник в суть сказанного основоположниками марксизма и Дюринг. В особенности в сказанное Марксом в предисловии «К критике политической экономии»: «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определённые, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определённой ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отноше-

-271-

ний составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определённые формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обуславливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще»[255]. А следовало... Возможно, он и хотел, но не смог. Иначе бы не стал ломиться в открытую дверь.

И политические отношения, и производственные отношения суть общественные отношения. Один и тот же человек не может вступить сам с собой в общественные отношения. Для этого нужно как минимум два человека. Общественные отношения обуславливаются теми материальными условиями жизни людей, которые существовали до начала их совместной деятельности. Именно условия материальной жизни обуславливают, и не только социальный, политический и духовный процессы жизни, но и производственные отношения вообще. «Общественные отношения, — писал Маркс в «Нищете философии», — тесно связаны с производительными силами. Приобретая новые производительные силы, люди изменяют свой способ производства, а с изменением способа производства, способа обеспечения своей жизни, они изменяют все свои общественные отношения. Ручная мельница даёт вам общество с сюзереном во главе, паровая мельница — общество с промышленным капиталистом»[256]. Каковы материальные условия жизни людей, таковы и их общественные отношения вообще и производственные отношения в частности. Следовательно, выводить становление общественных отношений из совместной производственной деятельности людей — значит впасть в алогизм. Люди вступают в определённую совместную производственную деятельность при наличии между ними определённых общественных отношений, обусловленных существующими материальными условиями их жизни. Следовательно, отношения людей, связанные с организацией производства и распределения произведенных ими материальных благ, первичны по сравнению с отношениями, складывающимися между ними в процессе производства и распределения произведенных ими материальных благ. Таким образом, неверно, что люди вступают в общественные отношения в процессе совместной производственной деятельности. В процессе совместной производственной деятельности люди могут лишь преобразовать, изменить существующие между ними общественные, и прежде всего производственные, отношения. Потому-то ручная мельница и даёт общество с сюзереном во главе, а паровая мельница — общество с промышленным капиталистом.

-272-

Пора кончать с пошлыми сказками эксплуататоров и их сторонников об идиллическом происхождении частной собственности. Тем более пора освободить политическую экономию социализма (коммунизма) от заблуждений Энгельса по данному вопросу. Как говорится, «Энгельс мне друг, но истина дороже». Во всех существовавших до сих пор обществах труд (в старом его понимании) не был средством обогащения. В дошедшей до нас истории человечества закономерным является тот факт, что обладание известным, превышающим средний уровень имуществом под названием «частная собственность» основано на насилии.

Ни одно сообщество животных, включая человека, до сегодняшнего дня не свободно от насилия. И чем выше социальная организация животных, тем больше насилия. Пчелы умерщвляют «лишних» маток; превращают особей женского пола в рабочих пчел; изгоняют из гнезда долго не спаривающегося трутня. Вожак стада хищных животных первым прикасается к пище и ест, пока не насытится, без учёта вложенных им усилий при её добыче. В ряде случаев он может и вовсе не гоняться за добычей. Ему достаточно обнаружить, что кто-то из его соплеменников добыл себе пропитание и, используя своё превосходство в силе, присвоить чужую добычу себе. Сама процедура выбора лидера сообщества животных, включая и человека, до сегодняшнего дня базируется на насилие. Наш далекий предок неандерталец — разве он был свободен от насилия? Да что там неандерталец! Не беда, если повторюсь, сказав, что несколько десятков расколотых черепов, найденных на месте его, возможно, тысячелетней стоянки, — ничто по сравнению со злодеяниями немцев во Второй мировой войне. Ещё совсем недавно, менее чем 60 лет назад, на одной только фабрике смерти Освенцим (а их было организовано ими несколько: Бабий Яр, Хатынь, Ясеновец и др.) они за пару лет уничтожили более 4 млн. пленных. А чем объяснить сброс атомной бомбы американцами в конце Второй мировой войны, когда уже всё было решено и без них, на мирных жителей японских городов Хиросима и Нагасаки, кроме как демонстрацией силы с претензией на мировое господство? Не успел ещё остыть труп предыдущего претендента на мировое господство в лице Германии, как уже появился новый кровожадный дракон в лице США, алчущий свободного времени других народов во всемирном масштабе. Пока был жив Советский Союз, его ещё как-то удавалось держать в узде. С крушением Советского Союза он отбился от рук. Только за последние 10 лет посредством развязывания войн в Югославии, Ираке и Афганистане американцы уже отняли и

-273-

присвоили себе свободное время югославов, иракцев и афганцев. И после этого отечественные демократы с пеной у рта поют аллилуйю американской демократии и с умилением рассказывают о прелестях капитализма, показывая пальцем на рост благосостояния американцев. Когда же Жириновский предлагает начать увеличение благосостояния россиян хотя бы и с «мытья сапог» в Индийском океане, то эти же самые люди обвиняют его в фашизме. Им не понять, что при современном уровне развития производства для повышения благосостояния одного народа необходимо либо совершить насилие по отношению к другому народу, дабы использовать свободное время последнего на удовлетворение своих потребностей, либо пытаться своими силами (пусть и вкупе с другими народами, но обязательно в условиях равноправия) удовлетворять свои потребности. Другого не дано. Как уже говорилось выше, до сегодняшнего дня все народы — за редким исключением, в числе которого советский, китайский и индийский народы, — повышали уровень своего благосостояния посредством насилия над другим народом. То же самое относится и к росту благосостояния отдельного человека.

Причиной тому всё ещё низкий уровень развития производительных сил и производственных отношений. Энгельс пришёл к этому выводу, противореча сам себе, ещё в споре с Дюрингом:

«И раз мы уже заговорили об этом, то должны сказать, каким бы противоречием и ересью это не казалось, что введение рабства при тогдашних условиях было большим шагом вперёд. Ведь нельзя отрицать того факта, что человек, бывший вначале зверем, нуждался для своего развития в варварских, почти зверских средствах, чтобы вырваться из варварского состояния. Древние общины там, где они продолжали существовать, составляли в течение тысячелетий основу самой грубой государственной формы восточного деспотизма, от Индии до России. Только там, где они разложились, народы двинулись собственными силами вперёд по пути развития, и их ближайший экономический прогресс состоял в увеличении и дальнейшем развитии производства посредством рабского труда. Ясно одно: пока человеческий труд был ещё так малопроизводителен, что давал только ничтожный избыток над необходимыми жизненными средствами, до тех пор рост производительных сил, расширение обмена, развитие государства и права, создание искусства и науки — всё это было возможно лишь при помощи усиленного разделения труда, имевшего своей основой крупное разделение между массой, занятой простым физическим трудом, и немногими привиле-

-274-

гированными, которые руководят работами, занимаются торговлей, государственными делами, а позднее также искусством и наукой. Простейшей, наиболее стихийно сложившейся формой этого разделения труда и было как раз рабство. При исторических предпосылках древнего, в частности греческого, мира переход к основанному на классовых противоположностях обществу мог совершиться только в форме рабства. Даже для самих рабов это было прогрессом: военнопленные, из которых вербовалась основная масса рабов, оставлялись теперь по крайне мере в живых, между тем как прежде их убивали, а ещё раньше даже жарили и поедали.

Заметим кстати, что всё до сих пор существовавшие в истории противоположности между эксплуатирующими и эксплуатируемыми, господствующими и угнетенными классами находят своё объяснение в той же относительно неразвитой производительности человеческого труда. До тех пор пока действительно трудящееся население настолько поглощено своим необходимым трудом, что у него не остаётся времени для имеющих общее значение общественных дел — для руководства работами, ведения государственных дел, для отправления правосудия, занятия искусством, наукой и т. д., — до тех пор неизбежно было существование особого класса, который, будучи свободным от действительного труда, заведовал указанными делами; при этом он никогда не упускал случая, чтобы во имя своих собственных выгод взваливать на трудящиеся массы всё большее бремя труда. Только громадный рост производительных сил, достигнутый благодаря крупной промышленности, позволяет распределить труд между всеми без исключения членами общества и таким путём сократить рабочее время каждого — так, чтобы у всех оставалось достаточно свободного времени для участия в делах, касающихся всего общества, как теоретических, так и практических. Следовательно, лишь теперь стал излишним всякий господствующий и эксплуатирующий класс, более того — он стал прямым препятствием для общественного развития; и только теперь он будет неумолимо устранен, каким бы «непосредственным насилием» он ни располагал»[257].

Сокращение рабочего времени каждого — так, чтобы у всех оставалось достаточно свободного времени для участия в делах, касающихся всего общества, как теоретических, так и практических, в меньшей степени зависит от распределения труда между всеми без исключения членами общества. А так всё правильно. Правильно настолько, что возникает вопрос: «А был ли мальчик в споре между Дюрингом и Энгельсом относительно насилия?».

-275-

В самом деле, нельзя отрицать того факта, что человек, бывший вначале зверем, нуждался для своего развития в варварских, почти зверских средствах, т. е. в насилии, чтобы вырваться из варварского состояния. Относительная неразвитость производительности человеческого труда в сочетании с ростом потребности человека приводит последнего к поиску дополнительного объекта насилия. Изначально таковым были одомашненные животные... Потом выяснилось, что идеальным объектом насилия является человек. Раньше всех это усвоили общественные функционеры. Старейшина, вождь, военачальник, шаман являются первыми из тех, кто не был поглощен непосредственным производством средств существования; кто жил за счёт свободного времени остальных членов общества. Благосостояние указанных лиц зависело не от количества произведенных ими потребительных стоимостей, а от количества присвоенного ими свободного времени своих соплеменников. И чем большее количество свободного времени они прибирали к своим рукам, тем выше было их благосостояние. Затем в ход пошло свободное время членов соседней общины, соседнего рода, соседнего племени и т. д. и т. п. Таков стержень общественного развития всех досоциалистических обществ.

Богатство общества определяется количеством свободного времени у его членов. Авторство данного определения в различных модификациях ошибочно приписывается Марксу. Мало того что у него это нигде не высказано и не зафиксировано в надлежащем виде, так он сам впервые столкнулся с пониманием свободного времени как богатства общества примерно в 1859 году. Именно к этому времени относится разбор им сочинения одного неизвестного автора, в котором, кроме всего прочего, говорится (цитирую по Марксу): «Нация по-настоящему богата лишь тогда, когда за пользование капиталом не уплачивается никакого процента, когда вместо 12 часов работают только 6 часов. Богатство есть такое время, которым можно свободно располагать, и ничего больше»[258]. Многократно возвращаясь к этой цитате, так или иначе пересказывая её своими словами, он так и не определился по существу, а потому и не вынес свои суждения по части свободного времени на суд читателя. И как бы не пыжились отечественные учёные-обществоведы, то немногое, сказанное Марксом о свободном времени через призму богатства, хранилось ими вдали от посторонних глаз. И было что скрывать, поскольку оно содержало в себе противоречие. Маркс больше отрицал, нежели соглашался с тем, что свободное время есть богатство общества. Не случайно в одном из последних, если

-276-

не самом последнем, обращении к рассматриваемому вопросу он писал:

«Подобно тому как растение живёт за счёт земли, скот — за счёт растения или за счёт травоядного скота, так и та часть общества, которая обладает свободным временем, временем, не поглощенным непосредственным производством средств существования, живет за счёт прибавочного труда рабочих.

Мы увидим, как экономисты и т. д. рассматривают эту противоположность как естественную. Поэтому богатством оказывается свободное время»[259].

Здесь, как, впрочем, и в ряде других узких мест, расшитых нами, читатель, выше, может служить оправданием Марксу лишь то, что сказанное им относится к капитализму. Он был настолько увлечён исследованием капиталистического общества, что всякое новое слово в обществознании мерил в прокрустовом ложе капитализма или непременно причислял его автора к сторонникам капитализма. В числе жертв этой односторонности оказались Прудон, Брей, Дюринг, неизвестный автор предыдущей цитаты и др. Разумеется, в сложившихся тогда в странах Западной Европы социально-экономических условиях это небольшая потеря по сравнению с результатом, которого добился Маркс, всецело углубившись в изучение становления, развития и гибели капиталистического общества. И не потому, что в их рассуждениях было мало смысла, а потому, что при том уровне развития общества в их рассуждениях было мало проку, подобно тому как в своё время не было проку ни от изобретения Героном спидометра, ни от изобретения Бронком двигателя. Теперь иное дело: с осмыслением капитализма не терпит отлагательства изучение того, чем когда-то ради этого можно было пренебречь. Если раньше рассмотрение оного могло замедлить формирование научного коммунистического мировоззрения, то сегодня закрывать на это глаза — значит наносить вред научному коммунистическому мировоззрению.

Маркс потому и не приемлел свободное время в качестве богатства общества, что исходил из его принадлежности лишь отдельным людям. Выше было показано, что свободным временем располагают все члены общества. Разница в его количестве. У одних его вагон (в смысле — слишком много), и они не знают, куда его девать. У других — с гулькин нос (в смысле — слишком мало), чтобы даже задумываться о нём. Потому в эксплуататорском обществе свободное время и не может выступать в качестве богатства, ибо львиная его доля находится в руках маленькой кучки людей. Каким бы количеством свободного времени последняя ни располагала, оно является её

-277-

богатством. Кучка людей, представляющая собой часть общества, не есть общество. Точно так же богатство части общества не есть богатство всего общества. Вот почему во всех эксплуататорских обществах при каждой смене одной кучки богатых людей на другую кучку богатых людей общество в целом богатым не становится. И не станет, поскольку богатство эксплуататоров, как писал Маркс в черновике, раскрывая смутную догадку Сисмонди, «это такое богатство, которое всегда имеет своей предпосылкой бедность и которое развивается лишь за счёт того, что оно развивает бедность»[260].

О том, что капиталистическое производство не является производством богатства для тех, кто его производит, было высказано Рикардо задолго до Маркса. Сегодня мы, читатель, к этому можем добавить, что не только капиталистическое производство, но и любое другое досоциалистическое производство не является производством богатства для тех, кто его производит, поскольку оно основано на краже чужого свободного времени. Однако вовсе не этим интересен здесь Рикардо, а тем, что он первым отделил богатство от стоимости. «Богатство, — писал Рикардо, — не зависит от стоимости»[261]. При этом он ошибочно думал, что «человек богат или беден в зависимости от изобилия предметов необходимости и роскоши, которыми он может располагать»[262]. В дальнейшем, к сожалению, его противники и сторонники обращали внимание на последнее. В частности Маркс замечает относительно вышеприведенных цитат Рикардо следующее: «Другими словами, Рикардо здесь говорит: богатство состоит только из потребительных стоимостей»[263]. За бортом оставалось главное: богатство не зависит от стоимости. И не может зависеть, ибо стоимость не есть природное свойство вещи. Говоря по Марксу, стоимость тем отличается от вдовицы Куикли, что её нельзя ни пощупать, ни потрогать. В отличие от богатства в стоимость не входит ни одного атома вещества природы. Её нельзя непосредственно обнаружить в вещи, она лишь проявляется в приравнивании одной вещи к другой в процессе купли-продажи. С другой стороны, стоимость есть историческая категория. Её не было до и не будет после исчезновения товарного производства. Богатство же имеет непреходящее значение. Данные обстоятельства неопровержимо свидетельствуют в пользу сказанного Рикардо о том, что: богатство не зависит от стоимости. Между тем ещё рабовладельцам и феодалам было хорошо известно, что богатство зависит не от стоимости, а от количества рабов и крестьян соответственно, из которых можно выжать и присвоить себе их свободное время. И если при капитализме сей вопрос был запутан осно-

-278-

вательно, то по причине роста общественного сознания, и прежде всего сознания эксплуатируемых. Капиталист как никто из его предшественников знает, что он растит своего могильщика, а потому, используя всю мощь руководимого им государства, всячески скрывает основу происхождения своего богатства. Но наступит день — и грянет последний час капиталиста. Придёт конец капиталистическому богатству. Богатство кучки людей растворится в богатстве всего общества, словно капля воды в мировом океане.

Далее. Человек богат или беден не в зависимости от изобилия предметов необходимости и роскоши, которыми он может располагать, а в зависимости от свободного времени, которым он располагает, в том числе и для употребления изобилия предметов необходимости и роскоши. Мало иметь изобилие предметов необходимости и роскоши, которыми можно располагать, необходимо иметь свободное время, чтобы ими располагать. Никакие материальные блага не сделают человека по-настоящему богатым до тех пор, пока он не будет обладать свободным временем, необходимым ему как для развития своих способностей, так и удовлетворения своих потребностей, выходящих за рамки его физического существования. Истинное богатство есть свободное время. И чем больше его у человека, тем он богаче. По сути, это было высказано Марксом в черновике в качестве одного из предположений хода мысли вышеприведенного безымянного автора при разборе его цитаты: «Нация действительно богата...» и т. д. (см. выше). Как пишет Маркс: «А это может означать следующее. Если работать должны все, если отпадает противоположность между работающими чрезмерно и бездельниками — а это, во всяком случае, было следствием того, что капитал перестал существовать, что продукт не давал бы больше на чужой прибавочный труд, — и если к этому же принять во внимание развитие производительных сил, как оно создано капиталом, то общество за 6 часов будет производить необходимое изобилие продуктов, будет за эти 6 часов производить больше, чем теперь производится за 12 часов, и вместе с тем все будут иметь 6 часов «времени, которым они могут свободно располагать», т. е. будут иметь настоящее богатство — такое время, которое не поглощается непосредственно производительным трудом, а остаётся свободным для удовольствий, для досуга, в результате чего откроется простор для свободной деятельности и развития. Время — это простор для развития способностей и т. д. Известно, что сами политэкономы рабский труд наёмных рабочих оправдывают тем, что он создаёт досуг, свободное время для других, для другой части общества, а тем самым и для общества наёмных рабочих в целом.

-279-

Или же это может иметь и такой смысл:

Рабочие теперь работают 6 часов сверх того, что (теперь) требуется для их собственного производства. (Однако, вряд ли таков может быть взгляд автора памфлета, так как то, что теперь требуется рабочим, он изображает как бесчеловечный минимум). Если капитал перестанет существовать, то они будут работать уже только 6 часов, и бездельники должны будут работать столько же. Материальное богатство для всех было бы этим низведено до уровня рабочих. Но все имели бы свободное время, время для своего развития. Самому автору памфлета это, очевидно, не ясно. Тем не менее, во всяком случае, остаётся этот прекрасный тезис:

«Нация действительно богата тогда, когда вместо 12 часов работают 6 часов. Богатство есть такое время, которым можно свободно располагать, и ничего больше»[264].

Как бы то ни было, но это в прошлом. Сегодня сей прекрасный тезис получил развёрнутый вид и научное обоснование. Осталось сделать его руководством к действию.

На этом пути много подводных камней, и самый большой из них — камень под названием «насилие». Охочим до чужого свободного времени следует помнить, что не может быть по-настоящему богатым человек, крадущий свободное время другого человека. Соответственно, не может быть по-настоящему богатым народ, крадущий свободное время другого народа.

-280-

---

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Ленин В. И. Избр. произ. В 4-х т. Т. 1. С. 502.

[2] Яковлев Н., Прищепенко В. Исторические истоки. М.: Русский

язык. С. 205.

[3] Сталин И. Вопросы ленинизма. Изд. 11-е. Гос. изд-во полит.

литер., 1953. С. 637—638.

[4] Андреев А. Политический спектр России. Структура, идеологии,

основные субъекты. М.: 1997. С. 74—75.

[5] Подберезкин А. Русский путь. Изд. 4-е. М.: 1999. С. 151.

[6] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 39—40, 41.

[7] Там же. Т. 4. С. 374—375.

[8] Там же. С. 147—148.

[9] Паршев А. Почему Россия не Америка. М.: 2000. С. 101.

[10] Зиновьев А. Идеология партии будущего. М.: 2003. С. 5, 221, 228.

[11] Там же, с. 6.

[12] Там же, с. 84—85.

[13] Там же, с. 236—237.

[14] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 3. С. 430.

[15] Кирсанов В. «Реставрация» капитализма в России. Истоки

и причины. М.: 1999. Ч. 3. С. 4—5.

[16] Из предвыборной платформы Зюганова, газета «Советская Россия»,

9 марта 1996 г.

[17] Подберезкин А. Русский путь. М.: 1999. С. 147.

[18] Из текста совместной программы РКПР-РПК 2001 года, размещенной

в Интернете на сайте: konet.narod.ru/perty.htm.

[19] Газета «Правда», 6—9 февраля 2004 г.

[20] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 8. С. 189.

[21] Там же. Т. 6. С. 244—247, 253—254.

[22] Позиция коммунистической партии Российской Федерации по

выводу страны из экономического кризиса. Москва, 1999. С. 20.

[23] «Известия», 13.02.90.

[24] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 37. С.40—41.

[25] Там же. С. 42.

[26] Сталин И. Вопросы ленинизма. Изд. 11. М.: 1939. С. 319.

[27] Уильямс Н. Полная хронология XX века. С. 5.

[28] «Российская газета», 9 декабря 1991 г.

[29] «Советская Россия», 30 ноября 1996 г.

[30] Марксистско-ленинская философия. Исторический материализм.

Изд. 6-е, доп. М., 1977. С. 113—114.

[31] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 15.

[32] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. в 9 т. Т. 1. С. 47.

[33] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 37. С. 380—381.

[34] Там же. Т. 38. С. 163.

[35] Подберезкин А. Русский путь. М,. 1997. С. 40.

[36] Там же. С. 442.

[37] Восленский М. С. Номенклатура. М., 1991. С. 38.

[38] Там же. С. 555, 556.

[39] Там же. С. 564.

[40] Там же. С. 575.

[41] Там же. С. 564.

[42] Там же. С. 557.

[43] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 27. С. 402.

[44] Там же. Т. 6. С. 442.

[45] Мифы уходящих времен // «Известия», 02.04.90.

[46] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 33. С. 727.

[47] Там же. Т. 19. С. 116—119.

[48] Там же. С. 120.

[49] Там же. С. 576, примеч. № 164.

[50] Там же. С. 250.

[51] Там же. С. 250—251.

[52] Маркс К. и Энгельс Ф. Избр. соч. в 9 т. Т. 3. С. 175.

[53] Там же. Т. 4. С. 493.

[54] Там же. С. 502.

[55] Сталин И. Соч. Т. 3. С. 186—187.

[56] Ленин В. И. Соч. Изд. 5-е. Т. 41. С. 246.

[57] «Молодой коммунист», 1990. № 7. С. 27.

[58] История СССР. М., 1978. С. 136.

[59] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 299.

[60] Семенов Ю. Как возникло человечество. М., 1966. С. 114.

[61] Бородай Ю. М. Эротика. Смерть. Табу. М., 1966. С. 107.

[62] Матюшин Г. Н. У истоков человечества. М., 1982. С. 118.

[63] «Вопросы философии», 1981. № 8. С. 75, 76.

[64] Мак-Фарленд. Поведение животных. М., 1988. С. 464.

[65] Алексеев В. П., Першиц А. И. История первобытного общества.

М., 1990. С 106, 107.

[66] Философия. Основные идеи и принципы. Под общ. ред. А. И. Ракитова.

Изд. 2-е. М., 1990. С. 76—77.

[67] Андреев И. Л. Происхождение человека и общества. М., 1988. С. 86.

[68] Фролов И. Т. Введение в философию. М., 1989. С. 514.

[69] Румянцев А. Первобытный способ производства. Политико-

экономические очерки. М., 1987. С. 58—59.

[70] Фролов И. Т. Введение в философию. Ч. 2. С. 225—226.

[71] Румянцев А. М. Первобытный способ производства. Политико-

экономические очерки. М., 1987. С. 48.

[72] Маркс К. и Энгельс Ф. Указ. соч. Т. 20. С. 491.

[73] Философия. Основные идеи и принципы. М., 1990. С. 76.

[74] Андреев И. Л. Происхождение человека и общества. М., 1988. С. 86.

[75] Там же. С. 94.

[76] Там же. С. 95.

[77] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 23. С. 51, 55, 188.

[78] Фролов И. Т. Введение в философию. С. 264.

[79] Маркс К. и Энгельс Ф. Т. 23. С. 188—189.

[80] Фридман Э. П. Этюды о природе обезьян. (Занимательная

приматология). М., 1991. С. 188—99.

[81] Дарвин Ч. Соч. в 9 т. Т. 5. С. 238, 239.

[82] Постановление Пленума ЦК КПСС. Тезисы ЦК КПСС. М., 1967. С. 19.

[83] История Коммунистической партии Советского Союза. М., 1974. С. 478—479.

[84] «Аргументы и факты», 1989, № 4. С. 7.

[85] «Правда» от 06.10.1989. С. 4.

[86] Философия. Основные идеи и принципы. Попул. очерк.

Под общ. ред. А.И. Ракитова. М., 1990. С. 174.

[87] Там же. С. 174.

[88] Там же.

[89] Боженков В. Почему не поверили доктору Зорге? // «Аргументы

и факты», № 18 1989. С. 7.

[90] Там же.

[91] Гончаков О. Накануне, или Трагедия Кассандры. Повесть

в документах // «Неделя», № 42, 1988. С. 12.

[92] Там же.

[93] Там же.

[94] Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1983. Т. 1. С. 297.

[95] Сталин И. Вопросы ленинизма. М., 1953. С. 606—610, 612.

[96] Жуков Г. К. Указ. соч. Т. 1. С. 245—247.

[97] Там же. С. 300—301.

[98] Из записок адмирала флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова //

«Правда», 20 июля 1991 г. С. 4.

[99] Там же.

[100] Там же.

[101] Суходеев В., Соловьев Б. Полководец Сталин. М., 1999. С. 8.

[102] Там же. С. 9.

[103] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 19. С. 115.

[104] Там же. Т. 22. С. 204.

[105] Там же. Т. 13. С. 48.

[106] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. В 9 т. Т. 4. С. 200.

[107] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 494.

[108] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 4. С. 205.

[109] Там же. С. 199.

[110] Там же. Т. 7. С. 176.

[111] Там же. С. 168, 183.

[112] Там же. С. 168.

[113] Там же. С. 162,165.

[114] Там же. Т. 3. С. 219.

[115] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 547.

[116] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 3. С. 222—223.

[117] Там же. Т. 7. С. 38.

[118] Там же. С. 39.

[119] Там же. С. 44.

[120] Там же.

[121] Там же.

[122] Там же.

[123] Там же. С. 41.

[124] Там же. С.187—188.

[125] Там же. С.172.

[126] Там же. С. 44.

[127] Элиот Л., Уилкокс У. Физика М., 1963. С. 242.

[128] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т.4. С. 201.

[129] Там же. Т. 7. С. 164.

[130] Там же. С. 162.

[131] Там же. С. 163.

[132] Там же. Т. 2. С. 42—43.

[133] Там же. Т. 7. С. 163.

[134] Там же. С. 44

[135] Там же. С. 164

[136] Арин О. Россия в стратегическом капкане. М., 1997. С. 41—42.

[137] См.: журнал «ЭКО». 1990, № 6. С. 187.

[138] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 164—165.

[139] Россия и коррупция: кто кого. Совет по внешней и оборонной

политике. Программа «Россия и мир». М., 1999. С. 20—22.

[140] Там же. С. 7—8.

[141] Там же. С. 8.

[142] Там же. С. 6—7.

[143] Там же. С. 6.

[144] Там же. С. 7.

[145] Там же. С. 8—9.

[146] Там же. С. 54.

[147] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 7. С. 218.

[148] Там же. С. 163.

[149] Там же.

[150] Там же. С. 169.

[151] Там же. С. 176.

[152] Там же. С. 184.

[153] Там же. С. 160

[154] Там же. С. 167.

[155] Там же. С. 222.

[156] Там же. С. 40—41.

[157] Там же. С. 159.

[158] Там же. Т. 6. С. 107.

[159] Там же. Т. 7. С. 36, 40—41.

[160] Там же. С. 161.

[161] Там же. С. 159.

[162] Там же. С. 187—188.

[163] Там же. С. 39.

[164] Там же. С. 162.

[165] Там же. С. 153.

[166] Там же. С.156.

[167] Там же. С. 167—168.

[168] Там же. С. 159.

[169] Там же. С. 38.

[170] Там же. С. 60, 618.

[171] Там же. С. 40—41.

[172] Там же. С. 38.

[173] Там же. С. 50, 180.

[174] Там же. С. 51.

[175] Там же. С. 184.

[176] Там же. С. 163.

[177] Там же. С. 39.

[178] Там же. С. 498.

[179] Там же. С. 184.

[180] Политическая экономия. Учебник для высших учебных заведений

/ Медведев В. А., Абалкин Л. И., Ожерельев О. И. и др. М.,

1990. С. 167.

[181] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 7. С. 498.

[182] Там же. С. 495—496.

[183] Там же. С. 35.

[184] Там же. С. 36.

[185] Там же. С. 500.

[186] Там же. С. 40—41.

[187] Там же. Т. 5. С. 505.

[188] Кирсанов В. Н. Краткий курс истории антропогенеза, или

Сущность и происхождение труда, сознания и языка. М., 1999. С. 162.

[189] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 4. С. 199—200.

[190] Там же. Т. 7. С. 501.

[191] Там же. С. 184.

[192] Там же. С. 494.

[193] Там же. Т. 3. С. 112.

[194] Там же. Т. 7. С. 80.

[195] Там же. С. 72.

[196] Там же. С. 50.

[197] Там же. С. 497.

[198] Там же. С. 98.

[199] Там же. С. 38.

[200] Там же. С. 503—504.

[201] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 42.

[202] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 7. С. 497.

[203] Там же. Сноска 25.

[204] Там же. Т. 3. С. 25.

[205] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 47—48.

[206] Там же. С. 46, 47.

[207] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 3. С. 113, 113—114.

[208] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 16.

[209] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 7. С. 38—39.

[210] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 16.

[211] Там же. С. 48.

[212] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 7. С. 499.

[213] См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 48;

Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 7. с. 499.

[214] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 78 С. 206.

[215] Там же. С. 39—40.

[216] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 16.

[217] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 7. С. 472—473.

[218] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 19.

[219] Там же. С. 20—21.

[220] «Труд» от 10 июня 2003 г.

[221] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 2. С. 42—43.

[222] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С. 54.

[223] Экономический словарь-справочник: учеб. пособие для учащихся

/ Моисеев А., Петросян К., Прилепенко Н.; Под. ред.

А. В. Моисеева. М., 1985. С. 211.

[224] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 7. С. 39.

[225] Кирсанов В. Н. Краткий курс истории антропогенеза, или

Сущность и происхождение труда, сознания и языка. М., 1999. С. 150.

[226] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. С. 116—117.

[227] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 7. С. 43.

[228] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 21.

[229] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 9. Ч. 2. С. 165.

[230] «Независимое обозрение», №31(71), сентябрь 2003 г.

[231] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 7. С. 40.

[232] Там же. С. 40.

[233] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 16, 18, 19, 20.

[234] Там же. Т. 26. Ч. III. С. 265.

[235] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 4. С. 214.

[236] Там же. Т. 78 С. 490.

[237] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 47. С. 212—213.

[238] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 2. С. 29.

[239] Там же. Т. 5. С. 146.

[240] Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом. М., 1988. С. III.

[241] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 5. С. 147, 147—148, 148, 149—151.

[242] Там же. Т. 6. С. 218—219.

[243] Там же. Т. 7. С. 662—664.

[244] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 533.

[245] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 6. С. 188.

[246] Там же. Т. 2. С. 20.

[247] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 7.

[248] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 6. С. 289.

[249] Там же. Т. 13. С. 7.

[250] Там же. Т. 3. С. 524.

[251] Философский словарь. Под ред. И. Т. Фролова. М., 1991. С. 312.

[252] Там же.

[253] Там же. С. 400.

[254] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. произ. Т. 2. С. 19.

[255] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 6—7.

[256] Маркс К., Энгельс Ф. Избр. произ. Т. 38 С. 60.

[257] Там же. Т. 5. С. 167—168.

[258] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 263.

[259] Там же. Т. 47. С. 213.

[260] Там же. Т. 26. Ч. III. С. 52.

[261] Рикардо Д. Сочинения. М., 1955. Т. 1. С. 228.

[262] Там же.

[263] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 50.

[264] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 264—265.

Оглавление Предисловие .............................................................................. Часть 1. Мифы нашего времени Детская боязнь «левизны» в коммунизме .............................. Об интеллигенции в целом, о российской интеллигенции в частности ........................................................................ И. Чубайс в «поисках» себя ................................................... Не дадим украсть Победу! .................................................... Открытая лекция в помощь ацюковским и ермиловым .......... Марксизм-ленинизм и теория относительности Эйнштейна ... Не революция, а измена! ...................................................... К вопросу об интеллигенции ................................................. Социалистическая революция: теория и практика смены общественно-экономической формации ............................ Человек: животное, осуществляющее свою жизнедеятельность максимально сознательно — минимально инстинктивно .... Ложь и правда о начале Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. .................................................................... Часть 2. Анализ труда и рабочей силы через призму товара и стоимости 1. Из истории вопроса .......................................................... 2. Рабочая сила ..................................................................... 2.1. Виды рабочей силы ..................................................... 2.2. Стоимость рабочей силы ............................................. 2.2.1. Стоимость так называемой простой и так называемой сложной рабочей силы ............................ 2.2.2. Стоимость дневной рабочей силы ......................... 2.2.3. Стоимость рабочей силы как таковой .................... 2.3. Потребление рабочей силы ......................................... 2.4. Рабочая сила как товар ............................................... 2.4.1. Рабочая сила и товар ............................................ 2.4.2. Рабочая сила и стоимость товара ......................... 2.4.3. Рабочая сила и эквивалентность товаров .............. 2.4.4. Рабочая сила и своеобразие товара ..................... 2.5. Рабочая сила и прибавочная стоимость ...................... 3. Труд .................................................................................. 3.1. Бытие и стоимость труда ............................................ 3.2. Мера стоимости труда ................................................ 3.3. Труд и свободное время .............................................

5 8 55 58 67 71 78 80 85 93 116 131 145 158 158 166 166 171 179 184 189 189 192 193 196 200 204 204 215 249

Виктор Николаевич Кирсанов

НОВЕЙШАЯ ПОЛИТОЛОГИЯ

Редактор П.С.Ульяшов

Художник М.А.Зосимова

Набор и верстка А.А.Кувшинников

Корректор В.А.Симаков

ООО «Алгоритм-Книга»

Лицензия ИД 00368 от 29.10.99, тел.: 929-93-02

Оптовая торговля: Центр политической книги - 733-9789

«Столица-Сервис» - 375-3211,375-2433,375-3673

Мелкооптовая торговля: г.Москва, СК «Олимпийский». Книжный клуб.

Торговое место № 30, 1-й эт. Моб. тел. 8-903-5198541

Сдано в набор 17.07.04. Подписано в печать 17.08.04.

Формат 84x 108/32. Бумага офсетная. Гарнитура Таймс.

Печ. л. 9. Тираж 1000 экз. Заказ № 4161.

Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленных

диапозитивов на ФГУП ордена «Знак Почета»

Смоленская областная типография им. В. И. Смирнова.

214000, г. Смоленск, проспект им. Ю. Гагарина, 2

ISBN 5-9265-0113-Х

іиііііііг;

9 ^|і785926^||501138¹¹